Вечер третьего дня
Человек крайне и очень точен в своих предположениях лишь тогда, когда он их делает в тот момент, когда он слишком и совершенно уверен в обратном их исполнении. Что в полной мере относится к Еве, и в этом буквально скоро убедился Алекс, когда прибыл себе в номер отеля, и только было собрался ничего не делать, адаптировавшись под местные удобства, как начинает звонить телефон. Ну и Алекс, сам не зная почему, хотя, скорее зная ответ на этот вопрос, бросив взгляд на звонящий телефон, специально небрежно брошенный на кровать, чтобы дать понять этому коммуникационному устройству, что он на сегодня всё(!), хочет от всего отдохнуть и наговорился вдоволь, а тот, однозначно имея в своей начинке искусственный интеллект, всё это понял и через свои внутренние настройки начал бы блокировать все входящие звонки, до которых Алексу сейчас уже недосуг, решил, что это ему звонит Ева. И он даже это вслух подтвердил язвительным замечанием. – Не долго ждать звонка пришлось.
И вот спрашивается гипотетически, конечно, Алекса, а что бы он сказал, если бы автором этого звонка оказалась не Ева, а какой-нибудь другой человек, к примеру, телефонный мошенник, с чего-то посчитавший, что он о вас всё-всё знает (глюпий, как есть человек) и что сегодня именно вы отличная цель для его телефонных мошенничеств. Вы, мол, в конце рабочего дня измотали свой внутренний душевный ресурс и уже не сможете, как с утра противостоять его уловкам разума, которые как раз очень отлично срабатывают, когда вы расслабились и приготовились отдохнуть. А тут вон какой фокус, вас просят немедленно помочь своему очень и очень старому знакомому до такой степени, что вы о нём уже и ничего не помните. А если что-то и помните, то с какой это стати вы ему должны ему помочь, если он о вас вспоминает только в трудную для себя минуту. А вот когда ему было хорошо, и он отмечал свой юбилей, то вы чего-то совсем не помните, чтобы он вас приглашал.
И всё как бы шло к тому, чтобы вы проявили ответную душевную чёрствость с одной стороны, конечно, не с вашей, а с вашей есть такая мысль, что вы поступаете согласно христианским ценностям, – как ты ко мне, так и я к тебе, – да вот только в вас ещё присутствует природный атавизм, так усложняющий вам жизнь как раз в вот такие моменты историй жизни, и вы не можете быть бесчувственной скотиной, которая подталкивает вас к тому, чтобы и этой сволочи оказать посильную помощь и не стоять в стороне от его личных проблем.
А так как в вас ещё также живёт большая тяга к доверию, зиждущаяся на вашей лени, то вы не пускаетесь в долгие разговоры на предмет проверки подлинности личности вашего старого уж очень старого знакомого, а делаете свои щедрые пожертвования на продиктованную им карточку. Чтобы затем с лёгкой душой и с долей мстительного мщения в будущем этому своему старому знакомому, в чью сторону вы посмотрите свысока, многозначительно заявив кивком при встрече, – что, без меня всё-таки не можете, – спокойно уснуть, с отличными благотворительными снами со стороны Морфея.
А между тем спрашивалось о другом, и это другое в себя включало вопрос о том, стал бы Алекс приносить свои извинения Еве, кого он так беспощадно заподозрил в невозможности одной решать сложные вопросы и главное в нетерпении. О чём, впрочем, и не нужно спрашивать по той причине, что ответ на этот вопрос очевиден. Имеющий наглость утверждать в поле публичности свои мнения человек, имеет удивительную скромность в плане извиняться там же за свои, не имеющие реальной основы утверждения. А так я это вижу, то ты, бл*ь, не художник и не писатель, как в первую очередь ты об этом знаешь.
– Я слушаю. – С долей пафоса и самонадеянности отвечает в трубку Алекс. Что любого звонившего по телефону человека собьёт с прежней мысли, чего-то совсем не понимающего, с чего этот я решил, что он всё обо мне и о моём звонке знает. Так что Ева, кто и был автором этого звонка, хоть и хотелось, чтобы такого не случилось (надо поставить на место этого самоуверенного Алекса), сбилась с прежнего настроя и мысли, и отвлеклась на такую демонстрацию себя Алексом.
– Вы всех слушаете? – очень интересуется Ева.
– Уж точно вас. – Очень ловко отвечает Алекс.
– А почему я в таком приоритете? – всё интересуется Ева.
– Может потому, что у меня выбора нет. – А вот это было колко и остро так, что Ева даже слегка задохнулась от такой дерзости, на которую может быть только один ответ, немедленно бросить трубку и показать этому наглецу, что …У него всё им задуманное выходит и он запросто может тебя вывести из себя. Чего он не дождётся, и Ева ещё и не таких глупостей, и прискорбностей в свой адрес слышала.
– Не значит ли это, что вы кроме меня никому не интересны? – Ева всё же находит, что колкого противопоставить Алексу. Которому удивительно уже то, как они так быстро перешли на такой уровень межличностного доверия, когда только люди, близко друг к другу находящиеся, позволяют отпускать в сторону друг друга вот такие многоцелевые нежности.
– Хотите об этом поговорить? – спрашивает Алекс.
– И не только. – Отвечает Ева.
– Где? – лаконичен в ответ Алекс.
– Где-нибудь поближе к вам. – А вот это прозвучало многообещающе и неоднозначно так, что теперь уже Алекс сбился с мысли и на основе этого сумбура в голове сказал первое, что пришло в голову. – Тогда бар «Одинокий койот», рядом с моим отелем.
– Вот какой вы прыткий. – Усмехается в трубку Ева.
– А что не так? – чего-то не понял Алекс.
– Я буду это иметь в виду. – Отвечает и одновременно не отвечает на вопрос Алекса Ева, заканчивая на этом разговор. Ну а Алексу ничего другого не остаётся, как вопросительно посмотреть на трубку телефона, и так не получив от него ответа, перевести внимание на себя, провести рукой по щеке, и решить, что не будет лишним пойти побриться.
А вот здесь, на этом пути к гладко выбритым щекам, вдруг встало препятствие в виде сказанных при заселении сюда слов портье, убеждавших Алекса в том, что здесь, в отличных от всего прежнего для Алекса условий его взаимодействия с реальностью, которая характеризуется и имеет иные тактико-технические характеристики среды, всё то, чем он в обычной сфере своей жизнедеятельности пользовался, не будет по прежнему работать и тот же бритвенный станок может запросто его порезать. И не тем, что о чём в первую очередь подумается Алексу, – в результате его непропорционального и неравномерного давления на станок, – а само бритвенное лезвие, либо затупится, либо наоборот, станет ещё острее от взаимодействия с этой разряженной внешней средой, в которой ему приходиться находиться и как-то с ней взаимодействовать на молекулярном и ионном уровне.
– Вот и проверим. – С решимость не отступать, Алекс, смотря на лежащие на полке в ванной станки, протянул руку к предоставленному отелем станку. Который с виду не имел никаких особых отличий от тех бритвенных станков, с которыми имел дело Алекс. После чего он из специального тюбика выжал пены для бритья и, мельком оглянувшись на своё небритое настоящее, которое через пару минут станет уже прошлым, приступил к процессу бритья. Которое оказалось всё таким же, каким он его знал.
– А я даже на мгновение испугался. – Усмехнулся Алекс, разглядывая себя в зеркало, поворачивая голову в разные стороны, чтобы заметить на своём лице само собой то, что всем должно нравиться. А в себе разве может найтись то, что не нравится? Разве что только в фокусе недостаточного совершенства.
Что приводит Алекса к тому, что пора заканчивать процесс бритья и надо смыть с лица остатки пены. Он переводит свой взгляд на поток воды из крана, и его вид как-то неожиданно для Алекса наводит его на мысль о том, со шрамом типе в туалете.
– Интересно, как он его получил? – задался вопросом Алекс. И тут же припомнил сказанное по этому поводу его собеседником. – И что, твой шрам, тоже есть часть твоего пути, который включает в себя твои предназначения? – как сейчас Алекс услышал тогда сказанные слова человека с шармом на всё смотрящим.
А вот сейчас на этот его вопрос должен был почему-то Алекс ответить. Ну хотя бы потому, что он стал инициатором его возникновения. А раз он выступил зачинщиком, то его этот вопрос волновал вот так даже бессознательно.
– И какая предпосылка могла привести к этому результату? – задался вопросом Алекс, посмотрев на мыльницу с мылом в ней. Что навело его на в чём-то странную, а в чём-то на альтернативно разумной рассудительности мысль. – Да что угодно. И это необязательно какой-то сверх поступок, да ещё связанный с его героизмом во спасении кого-то. А это тип смог просто стоять в ванне, как прямо сейчас я. Взять мыло в руки не слишком удачно, задумавшись не вовремя о чём-то постороннем и не касающимся происходящего с ним сейчас, и таким образом отвлекающего его от поддержания безопасности себя в этой природной обстановке, готовой всегда стать для тебя агрессивной средой, к своему недоумению и неожиданности позволить этому куску мыла выскользнуть из рук. – А вот что сейчас такое было, когда Алекс из своей руки выпустил вверх мыло, которое вначале взлетело, а затем устремилось вниз падать, а Алекс как заворожённый за всем этим его полётом безмолвно наблюдал, то это возможно было его проецирование в реальности своих мыслей, которые привели к тому, что теперь уже внешняя среда принялась ответно диктовать Алексу свои условия его здесь стояния. И всё с помощью этого куска мыла, так неожиданно закатившегося ему под ноги.
На что в ответ Алекс попытался оттолкнуть босой ногой этот кусок мыла от себя, да так ожидаемого неподготовлено и скользко для себя, что всё это привело к тому, что он, уже вступив ногой на мыло, поскользнулся, и бл*ь, слишком быстро и резко для себя (он и не смог выставить вперёд руки, чтобы задержать это своё падение) полетел головой на встречу с углом мойки. Чему итогом стало то, что Алекс, ударившись, на какое-то время отключился, рухнув на пол.
А вот что дальше произошло и случилось ли, то это в тот момент не получило для Алекса должного и внятного объяснения хотя бы потому, что ему не дали времени для всего этого тем, чего Алекс уж точно не ожидал сейчас в свою сторону такое обнаружить. А именно чью-то агрессию в свою сторону со стороны оттуда, куда он не мог видеть. И при этом тот человек, кто проявлял в его сторону невиданную, но болезненно ощущаемую Алексом агрессию, вёл себя так, чтобы Алекс ещё менее, что понял из происходящего с ним, нанося ему по бокам удары ногами, и всё в сопровождении неясных для Алекса угроз и пояснений того, почему он с ним так поступает.
– Я тебе говорил, не лезь туда, куда тебя не просят. Но нет, ты никого не слушаешь! – чуть ли не задыхаясь от ненависти и переполнявших чувств озлобленности, хрипит прямо над ухом Алекса неизвестный тип, сопровождая эти свои слова чувствительными пинками по Алексу. А Алекс, находясь в состоянии полной невменяемости и несообразительности, и противопоставить этому на себя давлению этого типа ничего не может, пытаясь только в себе собраться. А уж ответить на эти его требования это уже за гранью сохранения себя.
Противника же Алекса это не только не останавливает, а его наоборот, всё это ещё больше подначивает
