бросить книгу в огонь, разделяли ее на части, с треском отрывая корешок, обложку и переплет. Страницы дергали стопками и сыпали в пламя, словно мертвых белых птиц с обумажжеными крыльями. Свежая и древняя печатная и рукописная расчлененка испускала клубы пыли, сопротивлялась жесткостью пергамента, коленкора и тисненой кожи. При нечастых порывах холодного ветра, отчаянно смелые страницы пытались улететь из этого ада для безгрешных инкунабул и пречистых текстов.
Но, увы, и память услужливо приносила подходящую цитату: «Входящие, оставьте упованье!»
Температурный режим, канонизированный литературной традицией, соблюдался неукоснительно. 451 градус по Фаренгейту. То ли заклинание, то ли проклятие, то ли тайный знак свыше или сниже.
Добрый мудрец Брэдбери предвидел все, в деталях. Ускользнула лишь одна подробность – люди стали настолько ленивы, что процесс потери памяти, любезно предоставили крысам. Из homo sapiens даже серьезных фашистов не получилось. Говорящее население, как капризный ребенок, сыграло во все игры на всех столах, проиграло все ставки, взяло в долг и снова проиграло.
Люди ужасно устали, им надоело, а в итоге всем стало все равно. Надоело космически и планетарно. Надоело с «большой буквы Н». Настало время уступить место другим игрокам.
Крысам не надоело. Крысы не знали такого слова. Крысы не знали многих слов, так мешающих жить двуногим землянам. Дискомфорт, сожаление, протест, самоуважение, оправдание, обсуждение и откладывание, нежелание и недомогание, сомнение и выбор. Грызуны были абсолютно счастливы, пока жизнь теплилась в их телах. Когда дыхание покидало изношенное или убитое тело, счастье переходило к соратникам усопшего в виде дополнительного пайка. Проблема похорон решалась сама собой:
-- Прощай, длинный хвост!
-- Прощайте и приятного аппетита, друзья мои!
Согласно официальной морали, погибший герой продолжал жить в телах своих товарищей и, по-своему, участвовать во всенародных трудовой и военной программах. На этот раз, скромно, не требуя почестей и наград. Не называя своего имени. Впрочем, никаких имен у грызунов не было. Индивидуальные различия, никогда не поощрялись. Таким образом, нельзя было сказать точно, кто, и внутри кого, приближал день Великой Крысиной Победы. Главный принцип – единство и безликость – соблюдался свято и неизменно.
Организационная неловкость миновала и уничтожение человеческих знаний достигло уровня крейсерской скорости. Хруст и треск рвущихся томов слились в бесконечный звук, очень похожий на шипение старой пластинки в паузах между песнями. Ужасно громкое шипение.
Иоганну и Гарину крепко связали руки и под усиленным конвоем повели в сторону ледяного Дворца. Пленные догадывались, что убивать их не станут, но отправят обратно, как свидетелей великой силы и свирепости крысиной армии.
Раздался оглушительный взрыв, и дом Госпожи Северный Ветер взлетел в бездонное небо миллионами разноцветных ледяных брызг. Несколько минут льдинки с шелестом сыпались обратно, словно кристаллический дождь. Несколько острых осколков угодили Гарину в лицо, выступила кровь. Выручил мороз, кровотечение прекратилось быстро и без помощи медицины. Зато вид лица у Петра Петровича тут же сделался обреченно-военнопленным.
Подтверждением метаморфозы, замерзшее эхо принесло, неизвестно откуда, звуки пороховой стрельбы, ружейной и пистолетной. По всему выходило, что перестрелка велась за ледяной стеной из огромных вековых торосов, припорошенных сухим снегом.
Дело в том, что давным-давно, строители предыдущего Дворца, окружили драгоценное здание, высокой и крепкой стеной из ледяных блоков, соединенных разлитой водой.
Давняя история… Госпожой Северный Ветер стала принцесса, из правящей в системе Сириус Альфа и Бета, древней династии. Королева была страшно одинока и перепугана. За каждым сугробом ей чудились заговорщики, самозванцы и цареубийцы. По высочайшему указанию, были воздвигнуты крепостные стены, башни, бастионы и равелины, редуты и палисады, куртины, циркумвалационные линии, не говоря о простых валах, рвах и подъемных мостах.
Но однажды, вся ледяная фортификация рухнули и растаяла. Помните? Девочка Герда, прискакала верхом на северном олене, и теплотой своего сердца разрушила крепостные стены, башни, ворота, а, заодно, и мечты инопланетянки о свадьбе с молодым земным парнем, по имени Кай. Дело могло обернуться диплокосмическим скандалом, и правительницу литерной ракетой эвакуировали на родную планету. С обоих Сириусов к Земле вылетели боевые звездолеты. Но стальная искорка космического скутера выпала из бесконечности. Шанс выжить – один из миллиона. Гонщица и ее лохматый помощник пришли в себя и всем сразу стало ясно – лучшей Госпожи Северный Ветер не найти вовек.
Прошло много лет. Хаос и разрушение снова пришли на это место. На этот раз, вместе с ними пришла смерть. Сегодня у нее было много работы. Очень много.
Сначала Гарин не понял, что происходит. Вернее – испугался понять. Такие же складные стулья и столы, такие же оберкрысы с бумагами и карандашами в лапах. Конвоиры подводят к столоначальнику семью горностаев – папа, мама, пятеро маленьких. Их ищут в списках, вычеркивают и детей уводят. Взрослых и детей расстреливают раздельно. Врут, что оставят в живых, если жертвы не станут кричать и сопротивляться. Врут и стреляют. Врут и стреляют. Врут и стреляют.
Просто стреляют. Врать надоело. Стрелять -- нет. В глазах ружейной команды пустота и темнота. Как в деревенском колодце днем. Ни ярости, ни злости. Каждодневная производственная обстановка. Зачистка подведомственной территории и заготовка калорийной белковосодержащей пищи. Глаза стрелков еще вчера были человеческими. Колодец закрыт и заколочен. Обратного шага не будет.
Огромные рулоны прозрачной пленки. Работа спорится. Главное – не давать телам примерзать ко льду. Потом ломом не отобьешь. В пленке – не примерзнет, не испортится, не запачкается. Гарин вспомнил генерала Заделко и его дочь, гигиенично завернутых в целлофан. Не выдержал.
-- Тварюки! Мрази! Сволочи!
Связанными руками разбросал серую стражу. Ударом лакового штиблета в гетре опрокинул стол, и принялся топтать и разбрасывать проклятые списки. Охрана отозвалась привычно и быстро. Пальнули по ногам. Лежачего били тяжелыми прикладами бельгийских карабинов. Последняя мучительная картина, застрявшая в проекторе памяти, – семья ежей, любимых портных Госпожи, виновато понурившаяся перед чиновником, с розовым хвостом.
Из-за мороза, крысиное командование дозволило прятать хвосты в карман, или в рукав. Раненых и обмороженных не было. Заготовка калорийного питания шло полным ходом. Серые готовились к долгой и тяжелой войне. Готовились основательно, не торопясь.
Крысандры забросили оглохшего Иоганна и полуживого Гарина в кабину скутера. Долго искали кнопку «way back» на пульте. Злобно сипели под нос, и дергали обгрызенными усами. Нашли! Из подлости, швырнули в машинное отделение горящую ветошь, пропитанную керосином. Скутер поднялся над землей, и с опасным креном на бакборт, ушел в темноту.
Костры на льдинах продолжали гореть, а планы выполняться…
Воспоминание. Размахнуться бы, насколько хватит сил, да закинуть на самую периферию сознания, чтобы, и самому не нарваться, и не пугануть кого. Неужели ему мечталось об этом?
-- Вы только представьте, милостивый государь, моя цель, самая сокровенная, самая рефлекторно-безусловная, -- Гарин щелчком сбил пепел, -- абсолютная власть над всей планетой. Не буду скромничать – моя личная и абсолютная власть. Ничья более… Ничья! Без каких бы то ни было помощников и политических механизмов. Всю эту сволочь – к стенке. Короли, президенты, сенаторы, конгрессмены – всех к чертям собачьим. Соблазн? Еще какой, дядя! Хотел мир перевернуть, по-своему. И перевернул бы одной силой моего гения.
Приват-доцент, наконец-то, нырнул в родной поток и его потащило. Да так мощно, что он слова едва успевал подбирать, и проглатывал схода безударные окончания. Впрочем, и ударные тоже:
– Я не гуманист. Вы, как я вижу, тоже не чужды простых решений для сложных вопросов, а генерал? Как и все неглупые люди на сей юдоли слез и веретищ… ну – вретищ, не пытайтесь меня сбить. Я один знаю, как сорвать банк… Приз – вся полнота власти на старушке-Земле… Ни одна труба не задымит без моего приказа, ни один корабль не выйдет из гавани, ни один молоток не стукнет. Все подчинено, – вплоть до права дышать, – центру. Власть в ипостаси редчайшей во Вселенной, молекулярной чистоты и отфильтрованности. Всякая пошлость задерживается на ранних этапах очищения – извращенцы, педерасты, религиозные фанатики, сумасшедшие и неполноценные, наркоманы и алкоголики не перейдут Иордана.
В центре – я. Мне принадлежит все. Я отчеканиваю свой профиль на кружочках: с бородкой, в веночке, а на обратной стороне профиль Анастасии. Петра Петровича била крупная дрожь. На побелевшем, мраморном лбу выступили капли холодного пота. Целиком отдаваясь власти своих галлюцинаций и планов, он терял человеческий облик, но не стяжал Божественного:
– С чего же начнете-то? Деньги с бородкой чеканить? – генерал с удовольствием дразнил разошедшегося спасителя рода человеческого.
-- Далась вам эта золотая бородка! Начнем и благородно, и по ситуации, -- в глубине карих глаз инженера, нет-нет, да вспыхивала искра сумасшествия, -- победим крыс, восстановим человечество в его правах. И примем в дар, от спасенных народов, скипетр и державу земного Всевластия, и в зените славы и мудрости…
– Благодарные народы запоют нам «Боже, Царя храни»? Да они забудут вас через неделю! Маниакально-депрессивным не страдаете, Гарин? Черепно-мозговых не было?
– Представьте – не было. Мне тоже иногда думалось, все ли в порядке в черепушке… Ходил даже к врачу. Рефлексы повышены, и только.
-- Господин инженер, вы неглупый человек и сопротивляетесь совершенно очевидной идее…
-- К черту идеи, дядя!!! Земной шар падает к нам в руки…
-- А идея проста – нельзя одновременно освобождать и оккупировать. Не получится! И победить не получится – если для себя! – генерал поднялся с кресла. – Инженер мой дорогой, посмотрите глазами – планету лечить надо, а не завоевывать! За прошедший век тут было столько диктаторов, узурпаторов, дуче, команданте, фюреров, каудильо, пламенных вождей и мудрых учителей, генитальных председателей и гениальных секретарей – вы не представляете сколько! Все они – полное дерьмо. Каждый раз дело кончалось свинцом в голову или цианидом под язык. Петр Петрович, вы талантливы до изумления, так зачем же вы стремитесь стать очередным дерьмом?
Единоличная вертикаль власти не работает. Винтовка родила власть. Но пулемет сделал единовластие анахронизмом. Атомная бомба постулировала абсолютное равнодушие к институту управления, как таковому. Вчерашний день…
Гарин растерянно и вопросительно молчал. Генерал почувствовал некоторую неловкость – взял и разочаровал такого, на редкость, искреннего и интеллигентного узурпатора! Что ж, одна дверь захлопнулась – самое время открыть другую.
-- Наш удачный опыт с невидимками – чудо чудное. Противоречит любой логике – военной,
