Маленчик обещал, что не оставит. Но ему можно было доверять ещё меньше, чем другим. Теперь это был самый опасный для крысолова человек. Ибо он держал в своих руках все нити. Заявление о том, что весь город у него зажат в кулаке не было пустым хвастовством или, вернее, было не только хвастовством. Разместившись на пересечении всех путей, как паук в центре паутины, Маленчик улавливал малейшее движение и мгновенно реагировал, то натягивая, то отпуская нить. Информируя Лаптэка, он тем самым направлял его «политику». Он и никто другой решал, что стоит тому знать, а это помогало предсказывать его ходы. О Гроссе и говорить нечего. Из «правой руки» Маленчик всё больше превращался в правую половину его мозга. Власть незаметного помощника была тем прочнее, чем меньше на него обращали внимание. Даже Цели нуждался в нём, и это делало его в какой-то степени зависимым. После всех манипуляций и комбинаций, прошедших перед глазами крысолова, избрание Маленчика в мэры не выглядело таким уж фантастическим. Возможность этого была, если вдуматься, более реальной, чем сохранение Гроссом своего поста или тем более приход Лаптэка. Потенциальных шансов у Маленчика было больше, чем у его мнимых покровителей. У него было «свежее лицо», но при этом имелся требуемый для должности городского управителя опыт. В отличие по прочих кандидатов, имя его не было скомпрометировано, несмотря на то, что личностью он был сомнительной и почти преступной. Никто не знал его. Это играло ему на руку. С другой стороны натянутые отношения между Цели и Гроссом ни для кого не были секретом. Таким образом, Маленчик создавал видимость, будто, это он послужил посредником, выбивавшим новые денежные вливания в город и стоявшим за «расширением», ну а Гросс этому, якобы, только мешал. Лаптэка же знали лишь, как начальника полиции. И знали, соответственно, не с лучшей стороны. Кроме силы у него не было никаких привлекательных качеств. Что он мог предложить? Лишь прогнать Гросса, но с этим и Маленчик прекрасно мог бы справиться.
Казимир подводил итоги. Цели собирается наращивать обороты. Охватить производством весь город. Ему и города будет мало. Кому под силу его остановить? Сможет ли Маленчик с ним справиться? Чем больше всматривался в него, тем яснее убеждался, что ему это удастся скорее, чем Гроссу или даже Лаптэку. С его дьявольской хитростью, нечеловеческой интуицией. Он — единственный, кто, способен, если и не переиграть Цели, то хотя бы составить ему достойную конкуренцию. Эти двое стоят друг друга. Гросса и Лаптэка уже переиграл, Казимира тоже. Маленчик — опасный союзник. Он запросто может предать и продать, едва потеряет надобность в помощи. Союзник, что заведомо сильнее тебя, может быть опаснее откровенного врага. Его дружеские объятия могут задушить. Если Цели был змеёй, то это вылитый василиск, смесь самых страшных и опасных созданий. Опаснейший из всех.
План его был рассчитан с пугающим цинизмом. Цели, используя Гросса — свою мнимую дружбу с ним, валил Лаптэка, который ненавидел его и, следовательно, был опасен, а потом опрокидывал и Гросса. А, когда все серьёзные фигуры, ладьи и слоны, повержены, то и пешка обретает вес. И Маленчик мог стать мэром. Стоило Цели показаться на его публичном выступлении, обнять его, пожать ему руку и тот из незаметного служащего превратился бы в заметную политическую фигуру и реального претендента на пост мэра. То, с помощью чего хотел выехать Гросс, заводило его в тупик. Это было чрезвычайно умно и, в ещё большей степени, подло. Маленчик, если он в самом деле был вдохновителем этого — как он утверждал, мог собой гордиться. Лицемернее его в Говороге никого не было. Он совершал двойное, тройное предательство и при этом со стороны казался бы честным патриотом своего города.
Казимиру от этих взаимных предательств, где предавали друг друга, всех остальных и вообще всё честное, что ещё существовало в мире, становилось мерзко. Его, нищеброда, выбравшего «грязную работу» своей стезёй, мутило от омерзения к этим самодовольным столпам и верхам общества, в душе бывшим проходимцами и ворами. На словах они только и пеклись о справедливости и общем благополучии и выставляли себя оплотом благородства и честности. Крысолов всегда считал себя циником, но в сравнении с их цинизмом его взгляд на жизнь был детским идеализмом. Ради победы в грызне между собой они готовы были пожертвовать всем и любого своего приближённого рассматривали как расходную фигуру. Уж кому, как не ему, безвольному заложнику их игры, было это знать?
Маленчик не замедлил проявить себя как властный господин. Он был требователен. Приходилось не только отчитываться перед ним, но и следить за своими контактами. Очень часто он был заранее осведомлён о всех действиях и передвижениях крысолова. Везде и во всём он видел подвох. Тягостно было его давление. Общение с ним напоминало вход в тёмный сырой подвал. Не то чтобы Казимир испытывал к нему презрение, но гадливость определённо присутствовала. Он не мнил самого себя пупом земли, признавая собственную ничтожность, особенно в чужих глазах. Но этот был ещё хуже. От других не так противно было зависеть. Хотя Лаптэк мог и унизить, и избить. Гросс его и за человека не считал. Всё же это отношение с их стороны Казимир воспринимал как нормальное явление. Он другого и не ожидал и не требовал. Он — всего лишь крысолов. Но подчиняться Маленчику было до отвращения неприятно. Он даже ненавидеть его не мог. Маленчик был жалящей блохой, которая лишает покоя и с которой невозможно совладать. Так гнус свободно распоряжается телом огромного быка. Где хочет, там и кусает. И вся колоссальная мощь могучего зверя отступает перед голодом крохотного насекомого.
Маленчик не отставал. Видимо, он считал опасным хоть на секунду выпустить крысолова из своего поля зрения. Куда бы ни пошёл, Казимир натыкался на его преисполненную фальшивой вежливости физиономию. Крысолов уже не фигурально, а буквально ощутил себя в качестве преследуемой добычи, сам оказался в шкуре крысы, которых так же травил, отрезая им все пути отступления. Даже Лаптэк, не говоря уже о Гроссе, оставляли ему свободное пространство. Не таков был Маленчик. Нигде от него нельзя было спрятаться. Однажды подкараулил Казимира прямо у него дома, к немалому его удивлению. Двери он никогда не закрывал. Красть у него всё равно было нечего. Тюфяк, кружка, ложка, объедки — вот всё его имущество. Халупа принадлежала мэрии, и формально чиновник имел право приходить когда вздумается. Но это всё же какой-никакой был его «дом». И самые бесцеремонные из визитёров сперва стучали. Не ожидал он застать у себя такого «гостя».
— Как же долго мне пришлось вас ждать... Опять к Ширусу ходили?
Казимир не удостоил его ответом, как чиновник не удостоил его приветствием.
— У меня есть дело, — свои дела он уже приобщал к делам крысолова.
Казимир пожалел, что не надрался. Хоть не пришлось бы слушать эту сволочь и быть вежливым с ним.
— Наш дорогой мэр предпринял самостоятельный шаг. Толстяк обнаружил неожиданную прыть. Отправился к Цели, ничего никому не сказав. Не иначе как деньги клянчить.
Маленчик ехидно подхихикивал. Когда не надо было притворяться, его подобострастие и веру в своего начальника как ветром сдуло. В одном он остался верен себе. По-прежнему легко переходил из одного эмоционального состояния в другое. Вмиг стал убийственно серьёзным.
— Ничего не поделаешь, пока он нам необходим. — если до этого «нашими» выступали он и Казимир, то теперь под «нами» подразумевались он и Иоахим Цели. — Однако не он меня беспокоит. Лаптэк — вот главная угроза всем нашим планам. Его во что бы то ни стало надо устранить с ... нашего пути.
Он чуть не оговорился «с моего», но спохватился.
— Тут-то вы и можете пригодиться.
— Что я могу?
— Очень многое. Во-первых, и это самое главное, он вас не подозревает. Во-вторых, он рассчитывает на вас, так что удар с вашей стороны может оказаться для него весьма ощутимым.
— Ну да.
— Вы правы. Просто так, необдуманно, как вы до сих пор делали, идти нельзя.
Неужели ему был известен каждый шаг крысолова? А, впрочем, почему бы и нет?
— Лаптэк верит в прочность союза Гросса и Цели. Прекрасно. Мы и не будем разубеждать его. Нам это на руку. — снова «нами» стали он и Казимир, хотя до Казимира ему дела не было. — Возможно, это удержит его от необдуманных действий. Хотя он всё равно остаётся опасен нам. — Тут «нами» были уже Цели и он, хотя уже Цели не было до него дела. — Лаптэк не всегда руководствуется доводами разума. В гневе он не только может быть несдержан, но и неуправляем. Здесь то вы нам и можете пригодиться. Лаптэка надо вывести из себя с помощью обдуманной и подготовленной провокации. Его надо принудить совершить необдуманный шаг в удобном нам направлении. Он сам свалит себя. Кое-что я для этого уже сделал. Намекал ему, что для вас предпочтительнее обеспечить успех Гроссу. — не отсюда ли происходили все вспышки гнева, какие пришлось пережить крысолову.
— ... так что теперь вы сами должны признаться в этом. Он не любит, когда что-то идёт не по его указке, — это же говорил Казимиру и Цели — лучшее подтверждение тому, что он держит Маленчика близко от себя, возможно, как свой козырь. В схватке Иоахим прятался за двойным щитом. Через Маленчика он управлял крысоловом.
— Гросса и Лаптэка надо столкнуть лбами и, чтобы удар был наиболее ощутимым, надо предварительно разжечь их гнев. Гросс уже не рассчитывает на вас, — Казимир знал, чья это заслуга, — но Лаптэк до последнего времени не сомневался, что вы можете справиться со своими профессиональными обязанностями и просто не хотите это делать, а, значит, так или иначе выполняете то, что он и ждёт от вас. Теперь его уверенность сильно пошатнулась, — Казимир и здесь понимал, благодаря кому произошла эта перемена.
— У них ещё остаётся некоторая доля надежд, — которую Маленчику, видимо, не удалось поколебать, — Вы сами должны их разубедить, особенно, Лаптэка. На данный момент нас более всего беспокоит он. Гросс прочно увяз и шансов выкарабкаться у него нет, — неудивительно, с таким то помощником, каким был Маленчик, — осталось столкнуть в то же болото Лаптэка.
Казимиру не требовалось вставлять свои ремарки, Маленчик делал это за него.
— Я разделяю ваши опасения. Но даже его можно обуздать, если знать на какую точку и каким образом воздействовать.
Маленчик почти дословно повторял то, что когда-то внушал Казимиру Цели.
— Не думайте, что вас хотят выставить как некоего козла отпущения или жертвенного агнца для заклания. Вовсе нет.
В любом случае, за человека его не считали.
— Мы позаботимся о вас. Слушайте внимательно. Вот что вы будете делать, — не «должны», а «будете», что не оставляло уже никакой личной свободы.
—Если не завтра, то послезавтра вас вызовет к себе Лаптэк. В этом вы можете быть уверены.
Казимир в этом не сомневался, а также в том, какие эмоции, благодарение Маленчику, будут обуревать Лаптэка, итак уже имевшего поводы для недовольства крысоловом.
— Но вы к нему не явитесь. Вместо этого весь следующий день, а также день после него, вы проведёте в мэрии, на мануфактуре, а также дома у Цели, если вам так
