могли даже осознать, что его, своего любимчика, они на какой-то момент всё-таки потеряли, но никто об этом даже не догадался. Лишь потому не всплакнул и не высморкался горько. Может и вправду только потому, что они всегда как бы спали, никогда по-настоящему не просыпаясь?! Во сне же более глубоком, ночном, плачут только когда шалят гормоны. С другой стороны, откуда гормоны у бродяг?! Они-то и бомжики лишь потому, что когда-то в жилетку своему начальству никогда не плакались, а сморкались с удовольствием и от всего сердца. Впрочем, что только по жизни не приснится живому существу! Даже то, чего не было или только могло быть.
Режиссёр по ходу действия в иллюстрацию до смешного сложного психического состояния первобытной формы жизни влепил совершенно фантасмагорическую электронную графику. Прошло даже несколько формул на любителя. Резкое подвсплытие, некоторая протяжка прежнего кадра по звуку. Одновременно началось всё большее очерчивание контуров экзистенции, неуклонно и заново реализующейся вокруг - это их звёздный малыш, опять воплощаясь по месту боевой дислокации, принялся наводить резкость на свои передающие бинокуляры. Оживший рейнджер опять подавал признаки регулярной жизни. Вновь выходил на связь с базой.
Никуда он, оказывается, и не терялся-то! Только некоторое время пребывал непонятно где! Может куда-то на внеплановый инструктаж летал. Или на каникулы. В длинном, песчаным светом осыпающемся туннеле. Где и связи толком не было, и геолокация не брала. Так что плакать по поводу пропажи писюна вовсе не стоило. Это понадобится чуть позже. И не один раз. С писюном-то всегда шутки плохи, особенно стремительно вырастающим.
Таким образом, вновь пошёл долгожданно полноценный кадр. Экспонирование прежнего малыша-уродца. Прото-человечий трансформер прямо таки с задором возвращался в исходный облик, надевал понравившуюся аватарку, словно скафандр. Как и не было ничего. Он стремительно трансформировался в прежнее состояние. Однако оно получалось всё же какое-то совсем другое. Федот, да не тот оказывался. Может метрики с реперов посбивались. А может репер никак не хотел падать.
Где-то на периферии новой экспозиции теперь без некоторых действующих лиц, а также исполнителей, первым очнувшийся папа-бомж громко доказывал остальным проснувшимся доходягам какой он именно командир, какой конкретно педрильи-эскадрильи, какие «боинги» в своё время сбивал и чего это ему в итоге стоило. Было видно как от нудного, зудящего аристократически-мерзкого клекота комэска пытался отряхнуться доцент Серёгин по кличке Фредди. Как ещё хотел остаться, самосохраниться в спасительной жиже непроявленного сна.
Мысль в тему: чего угодно хотеть - невредно для здоровья, всегда вредно - хотеть, да не иметь. Так что по такой жизни лучше уж ничего не хотеть. Живее будешь. Да и иметь тоже. Это ещё лучше.
И всё же доцент открыл глаза, отрешённо глянул на облупленную канализационную трубу. Там, в недосягаемой вышине, под самым потолком, та труба себе и висела. Словно бы чей-то объектив оттудова бесстыдно пялился. Точный образ абсолютно недосягаемой и равнодушной реальности, чьей-то вышней канализационки, от которой сюда, вниз, может истечь лишь известно что.
Снова быстрая панорама, обнаружение и фиксация в центре кадра прежней оживлённой компании - комэска, да неразлучных дружков Мухортова с Норкиным. Нарезка из фраз действующих лиц, а также исполнителей.
- Ты имеешь хоть какое-то понятие о том, что такое иммельман?! - Схватив кого-то за грудки, настаивал командир эскадрильи, выдыхая ещё не выветрившиеся со вчерашнего пары непонятно чего-то, да что-то уж очень крепкого.
- Затаскал, ей бо… Стоп! Э-эй! Бичи, полундра! Где же вчерашние наши постояльцы, пришельцы с Дикого поля?! Вспомнили про таких?! Отрубались вроде вместе, верхом на брудершафте даже. А теперь?! Где, а?!
- Упёрли, видать, на опохмел.
- Какой упёрли?! Дверь, видишь, закрыта изнутри. Они что, вышли, а потом отсюда закрылись?!
- Значит, кто-то за ними заперся. Что тут ещё неясного. Эй-й, бичары, кто выпустил на природу наше богатство, элитный спецконтингент?! Чего молчите?! Никто?!
- Ни фигасе! Свихнуться можно!
- Ёк-макарёк! Не надо было тут зюзьками хвастаться! Мотать налево-направо.
- Что-то я не понял! Никто не видел - тут моя крыша не проезжала?!
- Ой, как же я дико писюнею, Клава!.. - Опять сказал на это Толик и все замерли, потому что и на этот раз полностью и окончательно с ним согласились. Причём тоже описюнели, как это чуть ранее проделал доцент, шустро заскочив поперёд Толика в самое пекло полночной описюнелости. Так с ними потом и со всеми произошло, поскольку пропажа и вправду становилась всё более очевидной. Отряд только начал замечать роковую потерю бойцов. При этом её никто не был в состоянии объяснить. Поэтому лишь неведомая мама Клава и смогла бы тут помочь! Больше некому! Но и она почему-то не слишком торопилась с помощью. Видимо была с неведомыми супостатами в доле. Отсиживалась теперь где-то, заткнув ушки и прикрыв глазки.
--Эх, Клава, ты милая Клава! Неужто тебе всё равно?! – Кто-то тихо пропел и умолк застенчиво.
- Что ты променяла, шалава, орла на такое г…
Молчание стукнутых ягнят слегка затянулось. Жорика и Колика и вправду никто и никак не находил. Потом даже не пытался. Вот просто нет их. И всё! Может, и не было никогда. Элементарно почудились. Всем вместе. Коллективный гипноз присутствия, понимаешь ли. Сказал сам себе Фредди и приподнялся на кровати, потом сел. (Лёгкий расфокус.) И принялся фиксировать сам для себя картину, достойную разве что кисти какого-нибудь гения сверху.
Бомжики, чёрный хлебушек жизни, обмылки человеческие, изысканная дельтапланья пища, они же амбра, остро пахнущие обделанной судьбой человеческие доходяги, грустные и весёлые подонки, они же зловонные скирдятники… все-все они сидели себе по обе стороны длинного и металлического, словно прозекторского, благотворительного стола. Словно слегка растревоженные полусонные шмели. Зудели и соответственно заодно смердели. Болтали во рту языками (такими длинными отростками мышечной ткани во ртах), притом, обязательно в разные стороны. И с неограниченным числом степеней свободы. Чесали единственным, что ещё чесалось. Просто так, без особенных поводов и последствий. Некоторые субъекты, едва проснувшись, пытались перекинуться в картишки, но теперь при столь прискорбном известии о потере бойцов первой линии обороны замерли и одубело посматривали друг на друга. Кое-кто, никуда и ни на кого не глядя, продолжал невозмутимо сдавать колоду, что-то бубня под нос. Наверное, вновь отключался в фон, как бы спасался, не в силах понять происходящее. И принять новый расфокус ещё туже окружившей среды обитания.
В стороне бомжомамка впроглот, до дыма из рваных трусов, курила заначенный ядохимикат, но только совсем масенькую, утреннюю крутку, весь-то день ещё впереди, и что-то злобное в лицо бросала всем, шипя сквозь редкие зубы. Несомненно, означенную леди Кры опять чем-то не удовлетворила мужественная половина её замечательной семьи, которая с утра тоже, но пораньше, принялась заряжаться, как и вечером. Ослепительное яркое чадо, знойный, выхлопной продукт чащобной бомжиковой любви, как ни в чём не бывало, восседало в летучей зыбке, словно в неостывшем кресле командира экипажа. Оно, воодушевлённо манипулировало в ротике всё той же подозрительно прочной, крупнокалиберной соской (с виду всё-таки соской, несмотря на то, что стволом или соплом вовнутрь). Пристально взглядывало оно на всех своими как бы бессмысленными, точно страшненькими, а теперь ещё и победоносными глазыньками - так что, взяли, гады?! То ли ещё будет, о-ё-ёй!
Затем по-хозяйски пересело на синеватые исколотые мамкины ручки. Эти-то уж не подведут никогда. Ни дать ни взять - новый исихазм, точнее умиление.
Оператор запечатлел исторический кадр в реальном диапазоне и принялся резвиться с отражённым светом из его теперь вполне земных глазок.
Фредди, поёживаясь от ночного воспоминания, незаметно поманил к себе друга-сыщика. Тот нехотя перестал сдавать колоду, уж очень настойчив и перепуган с виду показался ему доцентушка, и приблизился. Серёгин тут же принялся воспалённо нашёптывать приятелю про свои ночные наблюдения за милыми метаморфозами добродушного дьяволёнка из их общей коммуны, вновь как бы смиренного, почти ручного и нарочито безоблачного.
Объектив, откровенно заскучав, лениво додерживал туземцев в фокусе и центре плана. Режиссура явно провисала. Вновь приходилось выезжать на том, что было.
Укрупнять. А потом разукрупнять. Заполнять время. В общем и целом, миссию свою исполнять!
- Понимаешь, я с детства верил в наличие отсутствия… Точнее, в отсутствие наличия. Понял чего? Потом учил этому своих студентов. Но то, что сегодня произошло, просто ни за какие промежности не залезает. И главное - все сто процентов, что не бред, заранее предупреждаю. Наших мужиков нет в наличии, отсутствуют и полностью и по частям, видишь? Это он, гадёныш, их разобрал или целиком увёл. Настоящий Сусанин! Это он их занёс куда-нибудь и сожрал, а может и по интимному своему делу уволок, точнее, спалил. Вот этот слюнявый свой вкладыш направил на орлов, как лазер, - и сжёг к чёртовой матери или даже бабушке. Что смеёшься, скотина?! Тиш-ше!.. Это излучатель на самом деле, а не соска! Только всмотрись повнимательней.
- Тихо шифером шурша, крыша едет не спеша, - захихикал радостно сыщик. - Наконец, хоть что-то стронулось в этой богадельне. Устал ждать этого, честно. Хотел даже уходить. У тебя что - и вправду съехало?! Отлично! Потрогай черепушку - мозги ещё на месте?! Из ушей не вытекают?!
- Всё бы тебе надсмеиваться! - Обиделся Серёгин.
- Если где-то хлопает шифер - не смейся, может быть это и на твоей крыше. - Кто-то поддакнул на стороне.
- Но что он высасывает, с помощью этого излучателя, а? Остаточное излучение? Или последнюю каплю? - Совсем зашёлся от смеха Осклизкин.
- Можешь не верить, - ещё больше оскорбился доцент, - тогда пошёл в попень. К Мэри в поппинс, если быть совсем уж точным. Ты даже не хочешь вслушаться во что тебе говорят. Тем более разобраться! Между прочим, исчезали, пропадали наши орлы вон в том углу, где ты так полюбил пи-пи делать, когда было лень до сортира добираться. Там ещё такая светящаяся дыра возникала. Вот она-то их в себя и всосала, как мальков в прорубь. Наподобие пылесоса. Если хочешь – проверь. Ты же следователь, хоть и бывший, вот и наведи следствие. Или слабо - действительно разобраться?!
- И наведу. - Перестал смеяться, но всё ещё недоверчивый сыщик. - И разберусь!
- Наведи-наведи. Это тебе не доцентов на мормышек, на девочек отлавливать! Чем ты наверняка и промышлял в прошлой жизни. Ясно, что, как и у большинства следаков, в прошлом у тебя было именно такое прекрасное будущее. Потом наставшее. Вернее, доставшее, слава богу.
Сыщик Осклизкин, посмеиваясь, но всё-таки для храбрости, деловито пробрался в неосвещённую сторону полуподвала, в самый запущенный, то есть, записанный угол, где и он в самом деле пару раз спартизанил, - отчего доцент его однажды даже назвал ссыщиком, через два «с» - принялся нюхать стены, затем жечь спички, тщательно всё
