ТРЕТЬЯ ГЛАВНАЯ ТАЙНА О БАЛАНСЕ

Первый раз во второй класс – совсем не такое большое событие, как в первый. Так никто не говорил, но Ева и сама это понимает: мама не надела свое праздничное платье, выбрав вместо этого обычные брюки, папа, деловито чмокнув Еву в лоб, как обычно ушел на работу, а няне малыша Тимы мама сказала «Мы всего на полчасика». Никаких пышных сборов, семейных фотосессий на траве с цветами, и торжественного «Совсем взрослая, Евочка, школа – это большая ответственность» от папы. Только немного суматохи – и вот уже Ева прощается с мамой, отходя на линейке самостоятельно к большой толпе второклассников.
И правда, зачем нужна торжественность, если в школе ничего не поменялось – и Ева уже хорошо знает, как тут все обустроено. Скучные русский и окружающий мир, любимая математика, нелюбимая физкультура, самое интересное – «Разговоры о важном» со столетней Марией Ивановной, школьным библиотекарем, засыпающей и тихо бубнящей что-то под нос по бумажке, но самое главное – не замечающей ничего вокруг, поэтому можно весь урок обмениваться анкетами для девочек и записочками и даже рисовать Марию Ивановну в образе большой нахохлившейся курицы. Еще перемены, конечно; на одной Еву даже позвали поиграть в запрещенные догонялки с крутой компанией Ани и Вики из параллельного класса – вот и все, пора идти домой. Да уж, ничего нового, и школьный день закончен; как хорошо, что завтра снова в школу, и детство такое долгое-долгое и абсолютно бесконечное.
Знала ли Ева, уплетая дома суп за обе щеки, что детство закончится уже завтра?
Во второй день второго класса ничто не предвещало беды. Ева, как всегда, проснулась легко, от маминого поцелуя в лоб, умыла себя и Тиму, откусила горячий бутерброд и уселась на привычную табуретку напротив окна – в ожидании, когда мама подойдет сзади с расческой и, деловито и мягко расчесав ее длинные светлые пряди, заплетет их в одну или две косички.
На этом-то месте всё и перевернулось с ног на голову. Мама, действительно, подошла к Еве сзади, но привычного прикосновения к волосам не последовало. Вместо этого Ева вдруг увидела перед глазами протянутую мамой расческу.
– Евочка, я думаю, тебе пора самой учиться заплетаться в школу. Выбирай сама, с какой прической хочешь ходить, – говорит мама, протягивая дочери расческу, и эти слова повисают в пугающей и торжественной тишине.
Ева чуть не вздрагивает и теряется от тысячи вопросов, которые хочется задать маме в ответ на это невероятное заявление.
Так какую прическу нужно делать?
По каким дням надо две косички, а по каким одну?
Как вообще плести косички?
А что, если я хочу пойти с распущенными волосами?
Из тысячи Ева выбирает наугад – последний вопрос – и получает ответ, что может идти и с распущенными, если хочет.
Путь в школу Ева проходит за руку с мамой в полной тишине. Ева не знает, что с ней творится, знает только, что всей ей – от макушки до пяток – как-то неуютно, непонятно, и хочется куда-то деть руки и ноги. Распущенные пряди лежат на плечах, Ева не понимает, нравится ей это или нет и довольна ли она своим выбором – и не знает, что читающий про ее Главные тайны сорокавосьмилетний дядечка понимающе кивнул бы и сказал, что она испытывает страх ответственности. Нет, неизвестен Еве такой дядечка, неизвестно, как можно по-умному назвать ее чувства, а известно только, что как-то неуютно идти сегодня в школу, и как-то непривычно болтаются волосы по плечам.
Но зато, когда Ева вприпрыжку возвращается из школы, весело потряхивая распущенными волосами, настроение у нее совсем другое, будто и не было страха ответственности, который она не знала, как назвать. Всеобщий ажиотаж среди девочек, вызванный ее новой прической, не оставил места сомнениям и грусти.
И мама разрешила?
Как красиво!
И даже в хвост не говорила собрать?
Я тоже так хочу!
Весь год будешь так ходить?
Вопросы и восхищения Евиной вседозволенностью сыпались от ее одноклассниц, собравшихся вокруг нее в кружочек, на каждой перемене, так что даже Анечка с Викой, которые ходили с наикрутейшими самодельными пучками на голове с самого первого класса, одобрительно ей кивнули, а мальчики из самой крутой компании в параллели впервые удостоили ее взглядом. И даже классная руководительница улыбнулась Еве и заметила, что у той очень красивые волосы, но все же лучше заплести косу.
Но Ева уже решила – никаких косичек до самого выпуска из школы!
С распущенными в третий день второго класса, с распущенными и уже порядком запутанными в четвертый день, с лохмами в пятый – и вот под конец первой недели нового учебного года Ева сидит на последней парте и думает, что что-то пошло не так, пытаясь вынуть палец из свалявшегося комка волос.
И вот, уже не такая жизнерадостная, Ева сидит после школы в своей комнате на кровати и пытается вытащить из волос уже не палец, а расческу, и вспоминает мамино наставление о регулярном расчесывании.
Понедельник. Понедельник, вторая неделя первого года Евиной ВЗРОСЛОЙ жизни, и утро было бы совсем обычным – если бы Ева не сидела на табуретке напротив окна с расческой в руке, если бы Ева, впервые в жизни, не старалась бы неуклюже и неловко заплести себе неровную косичку.
Ева не знает, в какой именно момент она стала ВЗРОСЛОЙ. В тот понедельник, когда пришла в школу со своей первой кривой косичкой, через неделю, когда косичка стала ровнее, через месяц, когда Ева научилась плести «колоски», или совсем недавно, сейчас, к Новому году. Но сегодня – она уже другой человек, сегодня она привычно встает раньше мамы, когда за окнами – зимняя кромешная тьма, а утро даже не думает начинаться. Девочка умывается, чистит зубы, выбирает рубашку под форму, и привычными движениями заплетает волосы в окруженный мелкими косичками пучок.
Ева умывает заспанного Тиму, когда просыпается мама – хорошо, значит не нужно будет делать бутерброды – иногда мама стала позволять себе поспать подольше, полагаясь на ответственную дочь. За завтраком Ева кормит кашей больше Тиму, чем себя – ей пора в школу, нужно прийти пораньше, она вызвалась быть дежурной по классу.
На улице метель, но Еве не холодно – по дороге в школу она перебирает всё, что на сегодня запланировано – повторять на переменах танец для выступления и когда-то успеть сделать домашку по окружающему миру; потом кружок по робототехнике, еще надо купить с мамой подарок Юле на день рождения, сделать домашнюю работу и плакат для редколлегии. Мысли кружатся в голове, то выстраиваясь в стройный ряд, то сбивая друг друга, когда вспоминается какое-то дополнительное дело на сегодня.
Первый урок – «разговоры о важном»: судя по названию, на бумажке написаны важные вещи, и Ева сидит на первой парте, вслушиваясь в бормотание Марии Ивановны. Первая перемена – Юля с Дашей снимают на телефон, как она танцует, чтобы потом исправить ошибки; любимая математика – у Евы и так лучшие результаты в классе, значит, полезнее, чем развлекаться решением примеров, будет исподтишка сделать домашку по окружающему миру на завтра.
Вот и закончилась на сегодня школа, а вот – закончилось и сегодня. Ева лежит в кровати в зимней темноте и смотрит в потолок ясными, бессонными глазами – думает о том, как важно и нужно сейчас заснуть, чтобы завтра встать бодрой, и всеми силами старается не думать о том, как тянет сейчас включить фонарик под одеялом и запоем читать любимую книжку столько, сколько захочется. Не думать о чтении, не думать о чтении, не до этого, и так уже поздно; и неважно, что не читала уже очень давно – не до этого, нет времени на всякие глупости, она теперь взрослая, надо быть от-вет-ствен-ной, надо хорошо учиться и помогать маме, чтобы мама ею гордилась и не жалела, что однажды разрешила Еве выбирать себе прическу. Размышлять не о чтении, а о чем-то другом: тени от деревьев колышутся на потолке, в своей кроватке посапывает Тима, за стеной храпит папа – веки Евы смыкаются, секунда – и наступает новый день.
Наступает новый день, уроки, танец и недоделанное дома задание на переменах, бассейн, погулять с Дашей (а то обидится), домашка, – Ева лежит в кровати в зимней темноте и не думает о том, как тянет почитать, нет, не думает. Тени так же колышутся на потолке, родные так же сладко спят, но заснуть Еве чуть труднее, чем вчера – чтобы не думать о чтении, она перебирает в голове завтрашние планы и смотрит широко открытыми, без тени сна, глазами наверх, пока наконец веки не смыкаются, пока не наступает секунда, после которой приходит новый день.
Новый день, уроки, перемены, кружки, друзья, домашка, бессонные глаза, не думать о чтении, новый день, новая неделя, новый месяц – на часах половина третьего ночи, и Еве кажется, что она лежит не на мягкой простыне, а на колючем сене. Вертеться в кровати больше совершенно невозможно, не помогают тени от деревьев, сопение Тимы, храп папы, мысли о планах на завтра, приятные мысли о том, что с каждым весенним днем она все ближе к своему дню рождения – не помогает ничего.
Ева смотрит на потолок, смотрит тревожным и уставшим взглядом, и вдруг ей кажется, что тени деревьев изменились. Поплыв по потолку, слившись в единое целое, они вдруг стали напоминать маленького человечка. Ева с удивлением наблюдает за человечком, человечек наблюдает за ней, и вдруг, как будто тень дала ей какое-то указание, Ева резко садится в кровати. Садится и вытаскивает из тумбочки засунутые в самую глубь ящика фонарик и потрепанную книжку.
Новый день не наступает, потому что для этого нужно, чтобы закончился старый. Наверное, это смена произошла у мамы, которая поднимает одеяло и видит Еву с фонариком и книжкой. И вот Ева рассеяно, потирая красные глаза, кладет в рот кашу, и пропускает мимо ушей мамин вопрос о том, чистила ли она зубы. В школу Ева отправляется не одна – ее сопровождает книжка. Танцев не будет на переменах, внимания к словам учителей не будет даже на математике, не то, что на других, менее интересных предметах. Благословите все святые Марию Ивановну, под бубнеж которой прекрасно можно сосредоточиться на первых экзаменах в школе чародейства и волшебства – а впрочем, читать о том, как Гермиона управляется в запретной секции библиотеки, можно и на робототехнике, и, конечно, вместо домашнего задания.
«— Надеюсь, что у тебя… что у тебя будут весёлые каникулы… — неуверенно выдавила Гермиона, явно поражённая нелюбезностью дяди Вернона.
— О, не сомневайтесь! — воскликнул Гарри. Рон и Гермиона с удивлением заметили, что он широко ухмыляется: «Мои родственники ведь не знают, что на каникулах нам запрещено прибегать к волшебству. А значит, этим летом я хорошенько повеселюсь с Дадли…»
Ева перечитывает последнее предложение еще два раза, будто пытаясь понять скрытый смысл. Но, наконец смирившись, что больше в книге ничего не написано, она закрывает ее и вдруг чувствует себя будто вынырнувшей из воды. Ева оглядывается по сторонам в пространстве и во времени – пролетел месяц, месяц, выпавший из жизни, месяц запойного чтения, и даже прищурив глаза от напряжения, она не может вспомнить, чем ей мог этот месяц запомниться. На часах четыре утра, и Ева убирает первую часть Гарри Поттера в ящик, сразу потянувшись за второй книгой серии – но вдруг вынимает руку из ящика тумбочки.