–Во имя тьмы, мрака, обиталищ смердящей бездны, глубин преисподней, пощади меня! – Балор перешёл на откровенные рыдания, вызвав у Распорядителя откровенный ступор, который смутно помнил, что рыдать монстрам вообще-то не положено. Во всяком случае, в его подразделении, включавшем в себя пять отделов: Отдел Скрипучих Монстров, Отдел Шкафных Монстров, Отдел Монстров Ванной Комнаты, Отдел Монстров Тени и, конечно, тяжеловесов – Отдел Подкроватных Монстров. И никто не рыдал из них на его глубокой и тяжёлой многовековой памяти!
А Балор посмел…
И Распорядителю очень хотелось дать за это Балору по рогам или по одному из трёх глаз его, или хотя бы – по когтистым его палочкам-ручкам, но с другой стороны, правда есть и среди отделов мрака, и Распорядитель прекрасно знал, что причина этих слёз весьма и весьма уважительна.
Сегодня Распорядитель должен был, как и всегда, на протяжении веков, вручить очередному монстру досье на ребёнка, передать его дело, отдать на испуг очередному монстру. Так было положено, положено было монстрам являться к детям, пугать их, чтобы таким образом воспитывать из их слабости умение бороться со страхом. Эта программа была запущена слишком давно, чтобы вспомнить автора этой идеи, но она не изжила себя, и Распорядители регулярно получали финансирование на свои отделы, которых было, скажем честно, весьма в избытке.
Первые отделы встречали детей в самом начале пути. Дети не могли сформировать свои страхи, но отчаянно рыдали, порою без видимой для родителей причины, учась справляться с бесприютом этого мира. Потом, по мере взросления, Распорядители сменялись и приходили к растущим детям монстры из отдела Подкроватных или Шкафные, уча справляться и бороться со страхами. Затем было сложнее и сложнее – количество отделов и распорядителей разрасталось по мере жизни человеческого существа – появлялись Монстры из Отдела Неразделённой Любви или Монстры из Отдела Страх Перед Посещением Официального Учреждения, или же – монстры из Отдела Ненаписания…
И где-то в этом вареве отделов жил человечек, не подозревая, что его ведут Распорядители и монстры, учат его бороться с препятствиями, посылая ему своих коллег из Отдела Болезней или Отдела Потери, и так до тех пор, пока человечек живёт и живёт. Но чем ближе к концу, тем меньше страхов, всё возвращается к несформированности и разобранности сознания, где в минуту озарения мелькают два призрака: Смерть и Одиночество – самые лютые монстры, не принадлежащие никакому Распорядителю и Отделу.
И всё работало как часы! И каждый знал, чем ему заняться и получал досье на ребёнка или взрослого, и работал, ввергал его в страхи и ставил ему препятствия, чтобы человечек учился и взрослел, преодолевал и расставлял приоритеты, а тут – здрасьте вам – на самом простом участке работы монстр по имени Балор изволит лить слёзки!
–А работать кто будет? – огрызнулся Распорядитель собственным мыслям – ему самому не хотелось посылать Балора, потому что тот был всего лишь монстром, а вот ребёнок, к которому его должны были послать, был настоящим чудовищем!
Генри Уинслоу – восьмилетний мальчик из Лидса, и вправду был чудовищем! А как иначе объяснить то, что предыдущего своего Подкроватного Монстра он довёл до депрессии? А то, что он довёл монстра из Шкафа до нервного тика? Как? Вот и Распорядитель хотел бы знать как! Но первый молчал и отвечал что вся жизнь – ничто и тлен, а второй нервно хихикал и постоянно изображал лапками-крючьями открывание и закрывание дверей.
Мальчик оказался не из пугливых, но это ещё ничего. А вот то, что мальчик оказался ещё из садистов…
Давно пора было передавать его досье Распорядителю Отдела Школьных Страхов, а они ещё не могли закрыть свою графу отчёта, и хотя бы раз до одури напугать и помочь преодолеть страхи этого ребёнка! Позорище!
–Не отдавайте меня ему! – умолял Балор, – я буду хорошим. Или плохим. Я вымою все полы в Канцелярии!
–Дело есть дело! – Распорядитель был в трудном положении. С одной стороны, каждый ребёнок должен был получить соответствующую отметку, а с другой – монстра-то тоже было жаль, казённые они, монстры-то! Он ещё за предыдущих двух не отписался до конца.
–Ну так давайте мы просто поставим метку о том, что наш этап пройден? Давайте? – Балор попытался скривить свои уродливые острые зубы в заискивающей улыбке. – А?
–Солгать в отчёте? – Распорядитель задохнулся от гнева, хотя с опозданием и подумал, что ему надо было самому до этого додуматься, ведь если додумался бы он, то тогда это действительно можно было сделать, а так Балор будет в курсе, а знают двое – знает и вся тьма!
«Идиот я, идиот!» – подумал Распорядитель, но внешне остался твёрд:
–Отчёт – это священная форма жизни! Ты не имеешь права предлагать мне подлог. Вместо этого ознакомился бы лучше с досье!
–А если не полы, а окна помою? – пискнул Балор, который уже чувствовал, что Генри Уинслоу стремительно становится его головной болью.
–Помой, – согласился Распорядитель, – но Уинслоу всё равно останется твоим делом. Тряпка в бездне, швабра на кухне!
Балор обречённо уронил рога на стол и захныкал горько и отчаянно.
***
У Генри Уинслоу было очень хорошее чутьё. Едва он вошёл в свою комнату, небрежно швырнув рюкзак в дальний угол, как понял – он снова не один! От радости, что день становится всё лучше и лучше, у Генри даже руки задрожали – как обожал он всех подкроватных и шкафных монстров! Они – такие сильные и крутые, такие шипастые и когтистые были лишь в его компании и были лишь его друзьями и совершенно напрасно родители и учителя не верили ему! Они столького лишались!
Генри осторожненько заглянул в шкаф и никого не обнаружил. Что ж, это даже к лучшему – в прошлый раз Генри откровенно устал каждые тридцать секунд заглядывать в шкаф, кричать «ку-ку» и закрывать, доводя монстра, прячущегося там, до нервного срыва.
Тогда где?
Он оглядел комнату. Под столом? Едва ли. Там такой бардак из сваленных игрушек и тетрадей, оставленных с прошлого года, что ни один монстр не выживет, а живенько помрёт! На шкафу? Ну… обидно, если так, ведь Генри даже не видит чего там есть! Под кроватью? Скорее всего, но что же – они повторяются?
Впрочем, ему-то что?
Кровать его, монстры под кроватью его не пугают, мама вернётся от миссис Данольд ещё нескоро, значит…
***
Балору показалось, что на него падает небо. Если бы он не знал, к кому его отправили, он бы, конечно, отреагировал бы спокойно и мирно, но Генри Уинслоу был злом для них, поэтому нервы не выдержали, и монстр зашипел и запаниковал, когда на него обрушилось небо. Хотя, назвать небом пружинное полотно кровати, заходившее над его рогатой головой, было бы слишком странно.
И всё же…это было небом! И оно качалось над ним, пригибалось к самой его морде и отпрыгивало вверх, и снова гнулось, а что делать? Генри Уинслоу очень любил прыгать на кровати!
***
Генри Уинслоу перестал прыгать не потому что устал, а потому что ему надо было поберечь силы для грядущей борьбы. Ну ещё и потому что к скрипу кровати стал примешиваться жалобный скрип зубов монстра…
Генри прыгнул в последний раз, затем легко свесил голову с кровати и проорал совершенно немузыкально:
–Ваши дома они сносят, так встаньте сейчас же, встаньте сейчас же,
Ваши дома они сносят, так встаньте, сейчас же встаньте!
Балор смутно помнил, что где-то лет десять назад эта песня была популярна, но он в упор не помнил среди кого – от прыжков мальчишки и скрипа пружин у него разболелась голова.
Но он не встал.
–Встаньте! – орал Генри и, лихо стянув с ноги ботинок, швырнул его под кровать.
Балор обиделся – ботинками его давно не гоняли. Тем более такими грязными.
«И как я должен работать в таких условиях?» – подумал он с возмущением. В его голове уже складывались строки иска к Распорядителю.
На самом деле Балор рассчитывал на ночь. Ночью дети уязвимы – он это знал хорошо, а значит, если достаточно убедительно заскрежетать ночью, если провести когтистой пятёрней по его лицу, так, чтобы чуть-чуть разбудить, то можно, да, определённо можно получить, наконец, драгоценную отметку о том, что этот негодяй напугался. А про то, что он страх свой победил отметку уже сейчас можно ставить, с приложением служебных записок о состоянии предыдущих посланцев.
На помощь Балору, сама того не зная, пришла мать Генри, вернулась всё же от миссис Данольда:
–Генри! Ты обедал? Идём мыть руки!
Генри с победоносным криком рванул в ванную, Балор выдохнул и поблагодарил мысленно эту женщину, впрочем, тут же мнение его изменилось, он задумался: а кто, собственно, воспитал этого негодяя таким счастливым и бесстрашным?
***
–Покажись! – требовал Генри. Теперь он сидел прямо перед кроватью и кидал под кровать по конфете. Кидал, надо сказать, больно. Но Балор решил, что всё равно не поведётся на ловушку мальчишки – с него уже хватило, показался!
И ведь расстарался-то, как для родного, рога ощетинил, глаза красным сверкнули, когти-ручки сверкнули сталью, пополз он из-под кровати по-змеиному, шипя, извиваясь, а этот его клюшкой! Да по голове.
И смеётся стоит.
Ну Балор ничего, не сразу обиделся. И виду не подал что ему больно, стал распрямляться, а он, если захочет, очень длинный, рогами потолок легко задеть может, а люстру так и вовсе снести. Стал Балор распрямляться, шипя, ощетинившись…
А этот Генри стоит, рот разинул, клюшку в сторону бросил и смотрит! Дурак-дураком, негодяй такой! Балор перед ним во всей красе, голову свисает с потолка, рот раскрыл, острые зубы сверкают, язык серый двоится, удлиняется, к лицу ребенка тянется, а тот возьми и испорть малину:
–Какой ты, – говорит, – красивый! А чего монстром работаешь?
Балор от огорчения позорно опять пополз под кровать, ящеркой нырнул и забился в угол. Ну его! Всё соль на рану сыплет, чудовище! Не объяснишь же ему, что монстром родиться – это значит появиться казённой мыслью в Канцелярии, получить номер и попасть под инвентаризацию с самого первого дня жизни! А дальше куда швырнут. А там обучалка быстрая – выдадут методичку и краткий словарь, сиди, корпи. А всё опытным путем.
Ну, Балор не ныл, карьеру строил. А тут какой-то мальчонка стоит, рот разинул да ещё и издевается – чего, мол, в монстры пошёл?
–Ну покажись! – требовал теперь Генри и кидал конфеты под кровать, – ну ты что, слабак? Эй! Ты что, обиделся?
–Отвали, мальчик, – посоветовал Балор, – а то я тебя сожру.
Генри задумался. Зубы у монстра были острыми, но какими-то сероватыми.
–А ты не подавишься? – спросил он. – И потом…тебе можно такое есть?
–Мальчик, закрой пасть, – Балор сложил голову на рога и тихонько отвернулся к стене. Лежать на полу было холодно, но теперь он упрямо не желал шевелиться, рассудив, что если надо, то он гордо так и сдохнет, прямо тут.
–Ешь конфеты! – посоветовал Генри. – Мне всегда хочется есть конфеты, когда мне грустно.
–Я слишком взрослый для конфет, – ответил Балор. Голос его скрипел с непривычки, но он и не пытался скрыть этого скрипа. Этот небоящийся странный ребенок пугал его больше, чем подступающий к самому Балору монстр Одиночества.
–Хочешь печенье? – спросил Генри. Отставать он не умел и это ни разу не было ему плюсом.
–Не хочу. Оставь меня, мальчик, ты меня
