- Разворачивай! - громким голосом приказал Алексей водителю. - На базарную площадь едем, а там к станции... Ну, быстро, приказываю!
- Что вы задумали, Алексей Кузьмич? - водитель повернул к нему голову.
- Твоя задача не разговаривать, а выполнять приказ, понятно?! - Алексей сверкал злыми глазами, он в полуоборота глянул на охранника и ошпарил взглядом Георга.
Вознесенский всю дорогу сидел с опущенной вниз головой. Ему было всё-равно каким путём его довезут до ревтрибунала, он не догадывался о планах Алексея, ему не за чем было о них знать. Всё его существо кричало о несуразности и нелепости дальнейшего существования. И почему ему не дали расстрел? И вот этот пробел в таком несправедливом решении захотел исправить Днестров.
Как только въехали в лесополосу, что тянется на три версты от Ровенок до Шохино, Алексей приказал остановить на дороге, засыпанную первой зимней снежной крупой, машину. Он вылез с переднего сиденья, подошёл к охраннику, выхватил у него винтовку с прилаженным к ней штыком и приказал Георгу:
- Выходи!
Охранник и водитель выскочили из машины вслед за ним.
- Что вы делаете, так не положено! - взвизгнул солдат охранения.
- Молчи и сядь обратно... И ты, куда сорвался? - Алексей пихнул водителя обратно на сиденье. - Сели и замолчали, понятно?! Всё остальное я беру на себя... Всё, умолкли! - он грозно оглянулся на обоих, и ткнул Георга в спину штыком.
Охранник с водителем переглянулись, но им пришлось подчиниться, потому как они знали, что чекистам даны большие полномочия от реввоенсовета и не повиноваться Днестрову было чревато последствиями, тем более, что многим был известен его крутой нрав.
(В роли Георга актёр Михаил Голубович).
Он вёл Георга подальше от дороги, вот уже и машина скрылась за облетевшими чёрными стволами деревьев. Обветшалые листья шуршали под ногами на подмёрзшей земле под тёмным ноябрьским небом. Оно надвинулось серой тенью и опустилось низко над макушками сосен и берёз, такой же плотной и нескончаемой тенью была сейчас покрыта душа Алексея. Георг шёл по замёрзшим кочкам не оборачиваясь, сцепив руки за спиной. Он был одет в длинную шинель, расстёгнутую сейчас с болтавшимися по ветру полами с непокрытой головой, сильно заросший многодневной щетиной. Наконец он обернулся и кинул быстрый взгляд на Алексея:
- Ну, хватит душу-то тянуть, раз решил - то стреляй уже! - он остановился и поднял голову к хмурому небу.
И тут Днестрова сорвало и понесло во всю прыть его словесных излияний:
- Стреляй, говоришь? - он подскочил к Георгу и толкнул его со всего размаха на землю, тот откатился на узенькую тропку, упал вниз лицом и согнул ноги в коленях. - Падла, мерзкий ублюдок!.. Стреляй, говоришь?! А ты эту пулю-то заслужи сперва... Сжечь тебя, Иуду нужно было вместе с твоими дружками в срубе, как в старину колдунов!.. Сжечь, а прах по ветру развеять!
Алексей подскочил и стал пинать ногами лежавшего Георга, тот не сопротивлялся, даже не поднял головы, а покорно лежал под ударами Днестрова, который во время опомнился. Он подхватил поручика под локоть и поднял с земли:
- Иди, иди вперёд, Иуда!.. Сейчас узнаешь, где поселишься! - он толкал Георга штыком в спину, а сам обливаясь потом, вспоминал его пронзительный мальчишеский крик, который стоял в ушах и никуда не уходил. - Стой!
Днестров остановился у высокого дубового пня. Как ему хотелось сейчас же расписать этого поручика, как он об этом мечтал все эти долгие месяцы его поисков и вот наконец-то, такой случай ему представился, но что-то держало за руки, что-то не давало осуществить задуманное... Что?! Днестров злился на себя и чертыхался, вот он уже взвёл курок и прицелился, но... глаза матери выплыли из этой хмарной, туманной бездны и он осел на пригорок из опавших листьев рядом с рыхлой кучкой примятого и полурастаявшего первого снега. Он протянул ноги на тропу и упал навзничь, уронив из рук винтовку. Алексей выл и кричал на весь лес, его трясло и лихорадило. Георг при этом стоял на месте и обезумевшими глазами наблюдал эту картину.
- Ах!.. Разорву тебя на куски, и мне будет этого мало! - Алексей бился в истерике, а глаза матери всюду преследовали его, не давая опомниться и свободно вздохнуть. - Мерзавец, падаль! - он стучал кулаками по мёрзлой земле и в припадке ярости несколько раз ударился головой о ствол берёзы.
Но вскоре его порывы стали затихать, он поднял голову и уже осознанно взглянул на сидевшего на высоком пне Георга. Поручик закрывал уши ладонями и молча крутил головой. Алексей вскочил, спихнул его с этого пня на землю, встал над ним, снова взвёл курок и... опустил ружьё дулом вниз.
- Пошли! - твёрдым голосом приказал он, и схватил поручика за шкирку.
Так они и шли через весь лес к станции Шохино, а потом к дому Алексея у всех на виду. Прохожие отскакивали от них, не понимая всей сути происходящего, косились на ружьё в руках у Алексея на человека в шинели, которого волок за шкирку Днестров. Вот и его маленькая избушка, Алексей впихнул поручика на ступеньки крыльца...
Дома была мать, она вскрикнула, когда сын затаскивал к ней в комнатку через коридор этого высокого военного. Алексей швырнул Георга к ногам своей матери с криком:
- Вот, благодари эту женщину, за то, что я в тебя не стал стрелять... Благодари, Иуда, целуй ей руки - это мать твоя! Родная твоя мать!
Полина Леонидовна опустила глаза на стоявшего на коленях своего старшего сына, подошла ближе, взяла в ладони его лицо:
- Дай-ка погляжу на тебя, сынок! - она без слёз с улыбкой на лице внимательно его рассматривала.
- Как?! Что?! - Георг сидел пришибленный, не смея подняться с пола - Кто моя мать? - он умоляюще посмотрел на Алексея. - Как? Этого не может быть?
- В нашей жизни всё может быть!.. Мама, расскажи ему всю правду.
Алексей сидел в кабинете Жукова, рядом стояла секретарша финансиста Родионова, которая принесла Вениамину Сергеевичу бумаги на подпись. Когда она вышла Жуков прошёлся по кабинету и опустился на стул рядом с Алексеем.
- Как ты мог так поступить, Алексей, не задумываясь о последствиях, как ты мог? Ты, чекист с холодной головой?
- И горячим сердцем, - добавил Днестров.
- Вот именно, очень горячим!.. Спасибо, что хоть его не расстрелял, а довёз всё-таки в целости по назначению. Твоё отсутствие на дороге в несколько часов уже отметили в отчёте водитель и охранник, это трибунал, Алексей, слышишь? Тебе смешно? А мне отвечать за твой необдуманный поступок придётся... Что молчишь-то? Свои семейные разборки никак не устаканишь?
- В ваших устах это звучит не убедительно, совсем! - Днестров поднял на Жукова глаза и ухмыльнулся. - Дал я ему там в лесу пару раз под зад, и что?! Нельзя по праву брата?!
- Как?! - Жуков поднялся из-за стола и в изумлении уставился на Днестрова.
Когда рассказ был закончен, а формальности улажены, Жуков произнёс:
- Ты же понимаешь, что после такого твоего поступка я не могу тебя допустить до работы, без разбора дела на коллегии ЧК?
- И не надо!.. Я понимаю, что больше для такой серьёзной работы не гожусь со своими нервами. Всё, это конец, я пишу вам отказ от должности и не надо никаких разбирательств и нервотрёпки ни вам, ни мне, - Алексей подвинул к себе папку с бумагами, вытащил из неё лист и пересел ближе к лампе.
- Куда же ты пойдёшь?
- В Каменку за своим сыном, а потом видно будет, мать не прогонит, а мне сейчас надо что-нибудь поспокойнее. Не могу так больше, нервы не выдерживают, - последнюю фразу он произнёс с надрывом на полукрике.
- Ты хорошо подумал? А ведь я тебя должен за такой демарш строго наказать и даже арестовать, но Валентина просила тебя не трогать и я ей подчинился, а зря! - Жуков провёл ладонью по лицу. - Как же вы будете теперь с моей женой? Или что, уже прошла любовь?
Днестров молчал и продолжал писать своё заявление.
- Где девчушка та? - спросил он, вставая и протягивая документ Жукову.
- Вознесенская? Скоро её увезут в Орёл отсюда к родственникам. А завтра они с Каретниковым идут в больницу к Павлу Анисимову. Хочет его увидеть напоследок... Мне бы тоже надо сходить, но совесть гложет, ведь после того, как мне доложил Ивлев о неблаговидном поступке Ивана, когда он напал на своего брата с кнутом, я не предпринял никаких шагов, чтобы как-то его наказать за это, или хотя бы пожурить, подумал, что это дело семейное, а теперь...
- А теперь всё перевернулось и мы стали старее на сто лет, - Алексей надвинул кепку на глаза и толкнул дверь.
У него всё в груди клокотало и билось по дороге в Каменку. Над головой собирались тёмные, набрякшие влагой тяжёлые тучи, скоро должен был пойти снег. Алексей шёл всю дорогу с опущенной вниз головой, не оборачиваясь и не останавливаясь на встречные подводы, мужики которых предлагали его подвезти. Он поднялся на пригорок над деревней, когда совсем стемнело. Первые домишки от дороги были погружены во тьму. Днестров прошёл на край к старым избам, что стояли впритык к лесному массиву, добрался до дома Дугиной и вошёл в сенцы. Его терзания и метания враз закончились, как только он увидел в горнице, стоявшую над люлькой с малышом Женю. Она подняла на него удивлённые глаза и вздрогнула. Было понятно, что не смогла она бросить своё дитя, как обещала, не смогла! Что-то тёплое шевельнулось в его душе и Алексей, подойдя к ней, крепко прижал женщину к своей груди.
Они сидели долго за столом вместе с Глафирой Дугиной. Женщины слушали рассказ Алексея о его приключениях и о том, почему он больше не хочет прежней жизни и службы в ЧК. Сперва это казалось странным решением, а потом всё стало ясно и понятно. Его строгий вид и взгляд не давал возможности возразить. Дугина постелила ему возле печки на лавке, а сами с Женей они до утра спали на тёплой лежанке. На рассвете, как только окно затуманилось зеленоватой поволокой, Днестров стал собираться:
- Сбирайся, Женя, мы уходим, - тихо произнёс он. - Собирай мальца.
Она послушно укутала малыша тёплым, лоскутным одеялком, приготовленным для него Глафирой, оделась потеплее сама, накинув цветастый платок с кистями поверх короткой шубейки.
Алексей, надел на себя ватник и подошёл к лавке, где лежал его малыш, склонился над ним, завернул его в свою шинель, чтобы не замёрз дорогой, взял его на руки, и они молча вышли из дома Глафиры Дугиной. Женщина их