Дом на улице Ланжер

Для всех умерших душ в этом городе существовало лишь одно место, куда они могли отправиться – это дом номер 7/12 на улице Ланжер. И неважно было что при жизни все эти души имели совершенно разные тела  и убеждения, что прежде не замечали улицу Ланжер или же, напротив, искали её строгой древней красоты, любовались витринами небольших магазинов, устроенных тут не для людей, а для туристов…
Всё это было неважно. Смерть в этом городе означала однозначное сходство всех душ – прибытие души в одну точку – в дом номер 7/12 на улице Ланжер.
Во-первых, это было от того, что город был мал и тих, и если бы не было в нём туристов, он, пожалуй, задохнулся бы вовсе, остался бы незамеченным. Но город был древним, город пропитался историей и многие века и события отражались в стенах его зданий. Но город был мал, и это означало, что место для мёртвых душ, место их схода в новое состояние могло быть только в одном месте и это вопрос к высшим силам: какой умник догадался строить дом на месте этого схода мёртвых? Впрочем, такое бывает с малыми городами – земли мало, потребностей вдруг больше, и нужно куда-то деться. А то что при строительстве и принятии дома тебя не покидает ощущение чьего-то присутствия и даже будто бы взгляда, так то от глубокой историчности самой улицы, на это и списано!
Во-вторых, в этом доме обитало человеческое сострадание к умершим, призвавшее в свой долг необходимость провести каждую душу самым достойным образом, и…
Впрочем, обо всём понемногу!
***
–Мама, оно дышит! – Алэйн смотрела с ужасом. Конечно, не будь сейчас мамы рядом, она бы забилась куда-нибудь в дальний угол и закрыла бы лицо руками, лишь бы не видеть страшно шевелящийся кусок стены…
Регина глянула лишь мельком. Более долгий взгляд показал бы что Алэйн права, а она не хотела пугать дочь раньше времени суровой правдой о своём долге, о милосердии и о тех тенях, что приходят в их дом, чтобы пройти через него в ничто.
Она знала – Алэйн наделена такой же чуткостью к миру, как и сама Регина. Знала и не хотела отравлять её жизнь сейчас всей правдой. У неё впереди ещё много лет, она успеет сделать своё, сделать нужное, а сейчас – нет, рано, пусть побудет ребёнком.
–Где, детка? – преувеличенно весело спросила Регина.
–Мама, дом дышит! – Алэйн указала рукой на стену. На счастье Регины стена перестала ходить ходуном, успокоилась почти до конца и лишь едва заметно подёргивалась, видно, умершая душа перестала паниковать и понемногу стала смиряться. Что ж, это к лучшему.
Регина усмехнулась, как только взрослый может усмехнуться фантазиям своего ребёнка, хотя Регина знала, что это не фантазии. Просто так было лучше. Может быть лучше Алэйн, а может быть и самой Регине, избавленной от необходимости объяснять тяготы этого мира, которые и сама с трудом осознавала? Она старалась об этом не думать.
–Какая ты у меня умница! – вместо правды веселый смех и поцелуй в лоб. – Знаешь, я вспомнила, что у меня для тебя есть мороженое. Будешь взрослой девочкой и сама  возьмешь его?
Алэйн попыталась обидеться на недоверие, но мороженое пересилило. Она кивнула, и ещё раз глянув на нехорошую стену, метнулась на кухню.
Регина быстро закрыла дверь, позволила себе миг слабости, помедлила, наконец взяла себя в руки и обернулась к стене:
–Выходите, – велела она, – выходите, я вам помогу. Я знаю, что вы есть. Я всегда знаю.
Стена колыхнулась, по ней волной пошло движение, но всё же душа появилась из стены, видимо сообразив, что для притворства нет времени. Регина кивнула – она не любила, когда души начинали отпираться и прятаться от неё, однажды ей пришлось полдня провести в комнате, рассказывая о других, что неизбежно приходят сюда.
Потому что мёртвым в этом городе больше некуда деться.
–Вы сейчас напуганы, но это нормальное состояние. Поверьте мне! – Регина перешла на мягкий тон, но вплела в него непоколебимость. Она за годы жизни здесь поняла, что говорить надо короткими фразами – это парализует. И ещё – нельзя начинать жалеть и плакать, ведь если погрязнуть в жалости, помощь она не сможет оказать.
Душа слепо и недоумевающее смотрела на неё. Она была, как и все до неё – сероватая, местами почти прозрачная, где-то ещё более плотная. Лицо удалось разглядеть – оно хранило ещё запечатление тела на себе и черты живой плоти. Молодой...
Регина запретила себе думать о том как и кто умер. Для неё это был факт – умер. Всё, далее ничего, только её долг.
–Вы умерли. Вы помните это? Вы слышите меня? Понимаете?
Самое важное установить контакт. Регина никогда не была особенно общительной, не нуждалась она ни в близких подругах, ни в шумных историях – ей всегда по душе был домашний покой и уют. Наверное, именно поэтому её и выбрали…
Регина не задумывалась о том, кто её выбрал, потому что не желала навесить на себя поверх долга ещё и гордыню. Просто смирилась с фактом – её выбрали, выбрали для службы.
А она ещё удивлялась  от чего дом почти в центре города, на древней улице Ланжер стоил так дёшево и продавался так долго! Воистину, неисповедимы пути Его!
–Вы слышите меня? – контакт должен был состояться. Регина понимала это и не отступала.
Душа, наконец, медленно кивнула.
–Вы умерли, – повторила Регина. – Вы можете не помнить этого, но это так. Случилось то, что случилось, и на всё воля…
–Мама, ты хочешь мороженое?
Алэйн! Как же ты невовремя, золотце!
Регина е ответила. Она знала – отвлекаться нельзя. Она объясниться с дочерью позже. Жаль только, что душа тоже услышала. Взметнула голову, оглядела, словно видела (а может и видела?) стены, впилась слепыми глазами в дверь.
–Нет, послушайте, вам туда, – Регина указала на неприметную дверь. Для всех, кто имел счастье видеть только этот мир, там была кладовка. Обычная кладовка, в которую отправляется всё то, что ещё жаль выбрасывать. Для Регины это было совсем иначе.
Она никогда не забудет как в первый раз встретила мёртвую душу. Это был старик. Она спала, а он разбудил её хриплым кашлем. Регина жила тогда одна и думала, что расстанется с сердцем, услышав хриплый кашель, сползающий в ночи со стены. Но чёрт с кашлем! А вот когда из стены вышла тень старика…
–Sub tuum praesidium confugimus, – Регина попыталась сохранить разум и, путаясь в собственном одеяле, поползла на край постели, подальше от страшной стены, от старика, которого весьма напрасно выхватил лунный свет. Но разум отказался подчиниться ей и сплести простенькую молитву или крик. Она охрипла, голос предал её.
–Напугал? – старик не мог не заметить её испуга и счёл за благо заговорить с нею, – простите дурака. Я всё ждал ночи, но не сложилось. Кашель вот… я сейчас уйду.
И он бесплотной тенью двинулся к неприметной кладовке и просочился сквозь дверь. Когда Регина осмелела и, вооружившись здравым смыслом и лампой, героически швырнула дверь, его, конечно, уже не было. Ничего не было, только старый, укоряющий хлам.
Много их, конечно, тут прошло. Даром, что город мал – здесь закатывалась жизнь, здесь встречали старость, доживали дни. Молодёжь вырывалась отсюда, а Регина не в счёт – она искала покоя и тишины. И пути привели её сюда – в небольшой, славный для заядлых туристов, но всё ещё тихий город.
Много их здесь прошло, и большая часть сама знала, что делать и куда идти. Одни не смотрели на неё, другие поглядывали или даже скалились. Третьи махали рукой, понимая, что она их видит.
–Того хочет Он! – решила Регина и осталась. Такое соседство не беспокоило её. Они все были безобидны, а уж после того, как одна душа металась по дому, вползала в стены и искала спасения, явно не зная, что делать дальше и Регине пришлось ей показать дверь – это стало и долгом.
Теперь она чувствовала ответственность перед мёртвыми.
–Вам туда, – повторила Регина и указала на нужную дверь.
Душа проследила за рукой, но не двинулась.
–Вас там ждут. Ступайте. Вы больше не живы! – Регина не давала шанса на надежду. Не она забирала жизнь, не она и решила о двери, так что не её уговаривать им надо.
–Мама? – Алэйн не унималась. Как напрасно. Но её голос стал ближе.
–Идите! – велела Регина, заметив, что душа переместилась, вот только не к заветной двери, а к закрытой. – Вам не туда. Вы умерли, мне жаль, но вы умерли! идите туда, куда следует!
На её памяти бывало упрямство, и бывали уговоры, бывал гнев, но эта душа была странной. От неё веяло угрозой, хотя какая угроза могла идти от мёртвой?
–Мам? – Алэйн стала совсем близко. Теперь она была за дверью и душа явно учуяла это. Регине это не понравилось:
–Слушайте, вам тут не место. Отойдите от той двери и ступайте в нужную!
Много позже, годы спустя, находясь на приёме у своего психотерапевта, Алэйн, уже взрослая, конечно, вспомнит этот день. Она скажет, что её мать в принципе была всегда странноватой, что таилась  от общества, что часто запиралась в комнате, беседовала с пустотой, но это было ничего, Алэйн и не думала что что-то не так, до этого самого дня.
–Мама швырнула в меня лампу, – объяснила Алэйн. – Она предложила мне мороженое, я пошла за ним, а она, как обычно заперлась. Я взяла, конечно, и увидела, что оно с шоколадом. А мама всегда любила шоколадное мороженое. И я решила поделиться. Она не ответила, я думала, она не слышит, пошла к ней, она вдруг распахнула дверь и швырнула в меня лампу. И тогда я в первый раз подумала, что с моей мамой что-то не так.
Но это будет после. А сейчас Регине оставалось смотреть на то, как нахальная душа вползает в дверь, сливается с нею, явно желая просочиться и уйти от своей, нужной двери, обратно в мир живых людей.
Страх заменил всё. Весь разум, всю осторожность. Регина поняла, что сейчас может случиться что-то очень нехорошее, безотчетно поняла, и в ужасе, представляя, что за дверью стоит её дочь, она совершила то единственное, на что хватило мгновения и силы. Первый попавшийся предмет, решительный рывок дверью, бросок…
Не в Алэйн, разумеется! А в то, что шевельнулось в стене позади, хищно наблюдая за нею. Тень метнулась напугано, дышащей волной прошла по стене, по самому равнодушному кирпичу, зато в нужном направлении. Видимо, отрезвилась.
И Регина обернулась к напуганной, залившейся рыданиями дочери.
–Там был паук…паук, – попыталась объяснить Регина, но страх едва отпускал её саму. Она была неубедительна, а дети чувствуют, когда взрослый сам себе не верит.
Алэйн и не поверила.  Тогда и началось её медленное отчуждение от матери. Регина всё тянула и тянула с перекладыванием долга, а Алэйн всё реже видела «дыхание» стен, по которым скользили мёртвые души.
Нет, она видела их краем глаза, тенью сознания, но научилась не замечать. Зато не замечать странного поведения матери она не могла. Пропасть ширилась, стена из непонимания крепла. Алэйн верила – её мать сумасшедшая, Регина верила в то, что Алэйн ещё мала для правды. И эта вера разделяла их всё отчётливее.
Алэйн старалась не попадаться на глаза матери лишний раз, Регина старалась тянуться к её обществу. Алэйн не любила странных разговоров, а Регина пыталась выйти на какие-то намёки…
–Помнишь, ты говорила, что стены дышат? – как-то спросила она.
Алэйн, недовольная тем, что её подготовку к экзаменам прервали глупым разговором, всё же ответила, следуя самостоятельно выведенной привычке: не отказывать матери в разговоре, мало ли как