1
Шла четвёртая неделя военной операции на Украине. Пермячка Алёна позвонила подруге харьковчанке, с которой познакомилась много лет назад на курорте в Закарпатье, где обе отдыхали в санатории. Раз в месяц женщины созванивались, болтали. Но последние события вызывали беспокойство у Алёны: как она там?
— Да, — пренебрежительно ответила подруга, что слегка обидело Алёну.
— Привет, Вита! — и осторожно: — Как вы там?
— Да как — никак! Долбаный ваш президент! Зачем напали на нас? — Виталина кипела от ярости; и была готова перейти на брань. — Скоро Харьков возьмут. По окраинам бьют, падлы. Мой офис разбомбили! Работы нет. Вода и свет с перебоями… Народ тикает из страны. Во как. Шо ж вы творите?
— Вита, ну, это просто ужасно, понимаю…
— Да шо вы понимаете? — От дружбы, казалось, не осталось и следа. — Мало вам Крыма? Неймётся? Никому от вас покоя нема. Да когда ж подохнет ваш ирод…
Алёна, опешившая, молчала. Она же просто позвонила, чтобы поддержать подругу, выразить сочувствие, но та, как с цепи сорвалась, без умолка поливала грязью русских и всё, что с Русью связано. Ей хотелось объяснить Вите, что всё не так, что истинные мотивы Москвы благородные: освобождение ДНР и ЛНР и зачистка братской Украины от нацистов. Но та не давала вставить и слово. Алёне стало жалко подругу, которая стала жертвой нацистской идеологии и дезинформации и фейков, очерняющих российских военных.
Наконец, в речитативе обозлённой подруги появилась пауза.
— Вита, милая, не знаю, чем утешить тебя. Война — плохо, конечно. Прости нас… — и тут же осеклась: что она говорит, зачем извиняется, а главное, за что? Бред какой-то! Она же просто переживала за неё.
— На шо нам ваши извинения?! Теперь мне все звонят, прощения просят. А шо толку: извиняйся — не извиняйся, а бомбят, убивают. Ты бачила, шо творят ваши орки?
— Ну… нам, наоборот, другое говорят, показывают, что у вас там, эти… нацисты…
— Да шо вы там знаете? Я из окна бачу своими глазами, шо творится. Трупы! А ваши лживые каналы, как же, так вам и скажут всю правду про зверства ваших оккупантов, ждите.
— Но вы, ваша власть, вы первые начали воевать с Донбассом…
— Знаешь что? Если соседи ссорятся, нечего лезть — сами разберутся.
— Прости, подруга, мне очень жаль…
— Да на шо нам ваша жалость… — и связь прервалась.
Русская женщина осталась в недоумении. Ещё долго её будет гложить чувство вины.
«Но за что?» — спрашивала она себя.
2
Не успела Вита остыть от злости после диалога с этой проклятой кацапкой, как в квартиру настойчиво постучали. Со словами «Кого ещё черти несут?» она подошла к входной двери и открыла её. В жилище бесцеремонно ввалилась группа военных с оружием наперевес (поквартирный рейд); отодвинув в сторону Виту, солдаты по-хозяйски принялись бродить по комнатам. «Слава богу, свои, — выдохнула Вита, — не ватники». Но вскоре пожалела.
— Вам кого, хлопцы?
Командир, бандюга с двухнедельной щетиной на лице, со свастикой и фашистской символикой на кителе, — явно недавно освобождённый зека, — с укоризной спросил:
— А чё не на мове? Или лояльная? Может русичка?
Пара солдат под руки вывели из комнаты дрожащего от страха сына Виты.
— Слава Украине! — воскликнул бандит, ударил себя кулаком в грудь и в гитлеровском приветствии вскинул руку вперёд, едва не проткнув . Парень промолчал, непонимающе озираясь на мать.
Другой нацик ещё раз повторил: — Слава Украине! Отвечай, падлюка, — СЛАВА!
Парень не ответил, и нацист нанёс ему в челюсть удар прикладом «М16», отчего малой рухнул на пол без чувств.
Вита бросилась к сыну.
— Собирай его! — приказал матери главарь.
— Куда? — Вита заслонила собой сына.
— Незалежну защищать.
— Да он же ещё хлопец, вы шо. Ему ж шестнадцать, — взвыла Вита.
— Нормально!
Солдаты оттащили мать от сына, подняли приходящего в сознание парня.
— Да шо с ними цацкаться, — сказал один из бандеровцев, — цэ ж рашисты. Морока с ними… всё равно брыкаться будут. Только время тратить.
— Что вы творите, ребята! — по-русски закричала мать. — Не дам!
— Куда денешься, москальская гнида, — зарычал, брызгая слюной, главарь и застрелил её.
Конец
