Взлет по готовности

этих вопросах начальник штаба угрызениями совести себя не терзал. Налив добрых полстакана, и достав из стола, неиспользованный, по прямому назначению, борт-паек, гостеприимный хозяин широким жестом приглашал Толю.
Уже на пути к прощению, Толя еще с минуту дулся. Затем, как мизерную компенсацию за, выпавшие на его тяжкую прапорщицкую долю, побои и унижения, не приглашая хозяина, выпивал неразбавленный спирт, привычно занюхивал его крошечной галеткой и, усаживаясь напротив присмиревшего офицера, с удовольствием закуривал. Видя, как Салатко быстро пьянеет,  начальник штаба обычно ласково говорил:
- Ты, дорогой, возьми на сегодня отгул, да.  Завтра, смотри, очень прошу, дорогой,  сделай, пожалуйста, как надо. Э!?
Тут уж Толя не пререкался. Он милостиво соглашался взять отгул, выпивал еще полстакана спирта и, непокоренный, гордо покидал кабинет. Если бы кто увидел его в момент выхода из кабинета начштаба, никому бы и в голову не пришло, что этот человек только что, без закуски, выпил стакан неразбавленного спирта. Сцена быстрого опьянения разыгрывалась специально для получения свободного времени. Дальнейшее использование этого времени  сулило существенные  материальные выгоды. Или это была рыбалка,  с солидным уловом, или охота, приносящая кабана или лося (пернатую дичь, в виду ее малой полезности Толя игнорировал). Иногда он, не безвозмездно, чинил автомобили офицерам.  За порогом штаба Толю было не узнать.
- Практичный человек, этот Салатко, - думал сын гор, глядя в окно, на удаляющегося от штаба трезвым шагом, прапорщика.
И полковник Хомутов думал:
- Горячий человек Илизар, горячий, но отходчивый. И это хорошо.
Теперь, когда бесперспективность поисков совести была установлена, Елбыздыков, как только одному ему известный факт, доверительно преподнес:
- На днях флотские учения начнутся. – Чтобы произвести  более внушительный эффект он  подвигал вверх-вниз черными, сросшимися бровями. И, с сожалением, убедившись в отсутствии ожидаемой реакции, продолжил. – Начальство понаедет! В каждую дырку нос совать будут. Координация и согласование – называется. А телефон-радио зачем? Координируй, кто не дает? Э?
- По телефону не получается. Раскусили они нас. – Хомутов подмигнул Илизару.
- Да-а! Как пятница, - пустился в приятные воспоминания находчивый подполковник, - конец рабочей недели, вечер, так из штаба авиации указявка какая-нибудь. Срочно предоставить, или, там, рассчитать что-нибудь. Делов-то, всего на ночь работы человекам десяти, не больше, ну может, там, субботу-воскресенье прихватишь, - вложил он всю иронию, отпущенную Аллахом на не один горный аул. - Им-то что, команду передал, а тут хоть застрелись.
- Но и мы тоже не лыком шиты. А?
Оба дружно засмеялись, вспоминая, как в таких случаях они прикидывались, что по телефону ничего не слышат, хотя иногда связь была настолько хорошей, что они с удовольствием слушали, как дающий указание, якобы неслышимый ими, начальник зубами от злости скрипит. Они от смеха давятся, а тот поорет, поорет, да и отложит задание до понедельника. Не составлять же самому, в самом деле, шифровку в конце рабочего дня, да еще в пятницу.
- Он там от крика чуть не лопается…Ха-ха-ы-ха! – от смеха у них слезы выступили, - А я…, а я, ха-а-х, еще громче его ору: «Ничего не слышу! Повторите! Кто у телефона? Не слышу!». Он – мне: «Хомутов, мать –мать -мать! Ты оглох, что ли? Я тебя прекрасно слышу. Не ори! », а я знай гну свое: «Кто говорит? Ничего не слышно! Перезвоните!».
- Да, кстати, - отсмеявшись, продолжил Хомутов, -  завтра Сушков прилетает, тоже по вопросам согласования. Но улететь может в любую минуту, ты знаешь. Я чего и зашел. Он на своей «тушке» будет. К его прилету надо организовать заправщик, АПА, – то есть аэродромный источник электропитания, ну, там, кислород и прочее. Я техноту свою организую, а ты базе команду дай.
- Экипаж, значит, в самолете покормим, - записывал Илизар, - генералу «Волгу»
подадим. Ты, смотри, что бы твои маслопупы не подвели, чтобы пулей заправили. Что бы все как часы работало. АПА пусть постоянно молотит, ток дает, нечего жалеть. Он это любит: подскочил на машине, нажал на кнопку, запустил двигатели и через минуту в воздухе! Ну и мы с тобой будем его сопровождать. Вдруг что не так. Верно? – еще продолжая записывать, он свободной рукой уже набирал номер командира базы, что бы тот обеспечил техникой лихой вылет генерала Сушкова.
И действительно, на другой день, часам к двенадцати, Сушков приземлился. Он, покосившись на восстановленный столбик с проводкой связи, зарулил свой Ту-16 на стоянку управления, где его уже ждал с докладом командир дивизии и его свита. Кавалькада «Волг» и «Уазиков» резво понеслась к штабу дивизии, а на стоянке закипела привычная работа.
Тягач, с натугой ревя многосильным дизелем, затолкал самолет на отведенное ему место. ТЗ, а попросту топливозаправщик, протянув из своего зеленого, слегка подкопченного, чрева длинные толстые шланги, готовился долить затребованное штурманом топливо. АПА – электростанцию на колесах, подключили к штепсельному разъему самолета и, водитель, молодой матрос-узбек запустил мотор, вращающий электрогенератор. Набежавшие техники всех мастей облепили самолет как муравьи. Одни проверяли прочность и надежность колес, другие внимательно осматривали стойки шасси. Прибористы, похожим на маленькую шарманку устройством, то накачивали воздух, то создавали вакуум в системе подачи давления на указатели высоты и скорости. Бомбометание не планировалось, но оружейники, оглашая окрестности криком «От люков!» деловито хлопали створками бомбоотсека. Все старались изо всех сил.
  Рабочая суета вокруг самолета внезапно прервалась истошным криком:
- Ах ты, зараза! Кто ж так самолет заправляет? – разорялся старший техник стоянки
Магарыч, самовольно делящий славу со справедливейшим из генералов, - дать бы тебе в рыло этим пистолетом! - потрясал он заправочным устройством перед лицом глупого матроса, который, вставив пистолет в горловину, забыл нажатием курка открыть доступ топливу. Подаваемое мощным насосом, оно раздуло шланг, грозя его разорвать.
- Стоп! Стоп, скотина! – крикнул Магарыч с крыла вниз, водителю ТЗ, - Смотри, как
это делается, олух! – начал свой инструктаж славный стартех, когда шланг потерял каменную твердость и обвис, - Учись, пока я жив! Берешь пистолет, вот так! – наглядно демонстрировал свои действия, нетерпимый к неучам стартех, -  Вставляешь его в горловину, нажимаешь и фиксируешь курок. Потом придерживаешь пистолет рукой или наступаешь на него ногой. Если этого не сделать реактивная отдача струи может вырвать пистолет из горловины. А потом кричишь: «Давай!»
Опытный инструктор проделал все указанные им действия  до момента фиксации курка, а пистолет, учитывая некоторую условность  всякого, даже военного, процесса обучения, придерживать, не стал. Водитель ТЗ, не зная ничего о дидактических приемах демонстрируемых в верхах, то есть на крыле, как только услышал долгожданную громогласную команду, включил насос на полную мощность.
В точном и полном соответствии с третьим законом Ньютона, о равенстве  действия и противодействия, реактивная сила, как это и предрекал бывалый наставник, вырвалась из тесной для нее горловины. Смыв керосиновой струей с гладкой поверхности крыла и неопытного ученика и достославного учителя, пистолет, описав широкую дугу, оросил топливом изрядное пространство, как на поверхности самолета, так и на стоянке под ним. Совместными усилиями всех технических сил и средств, последствия действия закона Ньютона и нависшая пожарная опасность были ликвидированы, но мучения водителя ТЗ на этом не кончились.
На, уже почти сухое, крыло, для продолжения  заправки был отряжен отличник боевой и политической подготовки  старший матрос Куничкин. Этот точно знал, как заправлять самолет. Мастерски вставив пистолет в горловину, нажав и зафиксировав курок, он, дабы пресечь действие пресловутого закона, всем телом придавил рукоять пистолета, которую сжал руками так, как это делают в южноамериканских дебрях ловцы анаконд и крокодилов, когда им попадается особенно крупные и нервные экземпляры. Магарыч начал уже опасаться за целость горловины, но тут из кабины пилота донеслось: «Харе!», означающее, что топлива достаточно.
На стоянке все с облегчением вздохнули. Осталось только спустить с крыла многострадальный, но тяжелый пистолет в руки водителя. Водитель потянул шланг на себя.  Но Куничкин не отпускал пистолет, так как его надо было закрепить карабином и спустить на шнуре. Шнур с карабином валялся в трех метрах тут же на крыле. Куничкин крикнул вниз: «Погоди! Не тяни!». Водитель из-за, возобновившегося на стоянке шума, ничего не расслышал, но, почувствовав сопротивление и пожав плечами, перестал тянуть шланг. Куничкин расценил отсутствие тяги снизу как правильно понятую  команду и, положив пистолет на крыло, отправился за шнуром. Водитель, так ничего не поняв, возобновил попытку завладеть шлангом. Вдохновленный отсутствием сопротивления, он снова потянул его вниз. Увлекаемый теперь уже другим законом Ньютона пистолет опустился на голову невезучего водителя.
- Уа-у! – разнесся по стоянке вопль, сразу же после костяного, бильярдного стука,
произведенного соприкосновением головы водителя с заправочным устройством. Этим ужасным происшествием работа была остановлена во второй раз. Рыдающего водителя увез, на его же топливозаправщике, в санчасть, старший матрос Куничкин.
К моменту прибытия черной «Волги», сопровождаемой только уазиком инженера (остальным было строго указанно, без дела не мотаться и свою преданность не проявлять!), под самолетом деловито гудел только АПА, да в воздухе висел сильный запах керосиновых струй    
Любимый летчиками генерал, энергично выпрыгнул из машины. Кивком головы, попрощался с Хомутовым и Елбыздыковым, а затем гибко скользнул в люк самолета. Пристегнутый к своим рабочим местам экипаж бодро доложил о готовности к полету. Оставалось только нажать кнопку «Запуск двигателей».
Оставалось только нажать кнопку «Запуск двигателей» и генеральский палец, обтянутый шевретом уже потянулся к ней. Когда до ее рифленой, с нарисованным светомассой кольцом, поверхности оставался какой-нибудь сантиметр, АПА издав звук, который можно услышать  только на расходящихся поездах, сбросил обороты и заглох. В наступившей тишине раздались крики, напоминающие перебранку двух  горных аулов, живущих по разным сторонам  Дарьяльского ущелья. Громче и отчетливей других можно было различить слова, выражающие крайнюю степень раздражения, передать смысл которых можно только в мужской компании, неотягощенной воспитанием в духе изящной словесности.
- В чем дело? – крикнул вниз в распахнутый люк, пока еще спокойный генерал, -
Почему напряжение упало?
В ответ раздавались только гортанные крики и орлиный клекот, к которым стали примешиваться подозрительные звуки, отдаленно напоминающие бурные и продолжительные аплодисменты, временами переходящие в овацию.
- Никак рожу кому-то чистят, - подумал генерал, и, начиная сердиться, крикнул, - Будет у вас сегодня ток на борту, или нет?
В люке появилось испуганное