- Я понял всё, уважаемые товарищи, - строгим голосом говорил он, - в этом деле, одного виновного не ищите - все виноваты. Ну, а как вам дальше быть и строить свои отношения в коллективе, в такой-то обстановке, решать только вам. Чем я то могу помочь?
- Папа, в первую очередь, ты должен знать про всё, чтобы потом для тебя это не явилось большой неожиданностью, - говорила Валя, теребя свой шарфик, зажатый в руке. - И ещё потому... что я к тебе пока перееду, если ты не возражаешь. Мне так будет спокойнее, - она умоляюще посмотрела на отца.
- Я то не возражаю, а твой муж? - Родионов повернулся к Жукову.
Тот молча развёл руками и приподнял плечи.
- Да, обрадовали, - Родионов вышел из своего угла. - Вот уж порадовала меня доченька на старости лет... Ладно, бери вещи и переезжай ко мне, - он подошёл к Алексею. - А ты, что тоже ко мне собираешься переехать, или обождёшь? Может быть к себе её примешь, в свою конуру, где и вдвоём не развернуться?
- Я ещё не всё сказал, вы меня не дослушали, - Алексей откашлялся в кулак. - В Каменке Женя, ваша бывшая секретарша, - он поднял глаза на Родионова, - родила от меня ребёнка... Она оставила его у Глафиры Дугиной, у той женщины, в доме которой жила последние дни. Она отказалась от сына... и я, должен его забрать.
Валентина вскрикнула и отвернулась к стене, зажав лицо ладонями.
- Это в прошлом всё, Валечка, в прошлом, - продолжал Алексей. - Но не мог я об этом умолчать! - он вскрикнул на последней фразе и вскочил на ноги. - А теперь решайте все, как будем дальше жить... Ты примешь моего сына, Валечка?
Родионов приоткрыл губы, а Жуков ещё больше побледнел и уставился на свою жену. Он и так выглядел в последнее время не лучшим образом, а после объяснения с Валентиной и вовсе погас, но старался держаться и не скатываться к мелким житейским передрягам.
- Я не знаю, что ответить, - еле слышно, проговорила женщина. - Папа, я тебя очень прошу, позволь мне войти в твой дом сегодня же, сейчас же! - она вскрикнула и бросилась в коридор к вешалке.
Днестров выскочил в след за ней, но она убежала на поворот к Центральной улице и Алексей, выйдя из подъезда, увидел перед собой пустой переулок.
Он, проверив посты и заскочив по дороге домой на станцию Шохино, чтобы отметить у себя в графике прибывшие поезда с фуражом и боеприпасами, поздно вечером вошёл к себе на крыльцо.
Мать его ждала в тесной кухоньке и тут же поднялась на ноги, как только он появился на пороге:
- Сынок, - жалобным голосом начала она. - Я спросить-то у тебя хотела... А что с тем бандитом поручиком Георгом, взяли вы его, аль нет?
- Что тебе до этого? - злым голосом перепросил Алексей, снимая сапоги.
- Значит взяли, - сама себе подтвердила она. - И что же будет, расстреляете его?
- А как ты хотела? Он же бандит и террорист. Если бы просто был военный, как Еремеев, которого завтра привезут к нам на допрос, а то... Ты бы видала, что они с бандой Лебедева натворили в Зорино, и потом в усадьбе его кузена! - Алексей напряжённо смотрел на мать.
- Да-да, - она поднялась, прошлась от окна к двери и с воем, неожиданно для Алексея, схватилась за голову, стягивая свой головной платок.
Она осела на пол к его ногам, с криком рвала на себе волосы и прикрывала лицо фартуком. Алексей не понимал, что произошло, но когда она подняла на него свои обезумевшие глаза с криком: - Не смейте его трогать! - он понял всё!
- Значит - это правда, о чём я догадывался?! Георг - тот самый мальчик, что тогда в усадьбе отбил нас от собак, и не только... Он твой первый сын, которого ты, якобы, вытравила, - Алексей был в полном опустошении. - Твой сын и мой старший брат, получается... Георг!
- Да, да! - вскричала она. - Что же... что же будет теперь, Лёшенька? - она поднялась и вцепилась сыну в рукав его кожаной куртки. - Брат ведь он тебе, родной по матери, чужой по отцу, да разве же это главное... Сын ведь мне, кровинушка моя, Лёшенька!
Мать отошла от него и встала в угол к столу, над которыми висели старые иконы, подарок её родителей. Она подняла на них глаза и перекрестилась.
- Ладно, сынок, не объясняй мне, а то, я вижу, ты и так не в себе... Всё приму, как должно! Всё! - она закатила глаза и опустила лицо в свои натруженные руки.
Алексей был обескуражен и потрясён этим известием, хотя он уже подозревал что-то подобное, но до конца не верил собственным мыслям, а теперь, когда ему всё подтвердили, он задумался и было о чём. Он, в отличие от Ивана Анисимова, которому была безразлична судьба его младшего брата, не был таким равнодушным, а потому предложил своей матери:
- Они сейчас за Горбатым мостом сидят в Калитино в подвалах бывшего каземата их держат, всех, кто арестован по делу о мятеже, кого будут судить народным судом за их преступления. Там и Георг... Попросить для тебя свидание с ним? Расскажешь ему на последок всю правду, пусть знает...
Она отрицательно замотала головой, тяжело вздохнула, взглянула на Алексея и ушла в свой закуток, чтобы не спать всю ночь до утра и на коленях молиться о своём заблудшем и пропащем сыне.
У широкого рабочего стола Жукова, рядом с зажжённой лампой, спиной к окну сидел доставленный на допрос штабс-капитан Еремеев. Далее (из архивных материалов, представленных в книге Дмитрия Голинкова "Крушение антисоветского подполья в СССР". Воениздат - 1978 года. Протокол допроса Еремеева А.М. ( только инициалы, полного имени в архивах нет).
Юрист Каретников: - Вы свою тяжесть вины осознаёте?
Еремеев: - В чём же она по вашему?
Каретников: - В преступных связях с мятежным полковником Самариным.
Еремеев: - Я военный и давал присягу на верность царю и Отечеству, выполнял свой долг по службе, так как находился в подчинении старшего по должности. Где же здесь преступление? Меня никто от присяги не освобождал. Если вы мне дадите такой документ, в котором сказано, что я теперь официально подчиняюсь законным властям и лишаюсь всяческих прежних военных привилегий в угоду нынешнего положения, то я и вам буду служить верой и правдой. Но ведь вы у власти не законно, нет преемственности, поэтому о каком подобном документе может идти речь?
Каретников: - Так, хорошо... По международным нормам лицо, отказавшееся от власти путём сложения полномочий в пользу другого лица, я имею в виду манифест об отречении царя Николая Второго в пользу своего брата Михаила, передаёт официально все права на правление. Не так ли?
Еремеев: - Согласен!
Каретников: - Далее - лицо, кому переданы полномочия на властное распределение отказывается от таковых полномочий и официальным документом закрепляет передачу правления страной Временному Правительству и Федеральному Собранию. Законодательно этот орган ничего не решает и в критической для России ситуации в октябре 1917 года слагает с себя эти полномочия, передавая бразды правления Совету Народных Комиссаров в составе которого действует Учредительное собрание, включающее четыре партии, в том числе ВКП(б). Значит, мы имеем все необходимые законные основания в праве приёма и передачи верховной власти на официальном уровне до самой последней буквы закона. С этим, кстати, согласились и члены Антанты, открывая границы для торговых связей с нашей страной. Так что все ваши доводы, капитан Еремеев, фальшивы.
Еремеев: - Однако, я никаких противоправных действий против вашей новой власти, как вы говорите принятой вами официально, не совершал.
Каретников: - И всё же вы поддержали мятежного полковника, который уже когда-то дал слово новым властям не выступать против Советов с оружием в руках и путём перемирия должен был удалиться от дел, или встать на служение новой России. Он же снова пытался объединиться с её врагами, врангелевцами, и выступил в Центральной России, как террорист.
Еремеев: - Я бы поостерёгся от таких ваших заявлений. Мы военные и входили в посёлки и города без единого выстрела. Мы не грабили и не жгли, не убивали и не насиловали. Шли мирно и осторожно, как любое воинское подразделение, когда оно занимает населённый пункт, не применяя террористических методов. По пути нашего следования вы не найдёте ни одной виселицы и ни одного расстрелянного. Опросите солдат и офицеров младшего состава, и они подтвердят мои слова. Что касается стычек в лесу с вашими активными партизанами, так это издержки любого местного конфликта. Мы законно оборонялись, имели право. Однако, на преследование ваших обозов, идущих в Ровенки, мы не пошли. Что касается ареста парламентёров, так это было уже по прибытии полковника Самарина, я же наоборот вёл переговоры о выходе из данной местности без боя. Потом, как вам известно, всех освободили, кроме Калганова, который бежал. Так что вы мне можете предъявить лишь незаконное лишение свободы и то с учётом приказа старшего по званию, чьи указания я выполнял. Всё проходило очень благоразумно с нашей стороны.
Каретников: - Да?!... Сейчас в городской ровенской больнице лежит молоденький парнишка, и не известно, будет ли он жив, после того, что вы с ним сделали, когда прибыли в Фоминки. Рассказать, как вы над ним издевались или всё же сами дадите показания для протокола?
Еремеев: - Надо же, всё же полковник в сердце ему не попал, хоть и старался... Вот я бы точно не промахнулся!.. А что вы вскочили, держите себя в руках, вы же начальник серьёзной организации ЧК! (Обращается к Жукову). Я к тому, что сразу бы прекратил его мучения ещё в тот раз, а вы только их продлили на некоторое время, получается, тоже не гуманно. Он ведь всё равно умрёт с такими ранениями, а то бы уж сразу!..
Каретников: - Значит вы подтверждаете факт насилия над этим парнем?
Еремеев: - Это личное дело полковника Самарина, он его родной племянник, это семейное разбирательство и меня никак не касается. Я лишь выполнял приказ, будучи в его подчинении. Сам до этого парня даже пальцем не дотронулся, но признаюсь, при пытках присутствовал... Живучий, однако, он оказался.
Каретников: - И вы ничего не предприняли, чтобы как-то его мучения прекратить, не повлияли на Самарина?
Еремеев: - Я повторяю, это личное дело полковника. Я лишь его подчинённое лицо. Как бы я сумел на него повлиять, когда рядом с ним постоянно присутствовали его подручные, явные головорезы, от меня бы только ремешок остался... Потом - это дело семейное.
Каретников: - Значит, виновным вы себя не считаете, и действовали в рамках закона? Кто стрелял в Павла Анисимова?
Еремеев: - Полковник Самарин. Вам это и другие свидетели подтвердят.
Каретников: - А теперь расскажите подробности этой зверской расправы, как всё это было, там в Фоминках?
Еремеев: - Ну что же, извольте!..)
И он рассказал все те страшные подробности, которые присутствуют в предыдущих главах этой повести.
Процессуальным решением, после проведённых следственных действий было принято постановление передать дело капитана Еремеева в суд Высшей Военной коллегии, но дело до суда не
