Глава двадцать четвертая. Генерал встречает войну на пороге
И когда рядом рухнет израненный друг,
И над первой потерей ты взвоешь, скорбя.
И когда ты без кожи останешься вдруг,
Оттого, что убили его - не тебя.
Ты поймешь, что узнал, отличил, отыскал,
По оскалу забрал. Это - смерти оскал!
Ложь и зло - погляди, как их лица грубы,
И всегда позади - воронье и гробы.
Вл. Высоцкий
Все шло своим чередом. Космос, гармоничный и бесконечный, продолжал свое, никем не разгаданное, движение во времени и пространстве. Планета Земля, плавно вращаясь, строго соблюдала предписанную скорость 465,1013 метров в секунду. Ускорение свободного падения благонадежно равнялось 9,80665 метрам на секунду в квадрате. И даже подозрительно двуличный свет вел себя достойно, пробегая за одну секунду положенные ему 299 792 458 метров. Разумеется, если в помещении было не слишком накурено.
Ни рядом, ни поодаль, ничего не хрустнуло, не треснуло, не дернуло и не заскрипело. Но в семь минут четвертого часа пополуночи, генерал Край проснулся в ином мире, нежели тот, где он улегся в постель. Не надо объяснять, подсказывать и проводить исторические параллели. Генерал РККА в отставке имел достаточный опыт переживания катастроф. Как матерый серый гризли, Край медленно и глубоко втянул носом ночной воздух. Ветер с севера категорически не пах ни дымом пожаров, ни порохом разрывов. Совершенно не слышалось издалека, словно что-то гремит, или где-то стучит.
Обыденность пыталась оправдаться за произошедшее, но тщетно. Иван Иванович уже знал, что в ближайшее время, его перестанут называть по имени-отчеству, а фамилию станут произносить в самых редких случаях. Почему? Потому, что война. Так было в тридцать шестом, тридцать девятом, сорок первом годах. Так было в июле шестьдесят восьмого. Так будет и в восемьдесят восьмом. Почему – будет? Уже есть.
Стараясь двигаться, как можно тише, генерал умылся и почистил зубы, но решил, что встречать даму, с которой не виделся двадцать лет, следует выбритым до блеска. На цыпочках, Иван Иванович направился в кладовку. Проходя мимо спящего на посту морпеха, он даже затаил дыхание. Пусть еще подремлет, а то, не ровен час, спросонья, начнет садить из автомата, вкруговую, не глядя.
Это генеральская война началась. Война рядового состава пока отстает. Пока.
В подвальной кладовке оказалось столько всего нужного – с ума можно сойти! Современная камуфляжная форма с двумя десятками карманов и клапанов. Кто-то подарил, а кто? Да и шут с ним! Портупея с пустой кобурой. Оружие он держал в кабинете, боезапас в отдельном шкафу. Он огляделся – ну что же еще? Вот оно, самое главное, зачем шел. Опасная бритва. Трофейная, золлингеновская, с близнецами на тусклом лезвии. Чудо, а не вещь! За пыльным портретом, прятался старенький фронтовой сидор – заплечный мешок. Вместе со всем прикладом, в нем притаились двадцать лет мира, уюта и покоя. Как давно отгремела война… Как недавно…
Ремень, зеркало, помазок, чашка, мыльный порошок и плоская фляга для чистого медицинского. Во фронтовых условиях парфюм заменяется спиртом не из скромности, а по соображениям тактической маскировки.
Не нарушая покоя ночи, генерал Край вернулся в кабинет. Зажег настольную лампу, разложил трофеи. Камуфляжный рисунок удивил. Серый, черный, зеленоватый. Вспомнился американский бородач, делавший такие же картины. Почти такие. Пятна-с-лужу, пятна-с-блюдце, пятна-с-ложку. Брызги, подтеки, кляксы грязных тонов. Парня звали Поллок. Обидчивый и упрямый, он в жизни бы не догадался, где найдет применение его сумасшедшая живопись.
Брюки и куртка лежали на кушетке, но даже искушенному глазу казалось, что одежда шевелится и норовит сползти на пол и раствориться, отыскав темноту. Незаметные движения, тайные жесты, ложные направления. Даже прицелиться нельзя толком, все равно хитрый костюм увернется.
Форма пришлась генералу в самый раз. В плечах в свободно, в шагу и того лучше. Когда все пуговицы, кнопки и липучки были мобилизованы, полководец сдался высокому зеркалу в плен. Шикарная спецодежда для убийства людей и животных. Продумана лучше, чем цветной телевизор, сшита крепче, чем тяжелый натовский танк «Леопард».
Чужой мужчина в глубине зеркала симпатии не вызывал, поскольку был беспощаден, проницателен, жесток, холоден и циничен. Иван Иванович заставил свое лицо улыбнуться. В ответ глянула снисходительная ухмылка оккупанта.
Последним штрихом были, входившие в комплект, солнцезащитные очки «авиатор» на тонкой позолоченной оправе. Вещь впитала в себя весь принцип безоговорочного превосходства, и генерал нисколько бы не удивился, получив пулеметную очередь от не вполне проснувшегося бойца.
-- Н-да… Красавец! Кумир парижских субреток и голливудских старлеток. Брутальнее самого Марка Юния Брута. Ангел яростного возмездия. Порождение бесконечной войны миров. Иван Иванович Кригер. Человек войны, -- генерал попытался подбросить в текст самоиронии. Не прижилась. И форма из «Звездных войн» тоже не прижилась. Генерал расположил ее на вешалке и водворил обратно в шкаф. Война – не праздник, а работа. Тужурка с полевыми погонами и привычные галифе. Для прохладного климата – ватные штаны и романовский полушубок. Прямо, как в Спарте – в нем или на нем.
Светало. Боевые действия следует начинать с красивой победы, хотя бы маленькой, но все же – победы. Поразмыслив, генерал решил побриться на открытом видном месте, демонстрируя и своим, и чужим, бесстрашие, а также недюжинное чувство армейского юмора. Преувеличением было бы назвать бритье победой, но…
Мушкетеры отобедали, с бургундским, на бастионе Сен-Жерве? Молодцы! У нас будет свой бастион. Тактическая военно-полевая цирюльня, явит миру чудеса храбрости на крыльце виллы Михоэльс. До начала звонков по ВЧ, приказов, докладов, срочных мер, тихой паники, диверсий и порванных проводов, оставалось минут шестьдесят-семьдесят.Ровно столько, сколько надо.
Утро было таким свежим, холодным и чистым, что ломило зубы, как от родниковой воды высоко в горах.
Генерал поставил зеркало, приладил ремень и стал править бритву. Выверенной годами траекторией, кусочек немецкой стали двигался попеременно, то вверх, то вниз, то к себе, то от себя. Ситуация живо напомнила Ивану Ивановичу предвоенные выступления в цирке Чинизелли. По законам жанра, должно что-то исчезнуть – бритва, ремень, фокусник, вилла Михоэльса, Кенигсберг, планета Земля. Задача военачальника противоречила магии – ничего не должно пропасть.
— Вот и зритель пожаловал, да еще какой зритель! – с удовольствием улыбнулся коннетабль Ингрии и Карелии, когда на крыльце появилась встревоженная Анастасия, -- почувствовала старухину топотню?
-- Да, почувствовала… не пойму, что… но почувствовала… -- Настя зевала и жмурилась на утреннее солнце, как разбуженная шумными детьми кошка.
Двадцатилетним эхом прозвучал вопрос:
– Дедушка, это такая война?
– Она и есть, проклятая. Я ее ни с чем не спутаю! И очень похоже, что мы снова ни на столечко не представляем, как ее воевать, – генерал разглядывал другие времена, прищурившись, как Клинт Иствуд.
-- Мы не готовы к войне?
-- Мы готовы к войне. Мы не готовы к победе. Можем еще раз победить в Снежной. Причем гораздо изящнее и экономнее, чем в первый раз. Но одинаковых событий в этом мире не происходит, а уж войн и подавно.
Иван Иванович попробовал остроту лезвия. Она пугала.
-- Какой будет новая война знает, только тот, кто ее начал? – Настя приуныла.
-- Ошибаешься, дорогой мой эксперт! – генерал насыпал в чашку мыльного порошка, -- если бы так и было, то черные фигуры не выиграли бы ни одной партии. Наша задача – разгадать замысел врага, потом спланировать и организовать контрудар.
-- Дедушка, а почему мы опять черными играем?
-- Потому, что мы силы добра и воины света. Для нас, напасть первыми, все равно, как перейти на сторону врага. Усвоила, лейтенант-эксперт?
-- Усвоила, дедушка-генерал! Давай, я тебе кипятку принесу!
-- Неси, внучка!
Анастасия вернулась с кипящим чайником, посудой и пачкой чая со слоном на этикетке. Пока диктатор колдовал, взбивая пышную шапку пены, она заварила крепкого прямо в пиалах. Генерал наслаждался минутами покоя, не торопясь и тщательно выбривая левую щеку. Переходя на правую, он заметил рыжего кота Злотого, сидевшего рядом с Настей.
-- Пан Злотый, вы готовы, во имя добра, послужить человечеству?
-- В это утрррро – как никогда, -- мурлыкнул кот.
-- Мне нужно десять-двенадцать крысобойных команд. В команде пятьдесят бойцов. Лучших бойцов. Хвостатых убийц. Гарантирую – домой вернутся не все. Но выжившим будет, что рассказать котятам своих котят. Условие одно – не болеть от корабельной качки. Штормов будет много, крыс еще больше. Все понятно?
-- Смерть крысам! – мяукнул Злотый.
-- Да будут длинными ваши хвосты! Можете начинать. О выполнении докладывать лично мне, по мере готовности бригад, – генерал отдал приказ, работая над подбородком. Еще несколько штрихов. Художник, пожалуй, назвал бы их лессировками, – и шедевр был завершен. Используя полотенце и кипяток, Иван Иванович сделал компресс на пять минут. Он хотел на десять, но мирных минут осталось только пять.
С северной стороны, раздался нарастающий вой, механической природы. Через мгновение, гоночный скутер Госпожи, сбив по пути готическую башенку, тяжело плюхнулся на лужайку перед домом. Шасси не вышло. Корабль приземлился на брюхо, пропахал газон, замер и грузно перевалился на бок. Из-под колпака потек тяжелый едкий дым, а моторы грохотали отчаянно и неравномерно, как сердце при инфаркте. Генерал сделал глоток уважения чаю и рукам, его заварившим, вытер губы полотенцем и подал командный голос.
-- Р-р-р-рота, па-а-а-адыё-о-о-о-м!!! Боевая тревога! В ружье! Оцепить летательный аппарат!
Дом задрожал от тяжелой
