Другая жизнь
Случилось так, что на исходе века, да в добавок ещё и на исходе тысячелетия, подул в России достаточно серьёзный ветер перемен. И всё вдруг стало меняться, развиваться, воздвигаться, возвышаться и… ну в общем… словом… преображаться. И преобразовывалась, ко всему прочему, ещё и экономическая сфера, храни её боги от напастей. И она допреобразовывалась до того, что стало позволительно гражданам иметь, и не просто иметь, а ещё и вести, собственный бизнес. Бизнесов появилось великое множество. И всё потому, что, как опять оказалось, народ у нас хваткий и деятельный.
В то далёкое время два, как водится, деятельных и хватких гражданина абсолютно честным путём каким-то образом заработали много денег. Когда они окончательно утвердились в мысли, что иметь много денег – это хорошо, то решили их приумножить. Но работать они более не желали, а желали, как они сами тогда новомодно выражались: «Вложить в недвигу и получать пассивный доход». Ну, как говорится, сказано – сделано: купили они где-то под Москвой большой участок, понастроили, - не своими руками конечно, на нём кое-какие павильоны, траву скосили, да разместили вывеску «сдаются площади в аренду». Постепенно площади действительно стали сдаваться в аренду, и пассивный доход благополучно закапал.
Для того чтобы дело шло справно, были наняты трое работников: один – чтобы всё делал, один - чтобы всё охранял и один, чтобы всем управлял и отчёты писал. Того, который всё делал, звали Александр. Он был лет пятидесяти от роду, высокий, худой, немного сутулый, в некоторой степени нечистоплотный, работящий и сообразительный, но ровно настолько, насколько, согласно разумению всякого начальника, должен быть сообразителен рабочий. Его красное лицо с маленьким носиком и тонкими губами обрамлялось светлыми сосульками немытых волос и было озарено голубыми глазами, в которых горела радостная безуменка. В любое время года и независимо от погоды его одежда – это видавшая виды спецовка серого цвета, непонятные чёрные штаны и непонятные же грубые чёрные ботинки. Зимой поверх спецовки появлялась какая-то, возможно тёплая, куртка. В общении Александр был довольно робок, особенно с людьми незнакомыми, что, впрочем, не сильно мешало ему жить, поскольку жил он в своём маленьком мирке, ограничивающимся лишь работой и домом. Сотрудник, охраняющий это доходное предприятие, звался Семён. Он был лет на пять старше Александра, совершенно некрупный, щупленький, активный, достаточно наглый, - как же охраннику без этого, и, что странно противоречило наглости, по-детски наивный. Лицо Семёна было под стать всему остальному - тоже совершенно некрупное: некрупные карие глаза, некрупный нос и некрупные губы – тоска, вот что было крупного в этом лице. Даже когда он смеялся, его лицо отдавало тоской. И со своей прокуренной морщинистой кожей и как будто пробивающейся из-под неё молодостью, он напоминал пожилого ребёнка. И в довершение всего он гордо, - а как же иначе, - носил чёрную застиранную униформу с жёлтым нагрудным шевроном, где чёрными буквами было написано «охрана». На голове была неизменная чёрная кепка с козырьком. Кепка была без кокарды. Из всех доступных в современном мире хобби, он выбрал алкоголь и ставки онлайн на какую-нибудь, всегда незнакомую спортивную команду. «Кто не рискует, тот не пьёт шампанского, едритвоюмать!» - говорила при этом его пьяная голова. Что ж, несмотря на весь этот риск, Семён действительно не пил шампанского. Третий работник был и не работник вовсе, а директор! Это была женщина на вид старше пятидесяти, - истинный возраст не знал никто, ведь она же женщина! И несмотря на то, что имеется желание удовлетворить демона воинствующего феминизма и назвать её директрисой - этого сделать я всё же никак не могу, потому что женщина она была грубая, наглая и крайне властолюбивая, а это, как вы понимаете, качества всё более мужские, да простят меня воинствующие метросексуалы, и значит – она именно директор. Звали эту женщину Варвара Яковлевна Родовая. Она была крупная, особенно в бёдрах и лодыжках, высокая, для своего пола, а лицо её несколько напоминало французского бульдога. При том, что не в меру массивные бёдра делали её походку неуклюжей, она чрезвычайно старалась ходить величественно и гордо, хотя это скорее была карикатура на величие и гордость. Одевалась она просто, но как-то не по возрасту игриво: почти всегда это были обтягивающие синие джинсы и кофточки с озорными надписями - в прохладную погоду, и обтягивающие джинсовые шорты и футболки (тоже с озорными надписями) - в тёплую. При том, что обтягивающие джинсы и шорты на её фигуре смотрелись так, что, казалось, сама Эстетика умирала в эти дни, она нисколько не переживала из-за этого, полагая что это лишь досужие домыслы завистливых худышек из бухгалтерии. Общалась Варвара Яковлевна, конечно же, надменно, — это в основном с теми, кто был у неё в подчинении, с теми же, у кого в подчинении была она - бесстыдно заискивала.
Владельцы редко бывали на этом своём бизнес-объекте, а обо всех делах узнавали от Варвары Яковлевны. Иногда случалось так, что что-то случалось… Ведь работа с арендаторами – это, знаете ли, дело непростое… Это, знаете ли, работа с людьми! А с людьми работать всегда тяжело. Люди, ведь они какие? То что-то забудут, то чего-то не поймут, то чего-то не заметят, а то и вовсе умники всякие попадаются – жуть как тяжело с людьми! И вот в силу того, что иногда что-то происходило, в эти самые моменты «иногда» Варвара Яковлевна была вызываема, как говорит Семён, «на ковёр». Уж что там происходило на этом самом ковре - об этом можно только догадываться, но после каждого такого случая г-жа директор бывала сильно не в духе, а иной раз и вовсе рыдала. Но рыдания эти ни в коем случае не приводили ни к какому переосмыслению и переоценке этого нелёгкого бытия, а приводили вот к чему: после этих «ковровых» мероприятий Варвара Яковлевна с лицом, которое от обиды и злости принимало всё более бульдожьи черты, уже позабыв о величии походки, врывалась на территорию и спускала собак на первую попавшуюся ей душу. Если души никакой поблизости не оказывалось, то она знала где её найти. Она мчалась в бревенчатую сторожку, которая была тут же возле въездных ворот и, само-собой, там оказывался незадачливый охранник Семён! И независимо от того, был ли виноват в чём-нибудь бедолага или нет, он всё равно получал выволочку! Потому что так уж у нас заведено: если начальство не в духе, то оно уж найдёт за что дать тебе выволочку. Но, однако, Семён мог бы избегать этих встреч, не проваливайся он в монитор ноутбука, ведь в сторожке было окно! И всё же нет, апокалипсис всегда заставал его врасплох. И вот, будучи застигнутым, Семён прилично выхватывал от Варвары Яковлевны и потом ходил по территории весь остаток дня как призрак, бубнил матерные проклятья и кидал в сторону офисного корпуса ненавидящие взгляды. А г-жа директор – наоборот: ходила после этих психологических процедур спокойная, словно Будда. Такой же участи не избегал и подсобный рабочий Александр, если он попадался Варваре Яковлевне первый. Но в отличие от Семёна, никто не видел его возмущённо матерящимся по поводу незаслуженных оскорблений. Он переносил эти буйства начальства безропотно, и как будто даже испытывал, судя по еле заметной улыбке и раздувающимся во время экзекуции ноздрям, странное наслаждение. Через несколько дней после этих разборок всё потихоньку успокаивалось, и на территории вновь устанавливалось дряхлое психологическое равновесие. Так и шла жизнь год за годом на этом маленьком, тускло освещённом социальным прогрессом клочке земли.
Однажды, по весне, где-то после майских гуляний, появился на территории новый человек. Это был новый сотрудник одного из магазинов. Оказалось, что весь немногочисленный персонал этого магазина немалую часть выручки пускал мимо кассы. Так продолжалось около двух лет, но однажды эта воровская схема дала сбой. Сбой случился не по причине негодности этой схемы, - работала же она два года, а потому, что грязные деньги на то и грязные, что всегда кружат голову их обладателю. Один из участников схемы полюбил химию, но не как науку, а как её дурманящие разум плоды. Ему требовалось всё больше и больше денег, и в конце концов он стал обманывать сообщников. Те узнали об этом, и возникла ссора. В результате ссоры любителя химии сдали руководству, а он в свою очередь сдал всю бригаду. Всех уволили, и магазин срочно набирал новых сотрудников. Таким вот образом и появился на территории новый человек по имени Иван: среднего роста тонкокостный мужчина, с манерами благородными, но не слишком. Выглядел он лет на тридцать пять, у него была темноволосая узкая голова с высоким лбом, под которым располагались узко посаженные чёрные глаза, тонкий с горбинкой нос и небольшие пухлые губы. Украшала все это старательно собственноручно (и поэтому немного криво) подстриженная испанская бородка чёрного цвета. Иван имел высшее образование в области философии, как следствие - любил поговорить о высоком и, что противоречит общепринятому мнению о философах, хорошо работал руками. Время от времени в его речи проскакивали архаизмы. Он говорил, что это обеспечивает связь эпох, да и… в конце концов, просто забавно звучит. Владелец магазина нанял его в качестве продавца, но тот, увидев, что рабочее место и склады находятся в состоянии хаоса, сказал, что так работать невозможно и что нужно всё организовать. Владелец согласился, и Иван стал организовывать. Вся организация сводилась к тому, что необходимо было классифицировать товар, а для этого нужно строить дополнительные стеллажи. Вот и начал философ-продавец строить. Работал он быстро и увлечённо, в перерывах охотно общался с Семёном, которому его витиеватые и иногда оптимистичные рассуждения о бытии очень понравились. Так прошло несколько дней. С Варварой Яковлевной Иван ещё не познакомился, поскольку та была в недельном отпуске. Когда же она вернулась, случилось одно неприятное событие.
Солнечным майским утром в понедельник, через стальную крупносетчатую калитку, ибо весь забор был из крупной стальной сетки, на территорию вошла величавая женская фигура. Напротив этой калитки, метрах в тридцати, располагался большой склад, возле которого работал Иван. Он увлечённо пилил доски и мало обращал внимание на то, что творилось вокруг. Величавая фигура приближалась к нему. Когда она была уже метрах в трёх, Иван боковым зрением заметил её.
- Здравствуйте, - приветливо произнес он, развернувшись всем телом.
- Здрасьте, - небрежно бросила Варвара Яковлевна, - ты кто такой?
- Я прошу прощения, но мы с вами на «ты»? – любезность улетучилась из его голоса.
- Я с тобой точно на «ты».
- Почему же, сударыня? – с трудом сдерживая гнев, спросил он.
- Потому что я здесь директор!
- А разве это даёт вам право на грубость? – первичное волнение немного спало.
- Субординацию соблюдай! – почти закричала Варвара Яковлевна.
- Сударыня, - он звучал ещё более уверенно, - но ведь субординация в современном понимании – это взаимное уважение начальника и подчинённого, а ваша версия
