Для уголовной статьи о нетрудовых доходах доказательств тоже не набрать, тут за руку поймать надо. Так что, если Гена когда-то спалится, его просто попросят уйти по собственному желанию, ну и пожалуйста: таких рабочих мест он найдет вагон.
Доходы Гены стремительно росли. Он возобновил амурные походы в бары, неизменно заканчивающиеся времяпровождением с очередной меркантильной пассией в его комнате в общежитии. Для того, чтобы это было возможно, Гена приплачивал коменданту (дополнительно) и вахтершам.
Так что, работой своей он был доволен. Но однажды наступил крах. В один из дней после особенно прибыльного обеденного перерыва Гену отправили работать в другой цех: там заболел стропальщик. Когда ближе к концу рабочего дня он вернулся, то увидел, что все взбудоражены, некоторые собрались небольшими группами и что-то обсуждали.
- Что тут творится? – с недоумением спросил он у кого-то из проходивших мимо.
- Лопатина скорая увезла. Два пальца ему в станке прихватило, отрезаны напрочь. Говорят, под мухой был, лыка не вязал и дышал перегаром на километр. Говорят, не первый раз такое. Как он бухло на завод проносил – хрен кто знает.
Гена похолодел от страха.
Что же теперь будет?
Сейчас начнется разбирательство. А дальше что? Уголовная статья? Нет, только не это! Замести следы! Срочно!
Гена примчался в подвал, вылил всю водку в щель, канистру сполоснул и вместе с посудой вынес из цеха и зашвырнул в мусорный бак. Все, от доказательств избавился! Теперь надо немедленно увольняться. Написав заявление, он подсунул его на подпись начальнику цеха, что-то наврав про срочный переезд в другой город для ухода за парализованным родственником, а потом подписанную бумагу отнес в отдел кадров. Правда, теперь придется отработать две недели, но делать этого Гена не собирался. Его физиономия не должна сейчас мелькать ни у кого перед глазами.
Прибежав после работы в общежитие, Гена сразу попросил вахтершу вызвать скорую. Когда она приехала, хитрец мастерски симулировал приступ «дискинезии желчевыводящих путей». Болезнь эта хороша тем, что никакие анализы и прочие обследования не определят, есть она или нет.
Уже в больнице Гена вздохнул свободнее. Теперь надо продержаться здесь две недели – до дня увольнения.
И продержался.
Сразу после выписки Гена пришел на завод в состоянии крайней нервозности. Сердце его бешено колотилось. Вот сейчас придет он в отдел кадров, предъявит больничный, протянет руку за трудовой книжкой, а кадровичка зловеще прошипит ему:
- Вы не торопитесь, идите прямо сейчас в заводоуправление, вас там кое о чем спросить хотят.
Но ничего такого не произошло. Сотрудница ОК с равнодушным видом приняла больничный и сказала, что с выплатой расчета будет задержка из-за этого самого больничного, а трудовую книжку она отдаст ему прямо сейчас. И тут же написала в ней увольнение по собственному желанию.
Пронесло!
Гена возликовал. Получается, никто его не выдал.
«Но все равно надо извлечь урок и впредь быть во всем осторожнее», - сделал он для себя вывод на будущее.
Работать ему сейчас дико не хотелось. Надо хотя бы сделать перерыв, чтобы какое-то время получать денег хоть и меньше, но без затрат усилий. После полученного стресса надо восстановить боевой дух – так решил Гена.
Он устроился вахтером в гостиницу рядом со зданием телецентра. При гостинице было еще и молодежное туристическое бюро. Посидев на вахте несколько дней, Гена порядком разленился. Но деньги-то нужны! Тут зарплата совсем хилая, не случайно вахтерами больше пенсионеры подрабатывают, иногда студенты.
Когда его смена подходила к концу, Гена собрался переодеваться, чтобы идти домой, но тут в вахтерскую комнату заглянул румын.
- Джинсы не нужно? – вполголоса спросил он.
Гена уже слышал, что приезжающие румыны - в большинстве своем фарцовщики. И этот туда же.
- И сколько? – спросил он чисто из праздного интереса.
- Сто. Если от двух до четырех пар – то восемьдесят. Если больше – шестьдесят.
Арифметика нехитрая. Но тут Гену осенила идея.
Продажа импортных шмоток, которые в СССР являются дефицитом и показателем благосостояния человека – дело необыкновенно прибыльное, хоть и рискованное. Так называемые «жучки» паслись «на галерке» (под сводами Перинной линии «Гостиного двора») и продавали джинсы тоже за сто рублей. А брали наверняка оптом у таких, как этот румын, по шестьдесят. Навар с каждой пары – сорок рублей. Это месячная студенческая стипендия и треть месячной зарплаты начинающего инженера.
А что, если самому пожучковать?
Дело, конечно, опасное, как раз под статью о нетрудовых доходах. Но «жучки» как-то с этим не парились и чувствовали себя вполне спокойно и уверенно. Милиция почему-то их не трогала: видимо у «жучков» были с ней какие-то особые отношения. Но конкуренты завсегдатаям Перинной линии не нужны. Новичка не только изобьют, но и в милицию сдадут. Так что, если промышлять в свободное время фарцой, то делать это нужно не там. Но это не страшно – Ленинград город большой.
Деньги для вложения в первую оптовую покупку у Гены были – он еще не успел просадить все доходы от подпольной рюмочной. Надо было еще убедиться в надежности потенциального поставщика. Он ведь под видом «фирмухи» может впарить и подделку, сработанную кустарями где-нибудь в сарае, которая расползается по швам на второй день.
- Принеси пять, я посмотрю и примерю, - коротко сказал Гена.
Примерить очень важно. Настоящий импорт собственной кожей ощущается совсем иначе, чем «паленка».
Румын ушел, а через некоторое время нарисовался вновь с большой клетчатой сумкой в руках. Из нее он выложил пять свертков.
Развернув один из них, Гена стянул с себя брюки и начал напяливать на себя новенькие, радующие глаз джинсы.
Комната изнутри не запиралась. Как в нее вошла заместитель директора гостиницы, он в первый момент даже не заметил. Гораздо раньше увидел ее румын. Он мгновенно покидал свертки в свою сумку, сорвал с Гены примеряемую им пару и в одночасье улетучился, оставив своего контрагента наедине с начальницей.
- Вот все и выяснилось, Гена, - вздохнула женщина. – Значит, фарцуешь? Так что, милицию вызывать будем?
- А зачем вам милиция? – нагло спросил Гена. – В смысле, зачем сор из избы выносить? Я напишу заявление по собственному желанию, и тема будет закрыта.
- Пиши. Прямо сейчас, на увольнение сегодняшним днем. И как получишь трудовую на руки, чтобы через пять минут духу твоего здесь не было.
Гена вышел из гостиницы с недовольным видом. Конечно, обошлось, ну выкинули за шкирку, так с кем не бывает! Но проблема денег опять вставала в полный рост.
Следующим местом, где он бросил якорь, стал продовольственный магазин, куда он устроился грузчиком. Зарплата – сто пятдесят рублей. Зато к ней прилагалась еще и постоянная дама сердца – Люба из винно-водочного отдела.
Сошлись они быстро. Люба хоть и постарше, но тридцати пяти ей еще нет. Правда, годилась она только в качестве временной любовницы, а вот на статус жены не тянула. На то были две причины.
Первая: Люба, хоть и жила одна, но обладала не той жилплощадью, которая бы представляла интерес. Всего лишь крохотная «однушка» в «хрущевке». После развода тут и разменивать было нечего.
О второй причине Гена сделал вывод, послушав напарников-грузчиков, которые с удовольствием перемывали косточки всем коллегам по торговой точке, хотя почему-то считается, что этим в своем кругу занимаются только женщины, а мужики к такому хобби не склонны.
- Любка-то, она чуть на голову тронутая. Говорят, прямо в магазине с какой-то бабой подралась, это не при нас было, тут другие мужики работали, их за пьянку поперли. А сдвинулась она после того, как…
Оказалось, что раньше Люба была замужем, а жили они втроем с матерью и мужем в «трешке». Однажды Люба вернулась домой раньше обычного и застала мужа и свою мать, его тещу, «в пикантной ситуации». В отношении матери Люба распускать руки не стала, просто крепко обидела ее словесно, а вот мужу досталось по физиономии по полной программе. Голый прелюбодей даже не знал, куда спрятаться от разъяренной фурии, и на каждую прилетавшую оплеуху только тупо моргал. Последствия истории ощутили на себе все. С матерью Люба после этого жить вместе не захотела, и они разменяли «трешку» на две «однушки». А спалившийся муж был просто выставлен за порог: прописать его еще не успели.
«Поделом такому идиоту, - подумал Гена. – Ты, мутила, сначала сумей прописаться, а уже потом приходуй хоть тещу, хоть тестя, хоть собаку тестя».
Правда, тут же он вспомнил и собственные ошибки на этом поприще.
Но опасность попытки отжать часть жилплощади в случае развода была очевидна. Люба явно неадекватна, может глаза выцарапать, а то и ножом пырнуть, а уже потом подумает, правильно ли сделала. Это не тургеневская барышня Настя.
Но на роль временной любовницы она вполне подходила – благодаря наличию места для амурных свиданий. Это все же комфорт, не то, что с кем-то в общежитии на скорую руку. Конечно, рано или поздно она поставит перед ним вопрос: а что потом? Но на это Гена с очаровательной улыбкой ответит ей: «Супчик с котиком, дорогая».
А вот для загса он наметил себе совсем другую кандидатуру.
Совершенно случайно Гена познакомился с Эммой Эдуардовной, вдовой коллекционера Фришера, и за небольшой срок сумел расположить ее к себе. На это Гена был мастер. Вдова, в отличие от Любы, была основательно старше него, ей недавно исполнилось «ягодка опять». Внешностью она не блистала.
Но зато квартира! И… то, что внутри нее!
Оказавшись в первый раз в гостях у новой знакомой, Гена ощутил себя дикарем-островитянином перед бусами, разложенными предприимчивыми португальцами.
Чего только не было в этой квартире! Ковры и гобелены, старинные статуэтки и посуда, с которой не побрезговали бы кушать и короли. Что касается картин, то казалось, что сюда переехал один из залов Эрмитажа.
Все это великолепие тянуло на огромные суммы в любой валюте. Было не совсем понятно, как советское государство, отнюдь не поощряющее появление потенциальных миллионеров, безучастно позволило покойному Фришеру собрать такое богатство в руках отдельно взятого частного лица.
Впрочем, были и другие претенденты. Эмма Эдуардовна поведала, что был момент, когда в ее отсутствие квартиру почти уже ограбили, и только активная жизненная позиция двоих случайных прохожих, позволила милиции вовремя поймать преступников за руку, и культурные сокровища вернулись на свое прежнее место.
Гена немало бы удивился, если бы знал, что одной из этих случайных прохожих была его бывшая жена Настя. Хотя, если разобраться, это была и она, и… не совсем она.
Молодой аферист с трудом удержался, чтобы не пуститься в пляс. В его дверь громко стучалась компенсация за все прежние неудачи. К тому же, Эмма Эдуардовна случайно обмолвилась, что квартира ей дорога как память, поэтому она отсюда никогда не переедет.
Это откровение вызвало у Гены очередное ликование. Если ему по результату пребывания в качестве любовника удастся склонить вдову Фришера к визиту в загс, то в будущем, после получения прописки и
