Такой же, как все

Самые яркие – это первые пять дней приступа. Если профукал их и не оттянулся как следует – считай, прожил это время зря. Причём крест можешь ставить не только на этих днях, но и на курсе реабилитации. А это ещё месяцев шесть-восемь. У каждого по-разному. Всё зависит от силы воли и характера пациента.
Не знаю, выбивается ли мой случай из общей массы. Раньше эта тема меня особенно не волновала. Ну, сумасшедший и сумасшедший. Что с того? Заболел – подлечили. Бег по кругу. Только круг этот с каждым новым приступом сжимается до того, что поневоле начинаешь задумываться, а стоит ли жить и бороться с болезнью дальше.
Здравствуйте! Меня зовут Виктор. Я сумасшедший. Точнее, я стал им. А это не одно и то же. Я говорю о разнице между – родиться с заболеванием и стать больным. Я именно стал.
До весны две тысячи шестого за мной ничего странного не замечали. Сам я также ничего в своём поведении не отмечал. За спиной успешное окончание школы и вуза, примерное исполнение служебного долга в органах прокуратуры. В мае того же года я сдал экзамены на адвоката и приступил к работе. Первым моим поручением было дело об экстрадиции грузинского вора в законе. В связи с этим обо мне вспомнили в прокуратуре. Я «поплыл». Оказался не готов к процессу. Несколько ночей не спал. Выражаясь нецензурно – стал «гонять», что да как. Тут-то меня и накрыло. Первые признаки приступа проявились в поезде, когда я возвращался из командировки. Перед глазами всё скачет. Яркие краски, в ушах музыка. Соседке настолько надоела моя бессвязная болтовня, что в конце концов она расплакалась и попросила старичка из другого плацкарта поменяться с ней местами. Мне не хватало воздуха. Я то и дело выходил в тамбур. Затем вовсе решил перейти в другой вагон. По прибытии, в ближайшем киоске я купил жене цветов и пошёл до дома пешком. А это без малого пять кварталов. А вокруг все такие счастливые. Улыбаются, приветствуют. Такое ощущение, что все обязательно хотят мне понравиться. Вернувшись домой, я первым делом включил телевизор. Там та же идиллия. Какой бы канал я не выбрал всё посвящено моей скромной персоне. Жена ещё не замечает, что происходит.
– Как процесс?
– Шансы на победу достаточно высоки. Есть одна идея.
– Какая?
– Секрет. А вдруг ты грузинский шпион.
И ведь я искренне полагал, что смогу справиться с задачей. Задачей, казавшейся невыполнимой. Я был готов раскрутить процессуальную планету в другую сторону. Остановить время. Всё было в моей власти, только захоти я этого.
На следующий день я ни с того, ни с сего сорвался к маме, мотивируя отъезд тем, что дома невозможно сосредоточится. Жена приехала следом и попросила вернуться. Я наотрез отказался, ссылаясь на то, что комната, в которой я работаю, напичкана жучками, а сын – робот, который послан следить за мной. К вечеру я оккупировал у мамы кухню.
Первые галлюцинации. То отца умершего увижу, то кортеж главы государства. И главное – галлюцинации не сами по себе появляются. А приказал – появились, скомандовал – исчезли. И снова не сплю.
С утра меня поместили в психбольницу. Там с порога я начал нести всякую околесицу, что, дескать, я избранный и со дня на день стану президентом страны. Как будто в этом-то вся и фишка. Будто на самом деле я не сошёл с ума, а просто включил сверхрежим. Пытаюсь заигрывать с медсёстрами. (Заигрываю, а у самого сопля до подбородка).
Первый день ничем особенным не запомнился. Я ни к кому не приставал, ко мне никто не лез. За обедом, правда, я показал соседу справа свой рот, обращая его внимание на то, что для президента важно, чтобы у него передние зубы были в порядке, а всё остальное – дело десятое.
На второй день по просьбе жены меня перевели в платную палату, где был телевизор. Правда, его на третий день убрали, поскольку я вопреки рекомендациям медбрата переставил его с тумбочки на подоконник.
Таблетки. Таблетки. Таблетки. Утро-день-вечер. Утро-день-вечер. Утро-вечер. И снова: утро-вечер. И так четыре недели. В итоге врачи поставили диагноз: маниакально-депрессивный психоз (1).
Отпустило. Скукотища. Никаких развлечений. Ради хохмы провёл турнир по шахматам среди пациентов. В общем, не сумел я как следует оторваться в первый свой приступ. Дальше – реабилитация.
Нет ничего страшнее реабилитации. Одни опускают руки с самого начала, другие наоборот берут с места в карьер. Не знаю, что лучше. Наверное, в таких случаях хорошим подспорьем будет отличный психиатр либо наблюдение в диспансере. Правда, первое может быть не по карману, а второе сулит заведением карточки. А это известные последствия и клеймо на всю жизнь. Я выбрал первый вариант. Три беседы, и ты в порядке. Правда, отказавшись в дальнейшем от таких бесед, я постепенно также отказался и от лекарств. А отказавшись от таблеток – меня снова накрыло. Это был декабрь две тысячи шестого. Пришлось встречать Новый год в психушке. Этот приступ также ничем примечательным отмечен не был. Поиграл немного в Бэтмена и успокоился.
Опять выписали. И снова таблетки горстями: энкорат-рисполепт-энкорат (2). Одна депрессия сменяет другую.
Жена тянет семью на крохотную зарплату, берёт подработку. Хорошо ещё, родственники помогают.
К работе не приступаю. Внимания жене и сыну ноль. Себя запустил. Живу прошлым, в котором только рассказики и стишки, как любит повторять мама. Сплю до обеда, ем и снова сплю. И так день за днём.
Жена заговорила о разводе. Крыть нечем. Только скулю и жалуюсь.
И вдруг звонок! Бывший босс предлагает вернуться в прокуратуру и перебраться к нему в Ростов-на-Дону. Соглашаюсь, не задумываясь, а ведь был ещё вариант. Здесь, в Витебске. Кто знает, как бы всё сложилось?.. Воистину, роковой звонок. Помешательство какое-то.
Беру на время сумку у друга, набиваю её первыми попавшимися под руку вещами, и вперёд. Приезжаю в Ростов. Добираюсь до Главка. Нахожу босса.
Собеседование.
Первым был заместитель начальника Главка. Скучный мужик. Даже не помню, что он и спрашивал. Вторым – начальник Главка. Здесь всё просто. Поговорили о спорте. Он так же, как и я, оказался борцом. И наконец, на десерт – заместитель Генерального прокурора. Босс бьётся в истерике: «Только не подведи, сынок». И я не подвёл. На вопрос о пленумах Верховного Суда я ответил, что истекший год ничем примечателен не был, и попал в десятку. Такой ответ застал врасплох задавшего и поверг в шок босса. Но запоминается, как говориться, результат. А результат, как не странно, оказался положительным.
Через два месяца после собеседования, в декабре седьмого года, пройдя всевозможные проверки, я приступил к работе. Босс поначалу работой не загружал. Пересыльные жалобы – не более. Максимум докладная на полстранички.
Так же, как и остальные, я готовился отметить Новый год. Впервые один…
В Ростове поначалу я жил у армянки в десяти минутах ходьбы от Главка. Женщину звали тётя Роза. Комнатушка, в которой я квартировал, была от силы метров восемь. Зато в комнатке был старенький телевизор, что хоть как-то скрашивало одиночество.
Перед отъездом в Ростов я закупил таблеток на год, поэтому чувствовал себя в этом плане относительно спокойно.
Самочувствие было в норме. Единственная рекомендация врачей, от которой я отступал, это восьмичасовой непрерывный сон. Виной тому была работа. С каждым днём я взваливал на себя всё больше и больше. Причём делал это осознанно. Дело в том, что я всегда был карьеристом. Работая в Витебске, я за полтора года вырос до заместителя прокурора небольшого района. Через год – я уже заместитель прокурора большого района. В институте тоже был одним из лучших. Поэтому слова босса о том, что теперь всё в моих руках, я воспринял как призыв к действию.
Первым, кого я решил подсидеть, был начальник отдела. И для этого, поверьте мне, ничего не пришлось делать. Просто таких лентяев, как он, ещё поискать. Он сам загнал себя в угол. Начальник давал поручения – я выполнял. А поскольку на Руси издревле пашут на тех, кто везёт, то поручений становилось всё больше. И я всё чаще стал мелькать на глазах у руководства.
Особая статья – командировки. Поначалу это был только Ставрополь. Относительно недалеко. Можно отзаседать и вернуться поработать. Но когда человек поддерживает обвинение в Дагестане, поручать ему одновременно с этим ещё какие-то проверки – проявление неуважения и свидетельство полного непонимания специфики работы. И это не могло остаться незамеченным.
Вы только представьте. Переезд на автобусе из Ростова до Махачкалы занимает примерно двадцать часов. Возьмём переезд туда и обратно – двое суток. В среднем, у меня выходило по две командировки в неделю. Уже четыре дня. А тут ещё нужно выспаться и поработать. Нет, я не жалею, что подсидел старичка.
Отношения с супругой наладились. Всё-таки время и расстояние лечат. Летом две тысячи восьмого она переехала с сыном ко мне в Ростов. Тогда же я снял двушку в хорошем районе. На работе тоже все устаканилось. Но всё равно чего-то не хватало. Какого-то драйва, как во время приступа. Тогда-то я и решил снизить дозу рисполепта и поэкспериментировать со сном.
Первые две недели я не замечал никаких изменений. Затем опять стал слышать голоса, ощутил отсутствие страха перед кем и чем-либо, стал осязать внимание окружающих.
Помню, ехал в Махачкалу в прокурорской форме. Так вы представьте. Вышел в Хасавюрте, где боевик на боевике, поймал попутку и на ней добрался до столицы. И это ночью. А ведь было желание дойти пешком. Идти и горланить: «Врагу не сдаётся наш гордый “Варяг”».
Через какое-то время пришлось вернуться к старым дозировкам. Дело в том, что жена заметила отклонения в поведении и сделала очередное внушение. Да и сам я почувствовал какое-то уныние и тревогу. Опять накатила депрессия. Единственное, чем можно похвастать во время приступов так это цепкой памятью. Помню, был процесс во Владике (3). Так, я дословно воспроизвёл перед присяжными пятнадцать страниц обвинительной речи.
Следующий, роковой для меня приступ, случился летом две тысячи десятого года. Началось всё с миниатюр «Дед», «Льдинка» и «Токарь», которые в июне того же года были опубликованы в одной из столичных газет. Любопытна предыстория миниатюры про токаря. В апреле десятого года в наше Управление поступило поручение президента о внесении предложений по возвращению русскоязычного населения на территорию республик Северного Кавказа. Все отделы высказались, за исключением моего. Ну, не ползёт ничего в голову, хоть ты тресни. В итоге опять двое суток не спал и написал миниатюру о похождениях в Ингушетии бравого токаря из Самары. Так, мало того, что написал. Взял, да и отправил её в газету, где её напечатали без купюр. Такой, какая есть.
Позднее миниатюра широко обсуждалась в Управлении и с каждым днём неминуемо приближала меня к увольнению. И я это понимал. Понимал, но ничего не смог с собой поделать. Мне захотелось быть услышанным. Понятым. Как вернуть это население на Кавказ? Да кому этот Кавказ нужен. Дотационный на девяносто процентов. Чиркни – вспыхнет! Но я отвлёкся.
В то время Главк уже был реорганизован, и мы перебрались в Пятигорск. Жену я отправил на время домой. Нужно было обустроиться на новом месте. И тут эта злополучная командировка в Чечню. Соглашусь, я