Одновременно со звонком на урок в кабинет вошла учительница русского языка и литературы. Ученики седьмых классов, «А» и «Б», в знак приветствия встали, гремя стульями.
— Дети, сейчас к нам на классный час придёт гость! — объявила учительница. — Его фамилия вам хорошо знакома по урокам литературы…
— Какой-то писатель, что ли? — перебил учителя Витя Яхонтов, сидящий за последней партой.
— Нет, Витя, он не писатель… Не перебивай меня! И во время мероприятия постарайтесь, пожалуйста, не перебивать гостя. В конце беседы он обязательно ответит на все ваши вопросы. Договорились?
— Да! — хором ответили дети.
— Надеюсь на ваше понимание. Итак, наш гость — человек преклонного возраста. Так что, прошу вас, ведите себя культурно. А какое отношение он имеет к литературе, вы скоро поймёте. Скажу только, что проживает он в нашем крае, и никогда никому не давал интервью и в мероприятиях, подобных сегодняшнему, не участвовал. Просто чудо, что он согласился прийти к нам в школу, прийти к вам, чтобы поделиться…
— Конфетами! — снова выкрикнул Витя, рассмешив учеников.
— Виктор, прекрати умничать!.. Послушайте меня. Уникальность этого человека в том, что он — отец знаменитого писателя, рассказы которого вы изучали на уроках литературы в пятом и шестом классах. Один из романов будете изучать в одиннадцатом классе.
— Назовите фамилию? — попросила Ася, отличница, наизусть знающая имена всех поэтов и писателей школьной программы по литературе.
— Наберитесь терпения, и вы узнаете, кто этот писатель…
Отворилась дверь кабинета, и в класс вошёл дедушка, опираясь на деревянную трость. Вслед за ним — директор школы, завуч и библиотекарь. Дети мгновенно поднялись со стульев, вытянулись по стойке «смирно» и в унисон, намеренно громко, поприветствовали вошедших: — Здра-авству-уйте! — и вернулись на свои места.
— Ребята, — обратился к детям директор школы, — перед вами Василий Васильевич — отец знаменитого писателя Арсения Васильевича Закрепина, известного вам по урокам литературы.
По классу прокатилось протяжное «у-у-у».
— Да-да, так и есть. Нам выпала честь — и редкая возможность — пообщаться с ним, узнать из первых, как говорится, уст, каким Арсений Закрепин был в детстве, что любил, что ценил, а главное, что сподвигло его выбрать нелёгкий творческий путь. Прошу вас! — обратился директор к гостю, указывая на стул за учительским столом.
Но гость не спешил присаживаться. Он снял тёмно-коричневую фетровую шляпу, старую и мятую, обнажив редкий пучок седых волос на макушке, который пригладил ладонью, и посмотрел на учеников, улыбнулся; затем прошёлся взглядом по стенам кабинета, вздохнул — видимо, вспоминая свои школьные годы, — и вдруг выпрямился, молодцевато расправил осанку, приподнял подбородок, слегка запрокинув голову назад, а потом плавно наклонился туловищем вперёд, почтительным поклоном выражая своё уважение к детям, после чего сел за учительский стол. Старомодное приветствие приятно удивило современную молодёжь, а некоторых детей даже смутило, но, непременно, все ученики были преисполнены чувством благодарности к пожилому человеку.
Он был одним из тех миллионов сельских стариков, которых можно встретить в любом российском регионе и по их внешнему виду определить, кем они работали всю жизнь и в какой местности проживали. Они — олицетворение русского мужика-крестьянина, на плечах которого страна и держится, и славится. Это люди того поколения, которые в Великую Отечественную прошагали пол-Европы, уничтожили нацизм и вернулись с Победой домой, и до самой смерти пресчастливо прожили в старых, построенных ещё их отцами да дедами, хатах, ни разу не жалуясь на жизнь и не требуя за свой вклад в Победу у государства ничего, кроме разве что бесплатной путёвки в санаторий, свободного места в салоне общественного транспорта да возможности вне очереди войти в кабинет участкового терапевта в поликлинике или оплатить покупку на кассе в универсаме. Самым ценным — помимо семьи и жизни — для них являются военные награды. Именно такого мужика представляешь в уме, вспоминая пословицу «По усам текло, а в рот не попало»; это про них в чёрном юморе: «Настоящий мужик идёт к врачу тогда, когда пуля в спине начинает мешать спать». При всей своей внешней недотёпанности и неотёсанности — разумеется, обманчивой, — такие мужики выносливы, умны, мудры и смекалисты и обладают грамотностью, профессиональным умением и мастерством. И большинство из них воплощают в себе верх добродетели: они не проявляют её, а ею проникнуты.
Лицо Василия Васильевича, смуглое и обветренное, покрывала густая сеть глубоких морщин — следствие нелёгкой работы на открытом воздухе; кожа на руках имела коричневый оттенок, отчего ладони казались немытыми; кривоватые пальцы — в порезах, мозолях и ссадинах; под неухоженными ногтями, грубо подстриженными, чернели тонкие полоски грязи, а на некоторых белели пятнышки — следы неоднократных ударов молотком или каким другим тяжёлым предметом по пальцам. Но неопрятность и — больше кажущаяся — грязность старика отвращения к нему не вызывали, — он ведь не банковский работник, а сельский труженик, руки которого, пропитанные пылью и грязью и обожжённые солнцем, не расставались с землёй и техникой в течение всего, можно сказать, светового дня на протяжении всей его жизни, без выходных и праздничных дней. Если ты сельский житель, ты не обращаешь внимания на испачканную одежду соседа, тем более, пожилого. Наоборот, воспринимаешь, как данность и проявляешь чувство уважения по отношению к человеку земли и труда, и готов из его рук, не кривясь от брезгливости, принять и хлеб, и щепотку соли, и утолить жажду. Наверняка, каждый второй человек помнит те добрые прикосновения к себе твёрдых, шероховатых, но в то же время таких нежных и тёплых бабушкиных и дедушкиных ладоней в детстве, перед лаской всего лишь отёртых от пыли или муки о передник или брюки.
— Может, будет интереснее, если вы будете задавать вопросы, а я отвечать? Как считаете? — предложил Василий Васильевич.
Класс молчал.
— Ну же, ребята, не стесняйтесь, задавайте вопросы, — пыталась расшевелить детей завуч.
Первой осмелилась задать вопрос Ася:
— А когда вы в первый раз узнали, что ваш… ну… что Арсений Закрепин пишет рассказы?
— А в каком классе он учился, когда первый раз написал рассказ? — следом спросил Данила.
— Ребята, давайте по очереди! — попросила учительница. — Сначала Асин вопрос. Итак, когда вы узнали о творческих способностях маленького Арсения, Василий Васильевич?
Старик опустил глаза и посмотрел на свои ладони — он заметно волновался: тяжело дышал, без конца облизывал пересохшие губы, часто моргал. Потом поднял голову, осмотрел лица ребят и остановил свой взгляд на противоположной стене кабинета на одном из портретов писателей — задумался.
— В первый раз?.. — повторил вопрос гость и мысленно погрузился в прошлое.
Да, он помнил тот первый раз, очень хорошо помнил. Особенно свою реакцию помнил. Арсению тогда было двадцать два года. Прошёл год, как он вернулся из армии. Однажды вечером сын подошёл к нему и, по-детски стесняясь, протянул мятую, толстую тетрадь с потёртой обложкой.
— Что там? — сухо спросил отец и, как всегда, когда к нему неожиданно обращались с каким-то вопросом, нахмурил брови, изображая серьёзное лицо.
— Да так... кое-что тут сочинил. На, вот — прочитай, — смущаясь, ответил Арсений. — Три рассказа.
— Чё? — переспросил отец и нехотя взял протянутую тетрадь. — Чего там ещё насочинял? Делать больше нечего?
— Да ладно тебе, па. — От волнения у парня зарумянились щёки. — Хочу узнать твоё мнение.
Отец что-то буркнул себе под нос и ушёл в спальню, небрежно скрутив тетрадь в трубочку, точно старый журнал, сотню раз перечитанный, чем расстроил сына.
Василию Васильевичу, понятное дело, не всё равно было до талантов сына, но — если бы это касалось сельхозтехники, агрономии или животноводства. А тут, наоборот, он не на шутку растревожился: не хватало ещё, чтобы сын его писарем стал! Не мужицкое это дело, писаниной заниматься. В их роду не было белоручек и талантов: ни музыкантов, ни художников, ни, тем паче, поэтов. Настоящий мужик должен землю любить, уметь работать на ней, кормилице, а не авторучкой на хлеб насущный зарабатывать. Хм, всё одно — гением не станет, не Пушкин. А семью сказками кормить — не дай боже такой жизни! Писаки, они ж эти… немного того — чокнутые. Ну какой, скажите, нормальный человек будет годами сиднем сидеть и денно и нощно складывать слова и записывать их. Это ж каким надо быть сумасшедшим, чтобы каждый день жить жизнью выдуманного героя, думать его головой — тьфу!
В ту ночь Василий Васильевич не сразу уснул. Устав ворочаться, он включил ночник, взял тетрадь и, с трудом разбирая корявый почерк сына, начал читать первый рассказ. Но его терпения хватило лишь на три первых страницы, после чего он не сразу, но крепко уснул, вполне успокоившись. Прочитанного текста ему хватило, чтобы понять — Арсений не станет Гоголем. И хотя в литературе Василий Васильевич не понимал ничего, и любви к чтению не питал, — отчего рукопись читал медленно, по слогам, забывая смысл прочитанного, — ему, однако, сочинение сына понравилось. Особенно то, как ловко и красиво у него получалось складывать слова в предложения. Посему вывод он сделал такой: у него самого так сочинить не получилось бы никогда, даже под дулом автомата, а что касается Арсения, то у парня, как надеялся Василий Васильевич, сочинительство — временное увлечение.
Дабы не пробудить у отпрыска желание сочинять книжки в дальнейшем — и жить, прозябая в нищете, — плюс, опасаясь позора перед роднёй и сельчанами за поэтические наклонности сына, Василий Васильевич проснулся спозаранку и вернул Арсению тетрадь, когда тот ещё спал, но уже недовольно пробуждался, потревоженный шумом.
[justify]— Написано складно. Но в жизни такого не бывает, — вынес вердикт отец. — О земле надо
