подстроенного им развода, он сможет проявить великодушие, избавив Эмму Эдуардовну от размена квартиры – в обмен на переход к нему части культурных ценностей. Тогда он и с собственной квартирой вопрос как-нибудь решит, и на многое другое еще останется.
После жаркой постельной баталии Гена и его новая пассия неспешно пили чай с лимоном, он осыпал вдову комплиментами, а она таяла от них, словно Снегурочка.
Гена уверенно шел к своей цели.
Работать в магазине он продолжал и Любу тоже бросать не собирался, хотя по понятной причине его безусловной фавориткой была Эмма Эдуардовна. Но Гена был мужичком запасливым, в жизни всяко может сложиться, вдруг и Люба на что-то сгодится со своей «однушкой». Уровнем тестостерона природа его не обделила, поэтому в качестве самца его вполне хватало на двух женщин, визиты к которым он равномерно чередовал, построив подобие графика.
Но если из Любиной хрущевской «однушки» нечего было бы захватить с собой даже в качестве памятного сувенира, то в хоромах Эммы Эдуардовны Гене каждый раз приходилось выдерживать тяжелейшую схватку с бесом-искусителем. Здесь было много того, что по объему вполне можно было бы незаметно вынести, но – делать этого нельзя! Начнешь мелочиться – сорвешь крупную игру.
Зато в магазине с этим было куда проще. После каждой смены Гена незаметно выносил в сумке колбасу, сыр, масло. Все это он притаскивал Эмме Эдуардовне под видом «покупки», поддерживая в ее глазах свой имидж хозяйственного и заботливого мужчины, то есть любые подозрения в альфонсизме отметались уже в зародыше.
В один из вечеров, когда закончилась смена, Гена закинул в сумку пару свертков масла, сыра и колбасы и, присвистывая, спокойно направился мимо кассы в сторону выхода. Выходить после смены все работники магазина могли только через торговый зал, ворота для приемки товара предусмотрительно запирались.
Но когда он уже прошел половину пути до выхода, кассирша вдруг его окликнула и попросила раскрыть сумку.
Гена похолодел. Раньше его никто останавливать не пытался.
Он сделал вид, что не услышал, и ускорил шаг. Но сотрудницы зала его опередили, подбежав к выходу и перекрыв его живой стеной.
Гена был вынужден раскрыть сумку, и оттуда тут же были извлечены злополучные свертки.
Всеобщий ропот был заглушен пронзительным криком Любы:
- Мразь! Гаденыш! А потом у нас из-за него из зарплат высчитывают! Да я тебя…
Она подскочила к Гене, намереваясь обрушить на него град оплеух, но в последний момент вдруг остановилась и даже отдернула руку.
Как бы ни была Люба «неадекватна», соображаловка у нее присутствовала. Ведь Гена-то интеллигентскими комплексами на предмет рыцарского отношения к женщине не отягощен, а значит, непременно вмажет ей в ответ.
Откуда-то появившаяся Антонина Викторовна, директор магазина, проговорила:
- Знаешь, Гена, а ведь я сразу почувствовала, что ты с гнильцой. Все откладывала с этим, а сегодня все же позвонила на твое прежнее место работы, в гостиницу, и там узнала, что ты фарцовщик. Поэтому и велела тебя на выходе проверить, и выяснилось, что ты еще и вор. Сейчас буду звонить в милицию.
- А вот это зря, Антонина Викторовна, - ухмыльнулся Гена, к которому уже вернулось самообладание. – Мне ведь тоже будет, что милиции показать. Например, потайную кладовку, где у вас дефициты хранятся. Кофе растворимый, консервы со всякими там деликатесиками, колбаса сырокопченая, бананчики эквадорские. Не в торговый зал они отправляются, а расходятся куда-то по другим каналам. Так что давайте, звоните в милицию, звоните.
Он с удовольствием отметил, как изменилось лицо директора после его реплики, и поспешил развить успех:
- Давайте-ка лучше полюбовно разойдемся. Я сейчас заявление на увольнение напишу, и больше вы никогда меня не увидите.
К Антонине Викторовне вновь вернулся дар речи. Она коротко сказала:
- Иди ко мне в кабинет.
Когда Гена, сидя в ее кабинете, писал заявление «по собственному желанию», она все же не удержалась от едкого вопроса:
- Кто же тебя в детстве воровать-то научил?
- А тот же, кто научил вас дефицит припрятывать, - лучезарно улыбнулся Гена. – Так что, мы с вами одного поля ягоды. Грех нам ссориться, лучше давайте дружить и сотрудничать. Вы будете по-прежнему деликатесы тырить, а я – находить для них новые каналы сбыта. Заодно могу и по постельным делам вас ублажать. Вы, конечно, не первой молодости, да и красотой не блещете, зато и я не привереда какой-нибудь, которому только свежатину на стол подавай. Люба подтвердит, если что.
- Пошел вон, - тихо сказала директор, которая уже успела поставить в его трудовой книжке свою подпись, и шлепнула на страницу сверху печать.
Сунув трудовую в сумку, Гена размашистым шагом вышел из магазина. Плевать он хотел на потерю этой работы, как и любой другой. Таких рабочих мест в городе вагон и маленькая тележка, да и о психопатичной Любе жалеть нечего. Его главный актив, за который надо держаться обеими руками – это Эмма Эдуардовна с ее квартирой, а главное – ее антикварным содержимым.
Вечером он к ней и завернул. Но совершенно не был готов к неприятному сюрпризу.
Когда он позвонил, дверь открыла не она, а жилистый мужчина средних лет, лицом очень похожий на французского актера Бельмондо. Был он в халате, а вот в прихожей на вешалке красовалась офицерская шинель.
Военных Гена терпеть не мог. Это пошло со времен его срочной службы, где его регулярно отправляли «на губу». Причина была проста: он повадился постоянно бегать из части в самоволку на свидания с местными красотками. Закончилась эта эпопея тем, что Гену отловили местные парни и обошлись с ним так, как поступили бы с нарушителем конвенции Паниковским остальные сыны лейтенанта Шмидта.
- За что вы меня бьете, идиоты?! – вопил Гена, катаясь по земле и пытаясь уворачиваться от ударов. – Девок же много!
- Девок много, - согласились парни, продолжая методично месить его ногами. – Но тех, которые дают – мало.
После экзекуции нарушитель конвенции несколько дней провалялся в госпитале, а оттуда отправился прямиком на гауптвахту, где провел довольно продолжительное время. Из-за частых дисциплинарных взысканий репутация Гены в глазах офицеров части находилась ниже плинтуса, поэтому их отношение к нему было лишено сочувствия и понимания.
Вот и этот незнакомый мужик смотрел на Гену без симпатии.
- Молодой человек, вам не надо сюда ходить. Вас здесь больше никто не ждет.
- А пусть она мне сама это скажет, - запальчиво потребовал Гена.
Эмма Эдуардовна, тоже в халате, тут же вышла в коридор.
- Прости, Гена, но я больше тебя сюда не зову. Мне надо как-то свою жизнь выстраивать, Женя вдовец, скоро в отставку выйдет, и ему тоже быть одному не в радость. А то, что у нас с тобой было… Просто баловство, но оно не может же продолжаться вечно.
Удар был жестокий. Все матримониальные планы Гены с последующей после развода реквизицией части накопленных богатств в одночасье рухнули под откос. Может, он излишне промедлил, и надо было сделать Эмме Эдуардовне предложение раньше, чем его опередил этот нежданный соперник в погонах?
Не зная, на ком сорвать раздражение, Гена толкнул Женю в грудь и зло сказал:
- Небось, на квартиру и культурные ценности запал, сапог?
Бельмондо перехватил его руку, ловко закрутил ее сзади за спиной, развернув Гену на сто восемьдесят градусов, и сильным толчком придал ему ускорение.
Через открытую дверь Гена вылетел на лестницу, с трудом сохранив равновесие и удержавшись на ногах. Дверь за его спиной захлопнулась.
Чтобы оставить за собой последнее слово, Гена со злости расстегнул ширинку и помочился на закрытую дверь, после чего побрел по лестнице вниз, бормоча ругательства в адрес новообразованной пары.
- А дальше-то что делать, что дальше? – вслух спросил он себя, оказавшись на улице. – А, вот! Позвоню-ка я Артему.
С момента окончания института дружба между ними, хоть и не прекратилась полностью, но сводилась к редким и коротким телефонным диалогам: «Ты как?», «Я ничего, а ты?», «Я тоже ничего».
Сейчас Гена предложил встретиться. Артем возражать не стал и предложил в качестве места встречи пивной бар. На том и договорились.
После рукопожатия и похлопывания друг друга по плечам, приятели заняли небольшой столик, и Артем заказал пиво и довольно обильную закуску, великодушно заявив, что сегодня он угощает.
Институтский друг шел в гору. Сейчас он работал в райкоме ВЛКСМ замом по идеологии, но собирался двигаться выше. Гене же похвастаться было нечем, он коротко перечислил этапы своей трудовой деятельности, не упомянув лишь о причинах ухода с каждой работы.
- А твоя-то бывшая, Настя, снова замуж вышла, - вдруг вспомнил Артем.
- Откуда знаешь?
- Недавно ее с мужем на улице встретил. Я этого парня и раньше видел, когда в совхоз ездили.
- И кто он? – поинтересовался Гена.
- На «Ленфильме» помощник режиссера. Но чувствуется, что со временем и сам в режиссеры выбьется.
- А она не боится, что он у нее квартиру отожмет?
Артем как-то оторопело взглянул на друга, а потом звонко расхохотался:
- Кто о чем, а вшивый о бане! Неглубоко плаваешь, старичок, отсюда и мысли такие. Пора тебе вылезать из детских штанишек, переходить на новый уровень и заняться настоящим делом.
- Только вот случай не представляется, - буркнул Гена.
- Считай, что представился. Мне в райкоме нужны свои люди, своя команда. На первое время я мог бы тебя пристроить инструктором, организовали бы тебе вступление в партию, а дальше уже твоя судьба в твоей власти.
- Ты серьезно?! – с радостью вскрикнул Гена.
- Серьезней не бывает. Более того – пришло время шальных заработков. А деньги – это кровь. Вот ты с института что помнишь про стройотряды?
- Фигня на постном масле, - усмехнулся Гена. – Студенты знают, что им в любом случае заплатят копейки, поэтому больше перекуривают, чем работают. Но наряды им все равно закроют. Потом, получив после строяка эти копейки, они в первый же вечер сообща их пропивают.
- Вот-вот, - согласился Артем. – Но есть и другие строяки, о которых не говорят и не пишут. Когда приезжают на суровый Север, работают весь световой день с получасовым перерывом на перекус и без выходных дней, зато привозят домой то, что не только приятно шелестит, но и не в любой бумажник влезет. Это называется – серьезный настрой. А мы, райком ВЛКСМ, можем пособлять в том, чтобы такие желающие и те, кто готов им серьезно платить, могли друг друга находить. И за это мы тоже будем что-то иметь.
- Это же прямо маклерство какое-то, прямо под статью о нетрудовых доходах, - скривился Гена. – За такое весь райком пересажают.
- А вот и нет. Мы не маклеры. Мы те, кто тоже в этом договоре прописан в качестве участников трудовой деятельности, с какими-нибудь формальными функциями, но подлежащими оплате. Пусть попробует кто подкопаться. Усек?
- Да, здорово, - признал Гена. – Это ты сам придумал?
- Куда мне одному! Сейчас по райкомам серьезное шевеление пошло, потому что идеи – хорошо, но их под матрас не положишь. Что-то материальное тоже должно радовать наши души. Даже такая фраза где-то проскочила: «Надо не жить прошлыми успехами, а уметь перестраивать
