Рождение бурной реки

«Ты копия отца», - слышала Марина почти каждый день. Как же она это ненавидела! Владимир был сильный, волевой, с точеными чертами лица, почти белыми волосами и зелёными глазами. Ну хоть цвет глаз, бледно-голубой, почти прозрачный, достался девочке от матери. Она и волосы выкрашивала в её медовый светло-русый, лишь бы сделать хоть что-то, чтобы не быть похожей на отца. Но снова и снова как проклятье звучало восторженное «Точь-в-точь отец!». 

Марина несла то, что по взаимности ненавидел Владимир. Пожалуй, они заняли первые позиции в личных списках врагов друг друга. Как у белого мага, благословленного небесами на обуздание ада, могла появиться дочь с даром самого дьявола?

Марина достаточно рано внесла последний штрих, углубивший пропасть между ними. Мало того, что с детства она видела отголоски ада и духов из-за врождённого, ничем не вытравляемого медиумизма, так ещё и начала изучать спиритизм в одиннадцать. Она сделала это осознанно, лишь бы стеретьотвратительную схожесть. 

- Ты так похожа на отца, - ведунья погладила её мягкие солнечные пряди. – Ты унаследуешь его положение и будешь держать врата ада закрытыми, не позволишь ни одной твари прорваться в мир.

Старая с будто светящейся морщинистой кожей женщина произнесла это с таким теплом и любовью, что можно было растаять. Но Марина дрогнула, будто от удара. Одна из тех самых тварей, что не должна была прорваться в мир, затаилась за углом дома. Марина видела, как она поглядывает на них тёмно-синими глазами на полускрошенной черепушке. Тело существа было из густой слизи. Оно ничего им не сделает. Оно лишь один из отголосков, которые не должны вырываться, но постоянно мелькали рядом с девочкой.

О напряжении в семье Марины не знал никто в Вале демонов – магической, защищённой от несведущих глаз деревне. Поселение обосновалось вокруг впадины с высокой земляной насыпью, которая была входом в ад. И выходом тоже. Мать выносила и родила Марину здесь, рядом с адскими тварями. Отец проклинал себя за то, что не отправил жену на время беременности куда-нибудь подальше. Он выверил день зачатия, избрав весеннее равноденствие, день зарождения нового солнца, что не спасло семью от позора.

- Я не собираюсь быть как отец! – сердито выпалила Марина, сжав кулачки, чем заслужила снисходительный смех ведуньи.

Та снова ласково погладила её волосы.

- Ты и не будешь им. Ты будешь собой. Ты распорядишься наследием лучшим образом. А пока, - голос ведуньи стал заговорщическим и даже озорным, - вернёмся к твоим талантам.

Марина никогда не спрашивала имени ведуньи. Она избрала её наставницей и считала не важными человеческие ярлыки. Ведунья учила принимать медиумизм как часть себя, а потом начала посвящать в тайны спиритизма. Девочка тянулась к единственной, кто причудливо называл проклятье даром и помогал его понять, утоляя жажду контроля над этой силой.

Год за годом Марина поглощала всё больше знаний и за несколько лет спиритизм оказался изучен до последнего знака. В день пятнадцатилетия ведунья пригласила её к себе. В домике женщины привычно пахло травами, деревом и дымом. Фигура Марины уже ясно выдавала девушку, хоть та и продолжала носить футболки и спортивные штаны. Зима в Вале демонов всегда была тёплой и позволяла Марине не изменять летним привычкам в одежде. Лишь иногда, в дни похолоднее девочка укутывалась в мягкий чёрный плед.

Они с ведуньей сидели друг напротив друга и пили горячий чай, причудливо пахнувший хвоей и клубникой. Сначала женщина рассказывала про перерождение солнца, потом про то, какую силу несёт 21 декабря, день рождения Марины. Она рассказывала про равновесие сил, а девушка пила чай и пыталась понять, что внутри так странно бьётся на словах «сила» и «равновесие».

- Самый короткий день, самая длинная ночь. Сегодня тень побеждает, но только чтобы каждый услышал своё нутро, тот голос, что теряется под самомнением дня.

- Я родилась, когда тьма победила. Может, здесь и промахнулся отец?

- Отец, может, и промахнулся, но вселенная не делает ошибок. Бог всегда прав, - ведунья подлила ещё чаю в глиняную чашку Марины.

Та внимательно посмотрела на женщину, ощущая благодарность и жажду большего. Ей было слишком мало того, что она получала. Домашнее обучение и боевые тренировки (которые, конечно же, тоже не одобрялись отцом), занимали едва ли треть времени. Иногда Марина даже жалела, что так быстро разбирается со всем, что попадает в руки. Мало. Слишком мало. А это было всё, что могла дать деревня. Круг недостатка и тесноты, обрамляющий адскую пасть.

- Я изучила всё, что могла найти. Медиумизм, спиритизм, стихии, ритуалы проклятий и благословения. Демонология, мифология, сотни теорий сотворения мира и школьную программу. Ещё чуть-чуть и дойдёт до художественной литературы или молекулярной химии, - на последней фразе Марина саркастически хмыкнула: даром ей не сдались ни та, ни другая. – Что ещё может дать Вал? Мне что, всю жизнь держать силы ада? И классифицировать отголоски.

На последней фразе её тон стал издевательским. Только издевалась она над самой собой.

- Терпение, моя девочка. Ты ещё не знаешь, что будет завтра или через год. Ты только гадаешь, останешься ли в Валу.

Марина снова хмыкнула.

- Отец никуда не отпустит учиться.

- Ты сама прекрасно учишься. Тебе уже не нужны учителя. В следующем году ты выберешь, кем быть. Да, выберешь.

Ведунья подчеркнула сказанное в ответ на мрачный взгляд Марины, как бы говорящий: «Будто я что-то решаю!». Дождавшись доверчивого кивка девушки, ведунья встала и исчезла в смежной комнате за слоями тюли, скрывавшем помещение от взглядов. Вернувшись, женщина положила на середину стола маленькую потрёпанную книжечку в мягком переплёте, перевязанную кожаным шнурком, к концу которого было привязано лезвие.

- Только не показывай отцу.

И ведунья подтолкнула книжечку Марине. Та с благоговением тронула её подушечками пальцев, их закололо током. Бледно-голубые глаза распахнулись.

- О-о-о… - выдохнула она, не решаясь ни убрать рук, ни взять подарок.

Привыкнув к покалыванию, Марина осторожно наклонилась к обложке и прочла, шевеля губами: «Магия смертной силы».

- Твоё первое пособие по некромантии, милая, - с нежностью и печалью проговорила ведунья. – Я не смогу быть с тобой на этом пути, но знаю, что ты пройдёшь его достойно.

- Но… - попыталась запротестовать Марина, не желая терять наставницу, но та строго посмотрела, перебивая:

- Достойно. И без меня, - отчеканила она.

На это Марина могла только кивнуть. Она прижала книгу к груди, чувствуя гладкий холод лезвия, прижавшегося к коже запястья.

***

По дороге домой Марина ощущала шероховатую обложку кожей поясницы. Она знала, что будет, если отец, скрипевший зубами из-за спиритизма, увидит пособие по некромантии. Но спиритизм можно было оправдать. А чем оправдать интерес к играм со смертью? Даже для самой себя, за год до магического благословения, она не могла придумать причин для изучения некромантии. Раньше она лишь украдкой почти стыдливо касалась этой науки, когда спиритические учения ссылались на ритуалы магии смерти.

«Интересно. Хочется. Зачем-то», - проносилось судорожно в голове, а краем сознания она следила, чтобы книга под кофтой никуда не делась. А ещё она знала, что у неё всего двенадцать месяцев. Пятьдесят две недели. Триста шестьдесят пять дней. После благословения произойдёт её магическое рождение, а магия смерти в Валу демонов приравнивается к предательству. И неизвестно, какие силы она приманит некромантией на свой медиумизм, когда лишится детских оберегов от отголосков ада. Впрочем, она не была уверена, что обереги помогают, о чём услужливо напомнила плотная тень, скользнувшая под ноги и оскалившаяся на девушку. Марина лишь привычно шикнула на сущность, прогоняя словно пугливое животное. Всегда помогало.

Издалека Марина увидела, что крыльцо слабо освещено тёплым светом лампочки, и остановилась. Дышать. Нужно дышать. Она знала, что это отец со своим излюбленным ритуалом: качается в кресле с благодатным чаем, лично им собранным в дни силы за пределами Вала.

Проверив, что новое желанное знание надёжно держится за поясом штанов, девушка двинулась вперёд. Она не имела привычки общаться с отцом, особенно в день рождения, когда получала от него очередное напоминание о ненормальности в качестве некоего магического подарка, призванного что-то сделать с проклятьем.

- Ты слишком рано падёшь очень яркой звездой, - прохрипел отец вслед девушке, когда она уже взялась за ручку двери и почти скользнула в дом.

Марина замерла на пороге. Он был пьян. В такие моменты его броня давала трещину, сквозь которую сочилась любовь, пронизанная грустью по дочери. Это злило ещё больше. Марина сжала кулаки.

- Не лезь в моё будущее без разрешения, - угрожающе прошипела она.

Отец бессильно покачал головой.

- Не могу, - шепнул он. – Мне его показывают.

Марина глубоко вдохнула и двинулась дальше. Она знала, что пророки не выбирают видения. Они же не гадалки, что нарочно лезут в душу. Она только не понимала, откуда столько чести, чтобы благословленный маг увидел именно её будущее? О раннем падении она старалась не думать вовсе. Слишком много других сложностей. Например, те два тёмных духа, что всё чаще выглядывают из угла комнаты.

Как достало видеть везде мерзкие невнятные морды! Без сил она рухнула на кровать и разрыдалась. В её руках оказалось что-то ценное, в чём она чувствовала огромную силу. Только получила она это ценой потери единственного человека, кто считал её проклятье даром. Ведунья покинула свою подопечную навсегда, что слишком хорошо ощущала Марина, сжимая шероховатую книжечку, которая несла мощь магии смертной силы.

Она проклинала согласие выбрать этот путь за то, что он вычеркнул из жизни последнего, кто принимал её. Она проклинала себя за то, что видит тварей, что таращатся из тени комнаты, подсматривают в ванной, выглядывают из шкафа. Она проклинала себя за то, что родилась.

Надеясь, что её силы достаточно, чтобы проклятье стало осязаемым и к утру лишило жизни, Марина рухнула в забытьё сна.

***

До магического рождения оставалось три месяца и четыре дня. Всё чаще Марина думала, что делать с Полосаткой.

- Кс-кс! – тихо позвала она, как только убедилась, что дверь комнаты, которую девочка закрывала на защёлку, не поддаётся.

С приглушённым мурчанием, хромая на плохо сросшуюся заднюю лапу, из приоткрытого шкафа к ней затрусила полосатая серая кошечка. Шерсть её была болезненно пожухлой, а глаза как у куклы – тупые и стеклянные. Жизни в них не угадывалось, только механическое передвижение кошачьего тельца говорило, что что-то в нём теплится. Расставаться не хотелось, слишком Марина привыкла к воскрешённой кошке, послушно выполнявшей её волю и верно находившейся рядом. Отец иногда ловил отголоски некромагии, Марина замечала, как он хмуро будто принюхивался к воздуху, но каждый раз мужчина сурово смотрел на девушку и, кажется, списывал всё на её медиумизм.

Марина жадно хватала любую возможность отточить мастерство в магии смерти. Время истекало, секунды соскальзывали с подушечек пальцев, мелькали на периферии взгляда. Хотелось оттолкнуть каждый