и что-то обдумывая. Через минуту-другую в открытую дверь влетел голубь и стал разгуливать по складу, деловито сложив крылья за спиной и рывками поворачивая голову в разные стороны. Иван пошёл прогонять его, поскольку не нужна здесь на складе домашняя птица. Голубь вроде и не против был покинуть неуютное место, но перед тем как удалиться восвояси, он полетал немного под потолком, подняв пыль с верхних полок, и затем присоединился к своим собратьям, всё также клевавшим асфальт перед сторожкой. Иван вернулся к своему стеллажу. Склад - ангар размером примерно семь на двадцать шесть с большими окнами на высоте около двух метров. Вдоль стен торцами расположены прямоугольные стеллажи со всяким товаром, а посередине проход шириной в один европоддон. Это было время, когда в свои права уже вступил ранний летний вечер, и помещение было залито мягким светом, струящимся через окна. Солнечные лучи выхватывали взвешенную в воздухе мелкую пыль и от этого казались материализовавшимися. Иван невольно отвлёкся от своего дела и залюбовался этой игрой света, пыли и теней. С улицы доносились неясные звуки проезжающих машин и казалось, что всё движение вселенной происходит где-то далеко… где-то там… за пределами этого пыльного анклава, а здесь всё остановилось ради одного прекрасного мгновения. И вдруг этот момент поэзии был нарушен. В противоположном конце склада показалась неказистая человеческая фигура. На фоне света, который врывался в большое торцевое окно, эта фигура была лишь безликим силуэтом. Но по мере приближения силуэт обрастал деталями, пока наконец не превратился в Семёна. Его лицо было красное, а движения размашистые. Иван почувствовал холодок между лопаток.
- Всё, Семён, уже ухожу. Да вот, решил перемерить высоту, -тревожным голосом произнёс он, глядя на охранника. Тот смотрел на него бессмысленным взглядом и кривил губы, как будто вот-вот что-то скажет, но ничего не говорил. Ивану стало жутко.
- Семён, ты в порядке, вообще?
- В пр-р-рядке, - прохрипел Семён. Его дыхание было тяжёлым и шумным. Взгляд Ивана упал на его морщинистую - то ли немытую, то ли загорелую - шею, затем на пуговицы рубашки и затем на левую руку, в которой была сигарета.
- Семён, ты бы не курил здесь, тут пыли много.
Семён шмыгнул носом и ещё более покраснел.
- А т-ты чё меня учишь? - как будто с трудом произнёс он и бегло оглянулся на дверь.
Иван инстинктивно попятился назад.
- Семён, ты чего?
- Думаешь я н-ни на что не годный? Думаешь я н-никчёмный? - надрывно произнёс Семён и, качнувшись, шагнул вперёд. Иван упёрся в торцевую стену. Справа и слева были два слепых прохода. Идти больше некуда. Он в самом конце. Страх сковывал мысли.
- Да я же… я… гм… я же не хотел…, - промямлил Иван. Он был на грани истерики.
Семён смотрел на него невидящим взглядом. Его лицо приобрело тупое выражение. Иван только сейчас заметил, что его правая рука была в кармане брюк.
- Где мне в-взять другую жизнь, а? - угрожающе и как-то обиженно хрипел Семён.
Окурок выпал из его пьяных пальцев и теперь дымил возле чёрного ботинка. Иван неосознанно наклонил голову и взглянул на него, и на его лице на секунду отобразился неуместный укор. И в это мгновение он ощутил, как в левый висок ударилось что-то твёрдое, и тут же боль пронзила голову. Он застонал, схватился рукой за ушибленное место и посмотрел на Семёна, который стоял в нелепой боевой стойке. Он что-то сжимал в правой руке.
- М-м-м, ты-ы ззачччем-м-м…, - дрожащим голосом протянул Иван.
В его глазах потемнело и он зашатался. Кровь неприятной тёплой струйкой потекла по щеке. Его беспомощность, казалось, лишь возбудила в Семёне ещё большую жестокость. Он ударил ещё раз, но пьяный кулак в этот раз был менее точен и пришёлся на ключицу. И всё же и этого нескладного тычка хватило, чтобы жертва пала на колени.
- Хватит, пожалуйста! - простонал Иван. Его глаза уткнулись в пыльный деревянный пол. Висок пульсировал болью. Кровь рисовала на некрашеных досках крупные горошины. В глаза бросились наглый дымящийся окурок и чёрные ботинки.
— Вот та-ак! Бу-удешь знать! - донеслось сверху.
Иван схватил окурок и стал подниматься с колен.
- Чё, покурить решил? - Семён говорил не своим голосом.
Иван выпрямился и взглянул на него. Тот стоял, чуть пошатываясь и ухмыляясь.
И вдруг - вших! Иван резко ткнул Семёна окурком прямо в правый глаз. Тот взвыл, закрыл глаз руками и со стоном опустился на корточки. Иван пнул скрюченное тело и побежал к выходу.
Он не помнил, как выбегал из склада и как оказался на автобусной остановке, которая была метрах в ста от входа на территорию.
- Э, парень, у тебя кровь, ты как, нормально? - услышал Иван надтреснутый голос. И как он не заметил старика, который сидел в глубине остановочной будки на лавочке. Старик мял в руках сигарету и вопрошающе смотрел на него.
- Да это н-ничего… это, - Иван немного задумался, — это я об угол на работе задел.
- А-а-а, ну ладно тогда, - просипел старик и чиркнул зажигалкой. Вечер был безветренный и табачный дым облаком повис в будке. Иван поморщил нос и отошёл в сторону от остановки. «Чёрт, может ему скорая нужна? Да она и мне не помешает. Или в полицию обратиться?» - мысли потоком понеслись в очнувшимся сознании. А вдруг и его тоже привлекут за превышение самообороны? Но охранник же не пойдёт в полицию? Это же он напал… Побои нужно снять или нет? Да это можно и завтра, в зависимости от ситуации - не пройдёт же это за ночь. Он посмотрел на небо, где жизнеутверждающе ловили насекомых ласточки. «Да хер ему, а не скорая!» - вслух сказал он и ощутил, как в нём вспыхнула угрожающая искра. И вскоре, убеждённый в том, что никуда обращаться не нужно, он нервно входил в дверь подъехавшего автобуса.
Всё это время Семён катался по полу и выл от боли. Затем в его затуманенном сознании возникла мысль о первой помощи, и он направился к туалету, где намеревался промыть глаз. И в тот момент, когда один участник драмы входил в автобус, другой выходил из ангара. Закрывая поражённый глаз ладонью, Семён торопливо преодолел двадцать метров до небольшого сарайчика, оборудованного под санузел. Шатаясь, он вошёл в него и запер дверь. Затем он взглянул в зеркало - роговица сильно покраснела и помутнела. К боли добавилось отчаяние. Мысли о слепоте и тюрьме наполнили его голову, ведь Иван наверняка пойдёт в полицию. Не нужно было его бить. Он открыл кран и стал яростно умываться, как будто в этом было его спасение. Спасения не случилось, но, однако, прохладная вода немного привела его в чувство, хотя глаз меньше болеть не стал. Он подумал о почти полной бутылке водки, которая у него осталась. Водка поможет перенести боль.
Через пять минут Семён уже был в сторожке и наполнял стопку. Выпил её, занюхал рукавом и закурил. Боль как будто немного притупилась, и первичная паника стала утихать. На смену панике пришла робкая смелость. Но по мере употребления обезболивающего эта смелость переросла в торжество справедливости. И вот он уже видел себя жертвой и одновременно героем, который наказал наглого выскочку. Так, кроя матом весь свет, и в особенности Ивана, он прикончил свою бутылку и уснул прямо на стуле, свесив голову на грудь.
И был понедельник, и было утро, и утро было хмурое. Солнечные лучи с трудом протискивались сквозь щели между серыми облаками. Прохладный ветер неугомонно перебирал листья старых советских тополей и заставлял их лениво шелестать. Он, словно юный хулиган, будил их и, не давая очухаться ото сна, настырно передавал им привет из далёкой Балтики. А они недовольно, как и все старики, шепеляво посылали его куда подальше. По тротуару, вдоль коричневого сетчатого забора, как во и много-много других предшествовавших этому понедельников, размашисто шла грузная женская фигура. Согласно погоде, Варвара Яковлевна была одета в синие джинсы и розовую флиску с принтом котёнка и надписью «All pussies like caress». Несмотря на сероватую погоду, её настроение было вполне себе хорошим. Она подошла к калитке и увидела, что ржавый навесной замок ещё закрыт. Это означало только одно - а именно то, что охранник Семён снова проспал. Вполне себе хорошее настроение стало стремительно улетучиваться. Ещё недавно бывший приятным прохладный балтийский ветер стал раздражающим. Варвара Яковлевна с трудом вытащила из кармана джинсов связку ключей, нашла нужный и, также с трудом просунув пухлые руки сквозь крупную сетку калитки, открыла замок. Все эти манипуляции ещё больше испортили ей настроение, и поэтому к сторожке она подошла уже с бледным каменным лицом и сверкающими яростью глазами. Открытая пухлой рукой с ярким маникюром дверь явила этим яростным глазам уничтожающее все остатки гуманизма в этом гневливом существе зрелище. Охранник спал, сидя на стуле, свесив голову на грудь и громко храпел. На столе были банка-пепельница, стопка и пустая бутылка из-под водки. Варвара Яковлевна с неистовой яростью схватила Семёна за шиворот и стала трепать его изо всех своих могучих сил. Голова Семёна бешено болталась из стороны в сторону, рискуя оторваться от тела. Его полуоткрытые стеклянные глаза не выражали ничего. Он бессвязно бормотал что-то, а его руки беспомощно свисали по бокам. От того, что все её усилия были напрасны, Варвара Яковлевна пришла в полное исступление. Она стала хлестать несчастного по щекам, сопровождая шлепки грязными ругательствами. В своём остервенении она не заметила, как в глазах Семёна появилось сознание и тело понемногу становилось упругим. «Вот тебе, тварь поганая!» - крикнула обезумевшая тиранша и влепила очередную оплеуху в красное лицо. Он застонал. «Ага! Очнулся, урод сраный!» - пухлая рука с ярким маникюром снова взметнулась вверх для очередного удара. И вдруг резкий звук бьющегося стекла заставил её вздрогнуть и остановиться. Варвара Яковлевна почувствовала пульсацию в голове и её брови удивлённо поползли вверх. В то же мгновение пульсация породила боль, а правая щека ощутила жидкое и липкое тепло. Она зашаталась, опёрлась одной рукой о стол, а другой схватилась за голову. Семён стоял перед ней с осколком водочной бутылки в руке и тяжело дышал. «Ах ты… уро… я се… полици… в-выз…», - слова давались ей с трудом. Она неловко развернулась и открыла дверь, намереваясь выйти. И в этот миг осколок бутылки впился ей в правый бок. Она издала жалобный стон, попыталась прикрыть рану рукой, но не дотянулась, и упала на колени. Смуглые жилистые руки вцепились в её округлые плечи и втянули обратно в глубь мрачной бревенчатой избушки. Дверь закрылась. И в эти старые, многократно покрашенные дверные доски впивался испуганный взгляд подсобного рабочего Александра, который стоял чуть поодаль в стороне. Он несколько секунд был в оцепенении, затем резко отпустил ручки тележки с мусором и резво побежал в направлении административного корпуса.
* * *
Через четыре месяца, когда закончилось производство по делу о покушении на убийство, Иван уволился и отправился искать счастье где-то на юге. В его душе поселилось что-то мрачное, что не давало ему покоя, и он решил, что южная природа излечит его. Варвара Яковлевна была жива и здорова. Она получила лёгкое сотрясение мозга и порез правой
