рабыня, проговорила я. — Я принадлежу тебе.
Я не отрывала глаз от его миров. От его лун.
— Вот. Хорошо, — проговорил он и улыбнулся. Он поцеловал меня в губы. Я знала, что не нужно этого, но не могла противиться. Он лишил меня воли. Его глубокий поцелуй забирал всю мою силу, я казалась совсем слабой, обессиленной. Его марионеткой. Я сделаю все, что он прикажет. Он — мой темный мир.
— Хорошо, — снова улыбнулся он удовлетворенный. — Пойдем, моя дорогая, — он обнял меня за плечи и мы пошли в замок...
Как я ненавидел Стасию! Всей волчьей душой, всем сердцем. Она предала меня. Мы собирались бежать вдвоем, но теперь она только с Ним. Он полностью подчинил ее себе. Будь они все прокляты! Все они не могут вызывать ничего, кроме отвращения. Мелисса брызжет ядом от ревности. Она также отвратительна. Мне хочется просто исчезнуть без следа. Жизнь в этом вертепе невыносима! Будь ты проклята, Стасия! Еще недавно ты была моей, а теперь без зазрения совести принимаешь в своей спальне Назаниля, шлюха!
— Я знаю, что вы недовольны мной, — сказал Назаниль. — Но другого выбора у вас нет. Все-таки мы одна семья и интересы у нас общие.
Мелисса скривилась, приоткрыв рот, в котором торчали клыки.
— Так что, — продолжил Назаниль. — Давайте будем уважать друг друга.
Его руки лежали на плечах Стасии. Я вышел, хлопнув дверью, еле сдерживая себя, чтобы не ударить его.
Вскоре, графство опустело, стало мертвым. Все местные жители были истреблены, а кто остался в живых, в ужасе бежали. Есть стало нечего. Назаниль объявил, что мы уезжаем в другое место.
Так странствовали мы, неся в города и селения смерть, похуже бубонной чумы. Когда пищи не оставалось, мы покидали это место и искали новое...
С самого раннего детства меня преследовали видения. Я чувствовал связь с потусторонним миром. Поначалу это ужасало меня, а потом я привык, воспринимая дар-проклятие как нечто само собой разумеющееся. Как пить или есть. Об этом я никому не рассказывал, неся крест в себе.
Ночью я обычно не мог спать. Когда должно было произойти что-нибудь плохое, ко мне приходил мой двойник, садился напротив и молчал. С рассветом он исчезал. Я не знал, как он появлялся и куда уходил, знал лишь одно — скоро должно что-то призойти. Двойник — мальчик, точная копия меня. Но он никогда не разговаривал. Просто смотрел на меня печальными глазами. Я пытался говорить с ним, но он никогда не отвечал.
А один раз мне привиделось, как с потолка спускается ведро на веревке. Я заглянул в ведро, а в нем лежала голова нашего короля. Потом ведро исчезло. Через некоторое время король был обезглавлен на площади.
Отец мой немилосердно пил. Мы уже несколько дней не видели его. Я каждую ночь выходил на двор, чтобы посмотреть — не появится ли он. И вот, смотрю, сидит.
— Отец! — позвал я. Он не ответил. Тогда я подбежал, и тронул его за плечо. Рука моя провалилась в пустоту — никого не было. Но я отчетливо видел его, это был именно он. Тогда я еще не знал, что его несколько дней как уже нет на этом свете — его нашли в яме, засыпанной листьями. Перед этим ко мне снова приходил мой двойник. Сидел и смотрел. Тогда мне было десять лет. Мы похоронили отца. Жить было уже не на что и мать устроилась работать служанкой в богатую семью. Мы переехали. Эта «добродетельная» семья, в доме которой мы поселились, могла обмануть кого угодно, но только не меня. Я знал, что здесь скрывается что-то темное, злое, но что именно, пока не мог сказать. Я помню женщину с каштановыми волосами, красивую, как богиня.
— Какой чудесный мальчик! — сказала она.
— Гарольд, его зовут Гарольд, — ответила моя мать. Я повернулся. Женщина смотрела на меня в упор. Я увидел, как воздух перед ее лицом начал плавиться, колыхаться, как от пламени. И тут, я увидел, что вместо лица у нее волчья морда. Я хотел закричать и не смог. Женщина наклонилась ко мне:
— Сколько тебе лет?
Лицо ее было обычным. Ответить я уже не мог, ком подкатил к горлу.
— Ему десять лет, госпожа, — ответила за меня моя мать.
Я снова посмотрел на нее — и снова воздух расплавился, стал жидким, будто горело пламя огня. И я снова увидел волчий оскал. Мать не видела этого. Только я видел. Я побежал и заметил под ногами веревку. Я споткнулся и больно упал, а когда поднялся — никакой веревки не было.
— Ай-ай-ай! Нужно быть осторожнее! — услышал я сзади голос этой женщины, а в ушах стоял ее издевательский смех.
— Мама, волки! — испуганно затараторил я. — Здесь живут волки! Уедем отсюда!
— Господь с тобой, Гарольд, будто белены объелся. Какие волки? Заработок хороший, крыша над головой, с голоду не сгинем.
Я был в полном ужасе. Я видел этих людей с волчьими головами! Моя мать и другие не видели этого, у меня же было особое видение. Я видел за спиной каждого из них черное облако, оно было похоже на сгусток тумана, только черного. У женщины по имени Стасия, оно было серым, а не черным. Меня так испугала эта картина, что я залез под кровать, и почти сутки оттуда не вылезал.
— Гарольд! — кричала мать. — Гарольд, где тебя носит! Помог бы матери!
Она волокла большую корзину с тушками домашней птицы. Здесь ее готовили по особому рецепту — сырую, с кровью. Я знал, что это была лишь закуска, на самом деле в этом доме ели людей. Это я точно знал. Мне было мерзко и страшно. Ночью я сидел под кроватью и видел, как мимо меня пробегали громадные волки, с горящими, как у дьяволов, глазами. Я боялся дышать. Их клыки и когти — острые ножи, орудия убийств. Они выпрыгнули в окно, готовые к охоте — смерть для одиноких, заблудших во тьме, путников. Я много раз просил мать уехать, утверждая, что эти люди — оборотни, но она, конечно же, не верила мне. Я не мог оставить здесь ее одну, да и куда было бежать, мне было всего десять!
Я долго сидел под кроватью, потом мне послышались крики. Вначале я не вылазил, но потом решил пойти посмотреть. Дверь со скрипом отворилась. Никого не было. Это дьявольская сила вызывала меня, чтобы играть злые шутки. Дверь с грохотом закрылась и больше открыть ее я уже не мог. Я на что-то наткнулся — это была голова черного кота. От страха я пнул ее ногой и она откатилась в сторону, шмякнувшись об стену. Потусторонние шумы и звуки стучали в голове. Скрипы, шепот. На пол упала и погасла свеча, я остался в абсолютной тесноте. Мне было так страшно, что хотелось кричать и плакать. Я стал просить боженьку помочь мне пережить эту ночь. Я слышал дыхание зверей, чувствовал, как они бегут по лесу, под полной луной, навстречу вольному ветру, и глаза их горят адским огнем. И каждого, кто встретится на их пути, ждет лютая смерть. Я дрожал, как осиновый листок. Я чувствовал, как их зубы вонзаются в человеческую плоть, как когти мертвой хваткой вцепились в жертву. Я чувствовал нечеловеческий страх этой жертвы, ее безысходность. И все это вокруг десятилетнего ребенка! Это сводило с ума. Я беззвучно плакал. Зубы отделяли куски плоти, рот заглатывал, дальше куски эти перемалывал, словно жернов, дьявольский ненасытный желудок. Я пребывал в аду. До самого рассвета я сидел в абсолютной темноте, дрожа и плача. Я чувствовал и жертву, и убийц одновременно.
9
Я слонялась по дому. Жизнь превратилась в сплошную серую полосу апатии. Ничто не радовало. Я не знала, зачем влачу это существование. Мэлорм избегал меня, Мелисса кидала злобные взгляды. Назаниль помыкал моей волей. Я не была проклятой, но не была и человеком. Я была никем. Безрадостная и бессмысленная жизнь. Маленький светловолосый мальчик, сын новой кухарки, внимательно смотрел на меня голубыми глазами.
— Госпожа Стасия, — сказал он. — Не поддавайтесь Ему. Он хочет, чтобы ваша душа стала проклятой, он заманит вас в свои сети...
Я удивленно взглянула на него:
— О чем ты, мальчик?
— Вы знаете, о чем... — сказал он. — Я вижу вас всех, я вижу такое, что не видит обычный человек. Я знаю, кто вы...
Его речь поразила меня.
— И что же ты видишь? — спросила я.
— Оборотни... — проговорил он, и сжался, как маленький котенок. Я очень удивилась, откуда этот голубоглазый малыш знает о таких вещах.
— Ты наслушался глупых сказок, — сказала я. — Оборотней не существует...
— Вы — оборотень... — сказал он и испуганно опустил глазенки. — Если вы попробуете человеческой крови, на вас падет проклятие...
«Он всевидящий», — подумала я, но вслух сказала:
— Не говори ерунды, мальчик. Иди на кухню и занимайся своим делом...
Он убежал. Я долго думала над его словами. Он знал все. Все, чего я так боялась. Я живу с отвратительными убийцами рода человеческого и боюсь стать такими же, как они...
— Отчего грустишь, моя дорогая? — спросил Назаниль и поцеловал меня в плечо. Я вздрогнула.
— Ничего...
Если он узнает, что этот ребенок разоблачил нас, он растерзает его. Я не могла этого допустить. Назаниль гладил мои плечи.
— Всю жизнь шел за тобой, всю жизнь я тебя любил...
— Звери не умеют любить, — ответила я.
— Звери, может, и нет, но я зверь только наполовину. Ты — моя волчица.
«Будь ты проклят», — подумала я. Но какой смысл проклинать того, кто уже и так навечно проклят. Моя душа ненавидела его, но воля была настолько слаба, что не было сил ему противостоять. Пустить серебряную пулю ему в висок и разом покончить со всем? Но нет той силы, которая поможет мне решиться на этот шаг. Назаниль целовал мою руку, провожая в спальню. Насколько он был красив, настолько же мерзкой была его душа. Я не верила, что этот адский волк способен кого-то любить. Но он заставлял мою волю подчиниться своей. Я боялась больше всего, что он сделает меня проклятой...
В эту ночь пришел мой двойник —предвестник всех бед и несчастий. Он прошел сквозь стену, как мы обычно ходим через дверь, сел напротив меня, подпер голову руками, и долго смотрел грустными глазами. Я видел себя со стороны — напротив сидело мое отражение. Это уже не пугало меня, как раньше, настолько я привык к нему.
— Ну, что еще должно случиться? — спросил я у самого себя. — Что еще может быть хуже, чем жить в логове оборотней?
Он смотрел и молчал. От его печального взгляда хотелось выть на луну. Я понял, что ничего не добьюсь. И, не обращая внимания на двойника, принялся перебирать крупу. С рассветом он, как всегда, исчез.
Через несколько дней, поздним вечером, страшные картинки всплывали перед моим лицом. Я почувствовал небывалую тревогу. Что-то должно было случиться. Страшное и непоправимое. В груди давила щемящая тоска.
— Мама! — закричал я, и бросился на кухню. Там лежал обезображенный труп матери, растерзанный оборотнями. Я закричал не своим голосом. Вошла Стасия.
— Они убили мою мать! — закричал я в истерике.
— Теперь они убьют и тебя, — сказала Стасия. — Нужно немедленно отсюда бежать. Подожди, я возьму вещи и пойду с тобой.
Я стоял, и округлившимися глазами смотрел на растерзанное тело матери. Мой подбородок дрожал. Стасия схватила меня за руку. Мы пробирались по кустам. Я бесчувственно смотрел на жестокую улыбку холодной луны, и не мог поверить. Теперь я остался один на всем белом свете. Проклятые монстры убили мою мать! Я сжал маленький кулачок и крепко стиснул зубы, обещая, если судьба оставит меня в живых, отомстить за гибель матери.
— Зачем они убили ее? Зачем? — я дал волю слезам.
— Наверное, она
