Другой бы на фигуру смотрел, на лицо, а ты о смыслах каких-то толкуешь.
А мать робко спросила:
- Эрих, она хоть красивая?
Но в целом все прошло неплохо. Родители даже приободрились в надежде, что непутевый сын теперь возьмется за дело. Женатому человеку не до баловства.
В последнюю ночь перед отъездом Эмма впервые осталась в шале. Их обвенчал тоскливый осенний ветер, с силой бьющийся о карниз, и живым теплом отогрел огонь в камине.
- Как странно, - вздыхала она, доверчиво прижимаясь щекой к его плечу, - и как хорошо... Мне кажется, так, как сегодня, не будет больше никогда.
- Будет еще лучше, вот увидишь, - ласково успокаивал ее Эрих.
Но ему и самому отчего-то сделалось грустно. Казалось, будто что-то важное безвозвратно уходит.
На утро от печали не осталось и следа. Всю дорогу до города они весело болтали. Эмма спрашивала, как живут люди в окрестных деревнях и правда ли, что дома в городе похожи на пчелиные соты.
- Правда, - улыбался Эрих. - Но мы не будем жить в сотах, у моих родителей богатый дом.
- А ты думаешь, я понравлюсь твоим родителям? - беспокоилась Эмма.
- Ну, еще бы. Они сразу тебя полюбят.
На въезде в город она притихла, ни о чем не спрашивала, а только смотрела огромными глазами на рекламные плакаты, на магазины, на здания, и в самом деле похожие на соты, на автобусы и машины, идущие плотным потоком. Глядела жадно, уже не уклоняясь взглядом от зеркальных витрин и блестящих автомобильных стекол. Как будто городская мишура ее заколдовала или наоборот — разбудила, как принцессу из сказки.
Родной дом встретил их приветливо. И хотя по напряженным лицам родителей Эрих видел, что обоим неловко, мать радушно обняла сына и будущую невестку, а отец крепко, по-мужски пожал им руки.
- С прибытием, парень... и милая фройляйн. Эмма, правильно?
Они улыбнулись друг другу, и Эрих облегченно выдохнул. Все шло по плану. Как все-таки приятно — вернуться туда, где каждый угол знаком с детства и все предметы на своих местах. Образ лесного шале незаметно бледнел в сознании.
- Сынок, завтрак готов, - сказала мать.
- Мама, мы поели перед дорогой... - отмахнулся Эрих. - Я уже забыл, как это — завтракать в одиннадцать часов, - добавил он с улыбкой.
- Ну, хорошо, тогда мы с Эммой пройдемся пока по магазинам. Купим ей приличную одежду. Ты же не хочешь, чтобы твоя невеста ходила в этом... в этом деревенском наряде.
- Эмма равнодушна к тряпкам, - возразил Эрих. - А деревенский, как ты выразилась, наряд ей очень идет. Я полюбил ее такой.
- Глупости, - перебила мать, - все девочки любят красивые платья. И туфли, и духи, и косметику. Еще шубку ей купим — на зиму.
- Ладно, как знаешь, - он махнул рукой. - Я пока займусь романом. Совсем чуть-чуть надо дописать.
Он, и правда, почти завершил свой литературный труд. Осталось полторы главы и, наверное, эпилог, хотя Эрих понятия не имел, как и чем собирается завершить историю. «Жили они долго и счастливо» - банально до скрежета зубовного. Но и рисовать трагедию на пустом месте ему не хотелось. Читатели любят хэппи энды, да и сам он, признаться, любил.
Он сел за письменный стол и включил ноут. Но родные стены не помогали. Текст не складывался. Его второе сердце присмирело, точно утомленное суетой, и свет не тек с кончиков пальцев на виртуальную бумагу. Эрих сидел и размышлял — ни о чем и обо всем сразу. Он провел так несколько часов, а показалось — что всего мгновение. Время замедлило свой извечный бег и почти замерло, съежившись, как испуганный котенок.
Из раздумий его вырвали возбужденные голоса и хлопание дверей. С сожалением захлопнув ноут, Эрих поспешил на шум.
На пороге гостиной его остановила мать.
- Ну что, сынок, - заговорщицки шепнула она, - нам понравилась твоя невеста. Но какой она еще ребенок!
Но Эрих ее не дослушал. Он шагнул в комнату, где перед огромным зеркалом крутилась Эмма, разодетая, как кукла, с новой стильной прической и на каблуках, на которых она держалась еще нетвердо, покачиваясь и смеясь. Если она и была ребенком, то вздорным и пустым. Эрих понял это сразу, едва заглянув ей в глаза. Потрясенный страшным превращением, он застыл, не в силах сдвинуться с места. Его собственный зеркальный двойник впился в него пытливым взором, как заостренным багром, и терзал, вытягивая остатки нежности и волшебства.
А зеркальная Эмма улыбнулась самой светлой своей, любимой до боли улыбкой и отступила, затуманившись, навеки канула в небытие.
Эпилог
Иногда Эрих думает, сколько живут люди в зеркалах? Как мы или дольше? А может быть, вечно? Может, это похоже на бессмертие? И в эти минуты он готов примириться с собой и с миром.
Свой роман он, кстати, опубликовал, озаглавив скромно: «Дом у озера». «Франкфуртер альгемайне» уже назвала его лучшей современной любовной прозой. Правда, обрывается он почти на полуслове, в наивысшей ноте, оставляя читателя в недоумении. Что стало с героями? К чему все пришло? Но критики тут же объяснили, что это такой художественный прием — завершить повествование на взлете. Таким образом автор избегает банальности и уходит от ненужной драмы.
Да и как можно закончить подобную историю? Человеческий век конечен, а любовь и подавно. Вспыхнет, как искра от костра, и погаснет. И в то же время она горит всегда — в другом измерении, в подсознании, в зазеркалье. Всю жизнь и за пределами жизни. Такая вот диалектика.
