На даче

  Глава 1
  Я сидел в своем кабинете погруженный в мысли. Работа никак не продвигалась. Двадцатилетний стаж журналистской работы научил терпению, но теперь накопленная усталость с годами вырывалась наружу.
  Не утешало и то, что в недавнем прошлом был принят в ряды Союза журналистов. Мои творения нравились коллегам, читателям, но не самому. Казалось, что все эти годы я писал о чем-то поверхностном, сиюминутном, находясь рядом с главным, к чему стремился все сознательные годы.
  И теперь на душе поселилась пустота. Я встал и подошел к окну. За окном висело серое низкое небо. Внизу по трассе многочисленные автомобили разных марок расползались словно жуки. Я стоял и смотрел сквозь оконное стекло в никуда. В одно мгновение все заслуги перед собой и близкими, перед Отечеством и друзьями рассыпались. Промелькнуло в голове, будто всё прожито зря.
 
  С матерью дочурки не хотел сойтись, ибо, как оказалось, мы с ней были психологически несовместимы. Видит Бог, меньше всего хотел "осиротить" свою кровинку, с которой прожил несколько лет. Но с её рождением запустилась разрушительная фаза наших отношений.
  В свои зрелые сорок лет с поседевшими висками я все еще ходил в женихах. Теперешнее мое положение устраивало больше женскую половину моего окружения...

  Великое чувство, о котором слагали стихи и сочиняли головокружительные мелодии, не коснулось. Женился же по стечению обстоятельств. Думал "стерпится - слюбится". Увы, семья лопнула, как мыльный пузырь.
  В годы учебы в университете каждое увлечение казалось тем самым роковым чувством, но через определенное время осознавал всю несостоятельность этого романа и выходил из игры. Не посадил ни одного дерева, не породил сына, дом не построил.
  Моя талантливая журналистика (как признавали многие) растворялась в бесконечном потоке разнообразной прессы.
  Осознав всю нелепость своего существования, я погрузился в меланхолию. "Умри сейчас, так и никто не заметит", - размышляя, втягивал дым сигареты.

  "Листком больше или меньше - вряд ли кто заметит, более того, пострадает", - продолжал я молча анализировать. Что-либо менять не было ни сил, ни желания. Захотелось позвонить дочери, да ее мать столько наговорила обо мне негативного, что вряд ли она захотела бы со мной общаться и в этот раз.
  "Дочка, когда подрастешь, ты поймешь и простишь своего неприкаянного отца. Ты прочтешь мои работы, и, может быть, найдешь ответ хотя бы на один свой вопрос. Не знаю, каков я, но стараюсь соответствовать своим убеждениям и в жизни, и в профессиональной деятельности. Знаешь, доча, не люблю некоторых актеров. Они на сцене сильны, красивы. Они умирают сгорая, но в жизни некоторые из этих героев бесхарактерные пьющие люди.

  А ещё есть странная "профессия" - политик. Многие из которых говорят одно, думают другое, делают третье. А тебе желаю, чтобы дела, сотворенные тобой, не расходились с твоими моральными устоями. Хотя, кто знает, как ты сформируешься. Твоя мать и я не нашли общего языка. Она имеет на тебя огромное влияние. Но как бы то ни было, мать должна быть ближе к своим детям, чем кто-либо. Однажды заиграет в тебе моя кровь... и мы поймем друг друга, чего бы мне это ни стоило. Мы обязательно будем друзьями", - вот и поговорил с дочерью.
 
  За окном мелко моросил дождь. Захотелось уехать, выйти из этой гонки в сторону, чтобы, наконец, осознать, ради чего двигаться дальше. Сомнения одолели полностью. Я сел обратно в кресло, откинул голову назад и закрыл глаза.
  По радио пел цыганский хор, усугубляя мою печаль. Я люблю цыган - они свободные и поют так, будто душу выворачивают наизнанку. Нелегко признавать, что жизнь прожита зря, перелистав добрую половину. Мысли хаотично вращались в голове. Куда бы сбежать от себя... Тут Бог в помощь подсказал мне выход.

  Глава 2
  Несколько лет назад в нашей редакции уволили одного талантливого журналиста Семенова. Его уволили, когда до пенсии оставалось всего ничего. Он являлся нравственным, добросовестным и мудрым сотрудником. Его честность наступала кому-то на горло, вот и убрали. Коллектив Семенова глубоко почитал.
  Мы с ним много лет дружили. Когда я только поступил на работу, Семенов с огромной выдержкой помогал войти в струю. Постепенно он стал мне больше, чем друг. Частично заменил мне умершего давно отца. Мы нередко захаживали друг к другу в гости. Мой коллега остался вдовцом, и детей у него не было.
  По вечерам за чашкой кофе Семенов читал свои рассказы. Мне первому и последнему. Его проза была столь же доброй, как и сам автор. Я искренне любил его произведения и просил опубликовать. Но он отказывался и складывал аккуратно в шкафчик.
  После увольнения Семенов поселился у себя на даче. В живописном поселке. Я навещал его, но не так часто, как хотелось. Старик привязался ко мне. И ничуть не выразил недовольства, когда я оказался бессильным перед его увольнением.
  Совершенно добросовестно я обивал пороги кабинетов начальников в поисках истины. Но тщетно. Мой голос остался неуслышанным. Все было запланировано заранее и подстроено с особой аккуратностью. Почувствовав себя круглым идиотом, я бессильно отпустил ситуацию.
  И теперь, когда вспомнил о своем старике Семенове... почувствовал, будто пространство расширилось и в комнату ворвался поток свежести.
  Я поспешно начеркал на бумаге заявление на двухнедельный отпуск за свой счет, ссылаясь на "творческий кризис". Всучив его шефу, выскочил на улицу.
  Заехал на секунду за вещами домой, затем по дороге набрав подарков и продуктов, выехал на трассу. Я уезжал с легкой душой из этого каменно-стеклянного мира мегаполиса в мир первозданный, в чащу природы.
  Серой лентой тянулось бесконечное шоссе. Всю дорогу сопровождал мелкий дождь. Выехав за город, я вдохнул полной грудью чистого воздуха. Громко включил музыку и нажал на газ.

  Глава 3
  В дачном поселке бушевала весна. Стоял конец мая. Все утопало в зелени. Домик Семенова находился в стороне у дороги, ближе к лесочку. Я вплотную подъехал к его калитке, за которой пестрели множество цветов.
  В один миг Семенов выскочил на крыльцо и, не скрывая изумления, долго глядел на меня.
  Он давно привык к своему неизбежному одиночеству. Я подошел к нему и обнял. По впалым щекам старика потекла скупая мужская слеза. От волнения у него слегка затряслись руки.
 
  - Сильно он сдал, - подумалось мне. На фоне одинокого старика, вытесненного жизнью на берег, мои проблемы уменьшились масштабом. Разбирая подарки, друг был растроган:
  - Боря, зачем столько всего набрал, ты же сам как подарок, - вертелся он возле меня. - Боря, мне надо столько тебе прочитать, рассказать, - взволнованно продолжал старик.
 
  Я известил его о своем двухнедельном отпуске, отчего мой друг пришел в неописуемый восторг. Мне захотелось просить прощения за то, что предал его забвенью. Хотя он ни разу не упрекнул... Я же не рассчитывал на столь теплый прием и был весьма смущен. Если поддаваться настроению - слабость, то теперь я чувствовал себя таковым.
  Вечером того же дня мы расположились в беседке (на нашем излюбленном месте) с серьезным ужином и коньячком. За трапезой старик расспрашивал о работе, интересовался жизнью общих знакомых. Было удивительно, ни на кого он не затаил в душе обиду. Интересовался судьбой моей дочери, расспрашивал о её матери, а так же заботливо любопытствовал, не собираюсь ли сойтись с семьей или снова жениться.
  На последние вопросы я отвечал отрицательно, т.к. не намеревался ничего менять в личном пространстве. Семенов слушал не перебивая. Его глаза были наполнены теплотой, от чего я практически отвык в формате мегаполиса.
  Проживая нелегкую жизнь, мой друг всегда оставался человеком, уважающим и себя и окружающих. Я многому старался учиться у него.
 
  После ужина в беседке мы вернулись на крыльцо и устроились на лавочке. Воздух был пьяняще чистым. Дурманом веяли цветущие рядом ночные фиалки.
  Среди этого провинциального рая монотонный спокойный голос Семенова вселял особый покой... Впервые за долгое время я почувствовал, как отпустило внутреннее напряжение.
  - Послушай, Боря, за тобой все так же бегают женщины? - спросил старик как бы между прочим.
  - По мере моего взросления они уже не бегают, а ходят, - отшутился я.
  - Так и знал. И что они в тебе находят, вот и виски уж посеребрило, - добродушно подтрунивал друг.
  - У меня не только волосы седеют, но, кажется, и душа... - проговорил я грустно.
  Старик давненько знавал про мою склонность к флирту с многочисленными "незнакомками и знакомками". Да и про некоторые случайные романы был осведомлен.
  Частые разочарования превратили меня в скептика. Всю сознательную лирическую часть жизни мечтал о настоящей женщине, которая сумела бы улавливать "без перевода". Которая являлась бы женственной и в мыслях, и в поступках... Терпеливой и умеющей держать паузу, а в минуты падения произнести самые теплые слова утешения.

  Мечтал, чтобы в ней таилась никем не разгаданная изюминка. И совсем в глубине души желал, чтобы эти достоинства прилагались к красивой оболочке. Какой же мужчина не грезит о такой, возможно, втайне от своей "находки". Я особо не искал её. Но такие сами не ищут. До сих пор не встретил, а может, встретил, но не опознал...
  "Бегавшие", а впоследствии "ходившие" за мной не имели ту глубину, которую бы хотелось. Да и, в основном, они выбирали меня, - наверное, в силу моей занятости. Это были обычные милые женщины, жаждущие от мужчин поступков взамен на свое присутствие в их жизни.
  - Тебе надо жениться, друг мой, обрести покой, - прервал мои мысли старик. - В ночку я тебе прочитаю свои последние вещи. Ты знаешь, они о вечном, о любви, о преданности, о чести и достоинстве. Надеюсь, тебе придутся по душе.
 
  Мы долго сидели ещё на крыльце. Мне показалось, будто старику необходимо было поведать о чем-то важном, но он так и не смог собраться с мыслями. А может, я вышел из доверия?
  - Закрутился, забегался, сам не знаю, где остановиться, где бежать. Или отстаю от чего-то, либо спешу слишком. Прости, старина, что редко навещаю. Но ты всегда в моей душе, - произнес я виновато. Старик глядел одобрительно равнодушно.
  Когда совсем стемнело, мы перебрались домой. Ночь выдалась темной. Луна едва выглядывала сквозь плывущие темные облака.
  Дача у Семенова была небольшая. Две комнаты, столовая и маленькая кухня. Одна спальня предназначалась для гостей, в другой размещался его кабинет.
  Мы вошли в кабинет. Здесь находилась огромная библиотека, подшивки периодических изданий. На старом дубовом столе валялись рукописи. Напротив стола стоял маленький кожаный диванчик. Я расположился на нем. Старик же, устроившись за своим письменным столом, принялся читать прозу, написанную в мое отсутствие.
  Поначалу его голос вздрагивал, затем, словно забывая про мое присутствие, он принялся читать вдохновенно, то сопереживая героям, то радуясь вместе с ними. Я слушал очень внимательно...

  Представив пару рассказов, Семенов поинтересовался моим мнением.
  Все его истории имели гармоничный финал. Совсем не как в жизни везло его героям, и в них неминуемо побеждало добро, а зло непременно