менеджером нового поколения.
Так что предмет моего романа, Моя Бабочка, не Маша, но Мария. Предмет моего интереса - женщина, чья кандидатура, уверен, устроила бы тебя, Лори (ты же сама как-то призналась, беспокоясь о сексуальной стороне моей жизни, которую она не могла обеспечить). Это Мария. Мария Григорьевна. Да, да, да, леди и джентльмены, RR, Ruby Rose, учительница-англичанка. Твой кумир, знаю.
После обеда – та-дам! – когда Ее Величество не на шутку разгневались, а Маша отлучилась за своими любимыми чипсами в придомовый магазинчик, раздался телефонный звонок. Варежка ревела, как поросенок, отлученный от кормушки. От этого визга Кеша прижал уши и залез под диван. Я заметался. Сперва хотел проигнорировать звонок, если это Борис-два, то перезвонит, но уж очень рингтон был настойчивым. Я прижал сотовый к уху, другой рукой подхватил Варежку.
- Алло, это Борис? - пропели в трубку, при этом мое имя было произнесено с ударением на первом слоге.
Я замер. Странно, но дочка стихла, бросила на пол плюшевого медвежонка и потянулась ручкой к телефону с требовательным: «Дай!».
Неужели?! От неожиданности заговорил по-английски:
- Oh, no! Sorry, it’s you, Мария?
- Ага.
- Не может быть!
- Nevertheless, it’s me.
Не получив требуемого, Ее Величество осерчали, взбрыкнули ножкой и взревели с новой силой.
- Позвольте в свою очередь спросить, а кто это рядом с вами?
- Рядом? Her Majesty, - растерялся я. - Sorry…
- Дайте угадаю, - перебили меня. - Это Варенька?
Я опять замер. Дочка с криком «Да-ай!» потянулась, чуть не выпав из рук, к телефону. Схватила потными ладошками трубку «Nokia». Пролепетала в мембрану:
- Ты моя мама?..
Воцарилось молчание. На том конце мобильной линии, кажется, тоже.
Я лихорадочно соображал.
- Дласте, - вякнула Варежка в трубку, болтая ножками, и отдала телефон: - На!
- Алло, это опять Борис? У вас милая дочка… Don’t worry. Мне ваш телефон дала Татьяна, ваш бывший office manager… Алло, вы слышите меня? D’you catch me?
Мгновенно все встало на свои места. Татьяна!.. Ну да, конечно. Татьяна еще во время своего ускоренного курса английского сдружилась со своим репетитором Рубиновой Розой, простите, с Марией. Будучи выше учительницы на пол-головы, ухитрялась смотреть снизу вверх на своего «коуча». Глядела в рот. Можно сказать, влюбилась (запомним это слово). Если Роза-Мария, утомившись от oral English, просила водички, то Таня опрометью кидалась в нашу бытовку, меряя длинными ногами тесное помещение фирмы «Белый квадрат» (занятия проходили в конце дня), чуть не сшибая коренастого Алдара и невысокого Бориса-2.
Как политически гонимая, Роза-Мария без проблем получила визу, без особого промедления - вид на жительство в Соединенном Королевстве. Оказалось, местные гэбисты, заскучав от отсутствия в 90-х диссидентов в традиционном месте ссылки, в краю, забытом и обкомом партии, и свежеиспеченным демократическим бомондом, под лозунгом «Англичанка гадит!» пытались состряпать дело с сионистским душком. Однако не учли перемен в стране и в мире. Вчерашние гонимые становились героями. «Дело учительницы» развалилось, не успев пролежать на столе районного прокурора и пяти минут. Но осталось в материалах следствия, видать, в испуге протокол единственного допроса забыли уничтожить, – зачинщики «дела англичанки» получили по шапке, – и оно попало в поле зрения одной из правозащитных организаций, что плодились со скоростью струйного принтера в ожидании зарубежных грантов. Опальная учительница даже не ведала об этих страстях, спешно покинув Захолустье на попутке. И когда в посольстве Великобритании в ответ на ее просьбу заявили однозначное «Welcome», она немало удивилась. А наша училка-сексапилка перед собеседованием уж было заготовила спич о том, как она влюблена в Англию, в ее культуру, из-за этого в иняз поступила, а накануне освежила память о достопримечательностях Лондона, все эти навязшие с первого курса биг-бены и тауэры, а также географию всего United Kingdom, выучила стихотворение Джона Донна в оригинале. Даже обидно стало, что ей так быстро – к следующему собеседованию - дали «зеленый».
Татьяна, влюбленная ученица, неутомимо поддерживала связь со своим «коучем». И через пару месяцев, забраковав Москву (вчерашний предмет грез!), куда наконец-таки перебрался отец, стремительно очутилась в Лондоне – по приглашению любимого репетитора. А через полгода, раньше, чем тренер, получила гражданство UK. Энергичная, высокая, яркая, Татьяна с разгона подцепила в кафе миллионера (нет, не русского) и вышла за него замуж. Заполучив британское гражданство, подала на развод. Бывшая сослуживица с повадками Iron Butterfly при разводе с фунто-стерлинговым миллионером в хард-роковом стиле отжала пару миллионов и квартирку, небольшую, но в центре Лондона.
Прекращение брачных отношений Татьяна Батлер-Каратаева на суде мотивировала тем, что полюбила… другую. Не другого, а другую. И судья благосклонно покивала, сочтя причину уважительной. Таня сама мне об этом рассказала по телефону безо всякого стыда. Я облегченно вздохнул. Так вот что меня настораживало в сексапильной секретарше: неуловимая… мм… мужественность. Не скрою, до судьбоносной ночной встречи с Лори в нарколожке я, ведший разгульный образ жизни, был не прочь завести необязательный роман с длинноногой секретаршей - из-за впечатляющегося экстерьера, но что-то удерживало. Теперь понятно, что. А «стальная бабочка», обрубив остро заточенными крылышками связи с презренными партнерами противоположного пола, начала сожительствовать с юной мигранткой из Юго-Восточной Азии. Но после бурного полугода выставила ее на улицу, благо, никаких бумаг заполнять для этого не потребовалось. Сунула в руку пару сотен фунтов и: «bye, bye, love, hello, lonelyness», как пел дуэт Саймон и Гарфанкл (не «голубые», нет).
К тридцати годам Татьяна вполне состоялась как ведьма.
После неудачного семейного, так сказать, опыта, убивала время шопингом и походами на демонстрации мод. Отвлекло ненадолго - железную бабочку изводила ржавчина глубокого чувства.
Татьяна предлагала своему обожаемому тренеру жить вместе, снять просторную квартиру-студию, при этом совместное проживание могло быть взаимовыгодным. Когда Роза-Мария вежливо отказалась, Татьяна объявила, что берет все расходы по квартплате на себя.
В самом деле, в Розу-Марию нельзя было не влюбиться. Стильная, стройная, в замшевых сапожках и перчатках; высокая гордая шея, пепельные волосы ниспадают на муаровый шарф, узкая белая кисть с голубыми прожилками из-под приспущенной перчатки… Ее принимали за истинную англичанку, а таксисты «кэбов», лишь только она, впорхнув на заднее сиденье, начинала стягивать перчатку, с ходу выворачивали руль в сторону района Белгравия. Плюс блестящий, без эмигрантских пошлостей, «инглиш». Ей предлагали высокооплачиваемую работу, но она выбрала привычную учительскую стезю – только теперь не английского, а русского языка в престижном колледже.
Леди. Наконец-то нашел слово, которое емко определяло суть Розы-Марии. Лань. Одень ее в телогрейку, перед ней все равно будет склонять седые бакенбарды метрдотель, распахивая зеркально-дубовые двери дорогого ресторана в Найтсбридже…
В ходе ухаживания «железная бабочка» неутомимо порхала вокруг вожделенного цветка, для чего водила Розу-Марию в кафе, угощала пирожными, а то и шампанским, и вела разговоры. Но открыла свои чувства не сразу, боясь стальным крылышком стряхнуть сладкую пыльцу наметившейся симпатии. Татьяну несколько настораживала, что собеседница нет-нет, да и спрашивала обо мне. И она, не без раздражения, рассказала все, что знала о моих отношениях с Лори. А знала она многое – городок у нас небольшой, секреты, да и врачебную тайну надолго не скрыть. Рассказала про ВИЧ, про Вареньку и необычные похороны ее матери.
Дурацкий треугольник.
Но Татьяна была женщиной неоднозначной, и, устыдившись мелкой подляны, дала мой номер телефона, который попросила Роза-Мария.
В разгар международного разговора в прихожую ворвалась Маша с пакетиком чипсов.
Варежка ткнула пальчиком в сотовый телефон в моей руке, нагретый длинной беседой.
- А мне мама звонила! – сползая с рук, победно выкрикнула дочка.
У Машки округлились глаза, бровь с пирсингом-колечком поползла вверх.
- Fabulous, какая прелесть, я хочу ее видеть! – послышался напевный голос, глубокий, бархатистый. Голос леди из высшего общества. Телефон не был выключен.
Я припал к мобильнику.
- Что-что? – прокричал я и чуть не выпалил: my fair lady.
- Я говорю, Борис, вы не могли бы привезти дочку сюда… в смысле, в Лондон. О расходах не беспокойтесь, - быстро проговорила Роза-Мария. – Ваша… ваш бывший office manager теперь, как это выразиться, теперь so fat, another way, so rich...
Ага, Татьяну мучили угрызения совести. И я вспомнил, что Лори мечтала дать дочери европейское образование.
- Но, - протянул, растерявшись, - я записал Вареньку на подготовительный курс … и школу построили совсем рядом… и вообще…
- Вот и хорошо. Я же все-таки учительница.
Наступила пауза, по обе стороны мобильной связи. Видимо, у меня было такое лицо, что Маша опять округлила глаза и прошептала: «Что случилось, дядя Боря?»
Иногда то, что произносится совсем не так важно как то, что слышится между словами… Мысли в моей седеющей голове понеслись, как в системном блоке навороченного компьютера: «… у абонентки с британских берегов нет детей… ей сорок лет… рожать поздно… она женщина-мечта… инглиш знаю сносно…»
- Вы не волнуйтесь, my dear Boris, - прервала молчание Роза-Мария. – Я все про вас знаю… Ваша ушедшая…ээ… в мир иной… супруга долго болела… Это та бедная малышка, что напрасно ждала меня с оправой из города. Я в долгу перед ней.
- Отпад, а чо, правда, для Варьки мама нашлась? - Маша прожевала чипсы.
- Хорошо, я подумаю, Мария. Обещаю, что дам ответ, - я спешно отключился. Сердце мое бухало, я плохо соображал.
Подумать только! Прекрасная RR, о которой я и мечтать не смел, там, за морями-океанами, вспоминала меня. Эффект бабочки.
Плач дочери оторвал меня от раздумий. Время обеда. Даже кот Кеша требовательно мяучил с кухни. Пора было кормить Варежку.
- Эй, пипл, я тут кой-чего нашла…
Маша стояла у кухонного шкафчика плиты, и держала в руке толстую тетрадь в клеенчатой обложке, забыв про исходившую паром на плите кастрюльку.
- Вау, дядь Борь! Тут куча рецептов, кайф голимый!
Я подхватил орущую дочку, не замечая, что от возбуждения та обмочила колготки, другой рукой взял тетрадку. Пожелтевшие от канцелярского клея вырезки, от которых коробились странички. Резанул комок в горле.
Варежка тут же с визгом протянула к тетради ручонку: «Дай! Да-ай!..»
И тут же смолкла, как будто у нее переключили тумблер.
Я с удивлением обнаружил, что плачу. Листаю тетрадку и плачу. От испуга Варенька безропотно спустилась на ковер.
Я не плакал, когда «скорая» констатировала летальный исход, когда в
