За жизнь!

Они сидели за столом, переговаривались, шутили, смеялись. Четыре брата и сестра. Вспоминали годы детства, юности, учёбы. Мужчины, конечно, не забыли вспомнить армейскую службу. Так они собирались каждый год, в одну и ту же дату – семнадцатого сентября ‒ в день бракосочетания их родителей. Как дань памяти тем, кто когда-то произвел их на свет, и благодаря кому они могли вот так собраться, поговорить, вместе что-то обсудить.
То и дело повторялось: «А помните?..» ‒ и дальше следовал пересказ случая из жизни, который касался кого-то из них. Или задействованы несколько человек, а то и все.
‒  Как сейчас перед глазами стоит, ‒ говорил средний брат, Николай, директор Дворца Культуры, ‒ как Нинка выходила из автобуса и, не удержавшись за поручень, споткнулась на последней ступеньке и полетела прямо в грязищу. Рёву тогда было, рёву… Хорошо я был рядом, быстренько вытер ей лицо, сбегал домой за чистой футболкой и штанами и кое-как довёл домой.
‒ Ага, ‒ подхватывала Нина, которая явилась «главной героиней» происшествия, ‒ домой он сбегал… Вспомни-ка, футболку притащил, которую я уже два года не носила, по причине того, что выросла из неё. А штаны вообще Валеркины принёс. Так и пришлось как пугалу огородному домой тащиться. Повезло мне, что дождь шёл, и из-под зонтов никто особого внимания на мой затрапезно-шпанский вид не обращал, а то досужий народ ухохотался бы.
‒ Разве? – искренне удивлялся Николай. – А я вот уж и не помню таких подробностей. Помню, что ты меня изрядно испачкала грязными руками. А насчёт футболки и штанов я что-то подзабыл.
‒ Да ладно! Подзабыл он, ‒ хохотала Нина, ‒ всё ты помнишь, просто признаться не хочешь. И переодеваться мне прямо на остановке пришлось, благо всего семь лет мне на тот момент было, и я не стеснительная была. Но штаны были хороши-и-и-и… Размера на два больше, штанины как клеши у матросов. И ведь так и топала домой.
‒ А как мы яблоки в саду деда Панкрата воровали, помните? – вступал в разговор другой брат – Георгий – который был тренером в детской спортивной школе. – Всё нам казалось, что самые вкусные яблоки именно у него.
‒ Точно-точно, ‒ подхватывал старший, ‒ было такое. Помню, я ещё брюки порвал, когда через его забор перелезал. Не знал, что он там гвоздей навтыкал, чтобы ребятня не лазила.
‒ Ага, - тот час кивал Георгий, ‒ гвозди-то он навтыкал, вот только мы его хитрость быстро просекли и проделали дыру в заборе.
‒ Да не дыру, ‒ мотала головой Нина, ‒ не так говоришь. Просто доску одну научились отодвигать так, чтобы пролезть можно было. И ведь долго-долго наш секрет никто не мог разгадать. Случайно осенью собака Панкрата Ивановича погналась за соседской курицей и нас рассекретила.
‒ Что-то я и этого не помню, ‒ произнёс Николай. – Причём тут собака да ещё какая-то курица?
‒ Да как же! – хором воскликнули Нина, Георгий и младший Валерий. – Собака, видать, умнее нас была. Она уже давно мордой эту доску научилась отодвигать. Чтобы не обегать весь участок – она тоже научилась в эту дыру пролезать. Вот только летом, пока у забора растительность была – кусты там всякие да трава высокая – дед Панкрат и не догадывался, что к нему незваные гости через забор наведываются. Только осенью нас Барон и сдал, можно сказать, с потрохами.
‒ А Нинка, как всегда, приключения на свою голову искала, ‒ рассмеялся Георгий, ‒ как-то раз застряла в этой дыре.
‒ Ничего я не застряла, ‒ обиженно промолвила Нина, ‒ у меня яблок был полный фартук, они мне и мешали пролезть. Вы-то хитрые, яблоки мне побросали в подол фартука, а я удирать с ними должна была. Кстати, там ваши яблоки тоже были. Выходит, яблоки общие – а застряла я одна!
‒ Ладно, ладно, хорош сердиться, ‒ вступил в разговор четвертый брат, Петр. Он жил во Франции и говорил на русском с едва уловимым акцентом. Но по-другому и быть не могло: общение с жителями этой страны наложило свой отпечаток на произношение.
– Я вот помню, как к бабушке пришёл, - вспоминал он, -  а она в огороде в тот момент возилась. Я в сенях на старом сундуке  взял да заснул. А там темно было. Бабушка пришла с участка да не приметила меня. Да корзину со сливами чуть на меня не поставила. Я вскочил да как заору. Куда сливы, куда бабушка…  «Ой, ‒ кричит, ‒ батюшки-светы! Домовой! Домовой!» ‒  и через заднюю дверь из избы и выскочила. К соседу помчалась, а он с ружьём как раз по улице шёл. – Какой ещё, ‒ спрашивает, ‒ домовой? – Никак вор к тебе, Агафья Тихоновна, залез! И прямиком в дом. Влетел в сени и ружьё на изготовку взял! Чуть не застрелил меня из ружья в тот день.
‒ Потом чуть у обоих по инфаркту не случилось! – хохотал геодезист Валерий, который хорошо помнил этот случай.
‒ Эх, жалко, ‒ тихонько произнесла Нина и вытерла уголком салфетки набухшие глаза, ‒ уже ни бабушки, ни деда Панкрата нет.
‒ Помянем, ‒ встал Георгий. За ним поднялись остальные.
Все выпили, сели на места и помолчали.
Потом снова стали вспоминать давно ушедшие дни. Вспомнили то, как Николай, отслужив в армии два года, пришёл и сразу устроился киномехаником в клуб. Как выучился, сначала стал сменным инженером, затем вырос до главного, и так шаг за шагом дошёл до директора Дома Культуры.
Как Георгий поехал на соревнования со своими подопечными и привёз из Москвы первый кубок. И как потом число этих кубков множилось и множилось, и, судя по всему, количество это обещало стать ещё больше. Потому что был Георгий хорошим тренером и работу свою любил.
Вспомнили, как Нина, не поступив в медицинский институт, не пожелала менять решение и пошла учиться в мед.училище. На третьем курсе вышла замуж, так и осталась на всю жизнь фельдшером. Зато каким! Когда «скорая» привозила к пациенту Глазкову Нину Сергеевну, и сам пациент, и родные его вздыхали с облегчением: правильность диагноза была гарантирована.
Долго они ещё сидели впятером – четыре брата и сестра ‒ на террасе родительского дома.
Завтра Николай поедет в областной центр, чтобы начать новую трудовую неделю в Доме Культуры. Георгий вернётся в Москву, к своим подопечным, Валерий снова встанет за приборы, а Петр улетит к себе в Париж. В небольшом городке останется только Нина. Останется работать и  присматривать за домом, оставшимся после родителей, чтобы через год все пятеро снова могли бы собраться в нем.
‒ Давайте выпьем за нас, ‒ встал на этот раз Петр, ‒ чтобы нам как можно дольше вот так можно было встречаться. Чтобы все мы были живы и здоровы. Выпьем за жизнь и за хорошие отношения!
‒ Давайте! – и четыре бокала с терпкими виноградным вином присоединились к ещё одной. – За жизнь! И чтобы жизнь эта была ещё длинной-длинной!