На даче

часов, - обратился я к старику. Семенов многозначительно кивнул.

  Я мигом отправился к мостику, где на другом берегу проживала моя любовь. Быстрыми шагами дошёл до речки. Около мостика купались мальчишки, криками восторга заглушая шум реки. Я позвал наиболее резвого из них:
  - Послушай дружок, ты знаешь цыганочку Лану?
  - Эту красивую девушку, конечно, знаю, - гордо произнес мальчуган, вытаращив глаза.
  - Да, да, - вторил я ему.
  - А что ей передать? - одеваясь, спросил мальчуган.
  Я протянул ему немного денег и попросил:
  - Передай ей, что на мосту ждёт её друг, с кем она вчера... проводила время, понимаешь?
  - А чего тут не понимать, - и мальчуган направился на ту сторону реки, на ходу пересчитывая деньги.
  С огромным волнением я ожидал предстоящую встречу. Не ведал, как её встретить: упасть к её ногам или утопить в реке. Смешанное чувство приводило в хаос все мысли. Эмоции вышибали разум.
  Прошли какие-то полчаса, как девушка появилась на горизонте. Опознав её тоненькую фигурку, закутанную в цветастую шаль, я, постепенно накручивая себя, впал в ступор.
  Лана шла не торопливо, не поднимая глаз. Одной рукой прикрывала щеку. По мере её приближения, моё сердце стало биться, как загнанная в клетку птица.
 
  Внутри прокатилась сладкая волна. Разум уступил сердцу, и я почти побежал ей навстречу. Крепко прижав её к себе, прошептал ей на ухо самые сокровенные слова...
  Лана на секунду убрала руку с лица. Щека отливала синевой. Некоторое время мы стояли молча.
  - Ты ничего не хочешь мне сказать? - нарушил я первый молчание.
  - Давай отойдём куда-нибудь, - попросила она все так же, не глядя на меня. Мы инстинктивно пришли в лесок, на место наших свиданий, к старому дереву и сели под ним.
 
  Была послеобеденная пора. В тени деревьев стояла легкая прохлада. Здесь царила бездыханная тишина. Лишь птички неустанно чирикали, радостно и свободно. Я обнял её и хотел было поцеловать, но она холодно оттолкнула. Я с изумлением взглянул на неё. Несмотря на опухшее лицо, она была прекрасна, как никогда раньше.
  - Ты скоро уедешь, мне будет плохо без тебя. Я знаю, ты мне больше не веришь, но помни, где бы ты ни был... не забуду тебя никогда. У меня ведь тоже есть сердце, - тихо произнесла она.
  - Как давно втянулась? - с трудом выпалил я.
  - Уже больше года.
  - И сколько же их у тебя?..
  - Чаще бывают в дачный сезон, а зимой только по выходным.
  - И кто же они?
  - Разные, в основном, дачники и их гости.
  - Как я? - спросил я сдавленным голосом от обиды.
  Она молча кивнула головой. Я взглянул ей в глаза. Опять в них стояла детская невинность.
  - И это принесло тебе богатство?
  - Я немного имею, все, в основном, забирает он.
  - Фотограф?
  Она молча кивнула. Меня снова охватила ярость.
  - Он что, крышует тебя?
  - Это он втянул меня почти год назад. Он сыграл на моей неопытности. Когда мы поселились здесь давно, дачный поселок ещё строился. Тут ещё несколько цыганских семей живут. Мои родителей с родичами Янки еще в детстве засватали нас. Мы поженились, едва закончив восемь классов. Не успели пожить вместе и полтора года, как мужа сбила машина и я осталась вдовой в семнадцать лет. Ушла к матери домой. После его смерти призналась себе, что никогда не любила. Он был очень ревнив. Часто скандалил.
  Где-то прошло чуть больше года со смерти Янки, я сидела с девчонками на берегу реки, когда подошёл к нам фотограф. Он сделал несколько снимков, а меня отвел в сторону и сказал:
  - Ты с такой красотой прозябаешь в глуши, это неверно. Возьмусь я за тебя. Ты у меня будешь звездой экрана. Сама Джулия Робертс удавилась бы, видя твою красоту, не то, что наши артистки. Приходи сегодня ко мне вечером. Сделаем пару пробных снимков... и разошлю по своим знакомым в мире кино, и тут же для убедительности он вытащил удостоверение.
 
  Вечером того дня, о, дура, я пошла в гости к нему, по дороге представляя себя на большом экране. Как и обещал, он сделал несколько снимков, постепенно обнажая меня. Когда догадалась о его намерениях, было поздно. Я испугалась и запаниковала. Он мне был крайне неприятен. В ту ночь я возненавидела себя за доверчивость! Так и попала в зависимость от этого мерзкого человека.

  После он сам надел на меня золотые серёжки, и я пошла домой со слезами на глазах, уже не думая о кино. Впоследствии фотограф, шантажируя откровенными снимками, заставлял проводить время с его друзьями, гостями. Дачники стали мне дарить подарки и деньги. Тогда фотограф принялся контролировать всех и вся. О кино было забыто. Я сама разлюбила. Вот так всё перевернулось в моей жизни. Не знала, зачем живу, пока не встретила тебя.
  Да, ладно, это я так. Так вот, потом фотограф привлек ещё несколько девчонок, всё той же приманкой. Когда узнала моя мать, она прокляла меня и выгнала из дому. Мне пришлось жить у него же... Вскоре мать бессильно простила и позвала домой. Я искупила свою вину перед ней деньгами и подарками.

  Произошло все прошлым августом. Тогда дача этого мерзавца не была такой красивой, как теперь. Вот такова цена его уютной дачи... С тех пор так и живу, - завершила свою печальную исповедь Лана и глубоко вздохнула.
  Её рассказ обжег мне слух и сердце. Я томился ревностью к прошлому. Был полон ненависти к этим дачникам и особенно к фотокорру.
  - Лана, ты казалась такой невинной, зачем же меня, взрослого человека, водила за нос? - с болью произнес я.
  - Испугалась, что разузнав, бросишь. Столь необычных у меня не было. Ты мне казался особенным с первого взгляда. Ты добрый, умный, интересный, красивый. Я даже не знаю, как в одном человеке столько достоинств сосуществуют. А они все были неприятные, как сам фотограф. Будь он проклят со своим кино! - и девушка громко зарыдала.
 
  От её горьких слёз и неприятных откровений меня охватила смута. Я вспомнил прошедшую ночь и представил вместо себя какого-либо толстого, неприятного, с потным телом... Отчего мне стало только хуже. Но постепенно привыкая к боли душевной раны, я очень старался простить её. Всё это же случилось до встречи со мной.
  Лана смотрела на меня как-то иначе. Разве так смотрят, когда не любят?
  Нет, я хорошо знал взгляды влюбленных женщин. Она была из них. До вчерашнего вечера казалось такой недоступной особой. "Какая же ты жестокая", - подумал я.
  Исчерпав свои слезы, Лана погрузилась в себя.
 
  "Зачем же я лезу со своей философией к ней. Она такая молодая и незащищенная. Она же не виновата, что я её полюбил. Злая шутка судьбы. Рано или поздно пришлось бы кому-то в этой провинции опекать такую красоту", - размышлял, выдыхая дым сигареты. Я же опоздал...
  - Можешь подумать обо мне всё, что угодно, - прервала установившуюся паузу Лана, - и так меня бросишь. Если ты был бы как все, сложилось бы иначе...
  Тогда на речке, я приметила тебя загорающего, с закрытыми глазами, ты понравился мне сразу.
  Потом наши встречи здесь, в лесочке. Я столько всего узнала, ты на многое открыл мне глаза. Все эти дни размышляла только о тебе и очень боялась, что разузнаешь. Страдала и плакала в одиночестве! Я всем сердцем желала, чтобы полюбив, ты вытащил бы меня из этого омута! Душа-то моя чиста! Понимаешь?! Она - невинна!
 
  Я так боялась потерять тебя! - она вскочила и кинулась ко мне на шею со слезами. От неё, как и прежде, пахло свежей клубникой. Сквозь слезы Лана целовала меня и сбивчиво что-то говорила о своей любви. Я был растерян. Внезапно рядом раздались голоса. Девушка, как ошпаренная, отскочила от меня.
  - Пойдём отсюда,- взмолилась она, и мы пошли в сторону посёлка. Я провел Лану до моста:
  - Я завтра уезжаю. Жду тебя здесь, у мостика, - сказал я жестко, не допуская возражений.
  Она грустно посмотрела на меня. В её огромных чёрных глазах стояла глубокая печаль. И... недосказанность...
  - Мне следует уезжать, отпуск заканчивается. Надо решить, как нам дальше быть. Лана, мы такие разные, я даже не знаю, как поступить лучше, - тут я притянул её к себе и тихонько проговорил:
  - Несмотря ни на что, я люблю тебя...
  - Пожалуйста, не надо, - заплакав, она убежала.
  Я смотрел ей вслед. Мне не хотелось её останавливать. Я совсем не ожидал такого поворота событий и был совершенно растерян.
  Когда Лана скрылась за углом, моё первое желание было избить до смерти фотографа. Но, не будучи уверенным, что увезу её с собой, немного утихомирив свою пылкость, признал, тем самым могу навредить девчонке и медленно направился домой.
 
  Близился вечер. Небо потихоньку стали затягивать тучи. Подул прохладный ветерок. По дороге я размышлял: "Жизнь - словно шахматная доска. В ней имеют место и короли, и пешки, и промежуточные фигуры. И чья-то мощная рука, имя которой судьба, жестоко переставляет эти фигурки. От этого сильно страдают фигуры попроще. А рука тешится нелепой игрой. И фигурки всё выбивают из игры поочередно. Как всё нелепо вокруг", - думалось мне.
  В этот момент, как много лет назад, в молодости, я не знал ни одного ответа на свои многочисленные вопросы.
  Когда дошёл до дому, старик сразу заподозрил что-то неладное. Я и сам не хотел от него скрывать ничего.

  Наступили сумерки, когда мы с Семеновым, устроившись в беседке, пили ароматный чай с лимоном. К ночи погода совсем испортилась. Казалось, небо накопило весь отрицательный заряд, чтобы с новой силой обрушиться на землю, на людей, напоминая нам о нашем безрассудстве. Все дни моего отпуска стояла ясная погода, а если и были дожди, то кратковременные.
  - Вот и разгневал небеса, - думал я, сидя в беседке со своим другом
  - Сегодня быть грозе, - в унисон моим мыслям высказал старик. Я смотрел в большие и ясные глаза своего друга, ища в них ту глубину, которая бы отвечала моей печали. И сидел напротив Семенова молча, уронив голову на плечи. Совершенно одолела тоска неопределенности.
  Двадцать лет назад я так же стоял на распутье. И теперь, всё так же зависая в воздухе, не понимал, в какой стороне находятся двери из сложившейся ситуации. Старик же не задавал лишних вопросов, ожидая, когда я сам созрею для исповеди.
 
  - Дорогой мой друг, выслушай, пожалуйста,.. я по уши в грехе. Мне неспокойно на душе. Подобное я пережил давно. Будучи студентом, я потерял отца. После его похорон долго не находил себе места под солнцем. Но со временем молодость победила, и боль, вызванная такой потерей, отступила. Теперь же доподлинно знаю вкус утраты, - тут я, промолчав немного, добавил - к черту чай, дружище, давай перекинемся на что-либо покрепче, не то слова застревают в горле.
  Старик принес из дома бутылочку коньяка, сыр, лимон, холодные вчерашние котлеты. И мы расположились снова.
  Пока "обновляли" стол, хлынула гроза. Невзирая на непогоду, мы продолжали сидеть в беседке. Под шум и грохот грозы я принялся рассказывать старику про своё приключение в дачном посёлке. По мере опьянения становился все откровеннее.
  Семенов слушал не перебивая. Он ничему не удивился. Как будто я рассказывал ему про свои похождения каждый день. Конечно, жизнь его давно научила ничему не удивляться.
 
  Я завершил свой монолог, старик же продолжал безмолвно сидеть, скрестив руки на груди. Мы сидели друг против друга некоторое время. Никто не хотел нарушать создавшуюся тишину. Лишь гроза бесцеремонно входила в свои права. Сильный грохот грома нарушил