2
Страшила
Одетый в поношенную джинсовую рубаху с оторванным карманом, протертыми до дыр локтями и исчезнувшими при загадочных обстоятельствах пуговицами, он был если и не хорош собой, то точно колоритен. Костюм красавца завершали старые, лопнувшие по шву спортивные брюки с вытянутыми коленями и пляжная соломенная шляпа, пережившая не один отпуск у моря и ощутившая на себе и соль морских брызг, и жар южного солнца. Пучок соломы, торчащий из- под шляпы, заменял волосы, а под ним жили разнокалиберные, огромного размера глаза- пуговицы. Где, в каком бабушкином сундуке, нашлись такие колеса и какой туалет ими можно было украсить, остаётся только догадываться. Глаза смотрели доверчиво, с удивлением, ведь их обладатель появился здесь, на дачном участке, совсем недавно, когда у хозяйки наконец лопнуло терпение при виде стаи прожорливых птиц, в очередной раз прилетевшей грабить её грядки с садовой земляникой.
- Кыш, проклятые! – кричала она, отчаянно размахивая наспех выломленной хворостиной и гоняясь за ними в надежде напугать так, чтобы они навсегда забыли сюда дорогу. Но как только она поворачивалась к ним спиной и шла к дому, грабители один за другим спускались с ближайших деревьев и продолжали своё тёмное дело.
И вот теперь посреди участка, именно на грядках с земляникой, подпоясанный обрывком бельевой верёвки, щурясь на солнце, стоял Страшила – так его назвал внук, прочитавший заданную на лето известную историю о девочке Элли и её друзьях. Помогая бабушке в изготовлении стража, он нарисовал на его лице красной акварельной краской широкую улыбку, но рука девятилетнего ребёнка была неопытна - и улыбка вышла больше грустная, чем радостная. Страшила улыбался, хлопал огромными глазами, пытаясь понять, что же от него требуется, ведь никому и в голову не пришло объяснить огородному пугалу его «служебные обязанности». Уразумев через несколько дней свои функции, он с сожалением понял, что опоздал: никто уже и не думал его бояться, на него попросту не обращали никакого внимания. И как бы отчаянно ни размахивал Страшила длинными рукавами, сколько ни грозил пальцем кожаной перчатки, надетой на руку- перекладину, болтливые и наглые сороки, расторопные дрозды и обнаглевшие вороны клевали землянику. Наевшись досыта, они принимались дразнить незадачливого сторожа.
- Раст-т-т-тяпа, - кричали сороки.
- ШиКАРный вид! - насмешливо говорила серая ворона, рассматривая яркий наряд пугала. - МасКАРад!
- КАРтуз от КАРдена! – хохотала её подруга, покачиваясь на ветке яблони.
А когда расстроенный Страшила, размахнувшись, кинул в обидчиц своей перчаткой, те захлопали крыльями и закричали, улетая:
- ДиКАРь! ДиКАРь!
Но не это было самым обидным для Страшилы – он стоял на виду у всех и был никому не нужен, хотя вокруг кипела жизнь: в небе сновали птицы, в ветвях яблони обитали серьёзные и деловитые жуки и жужелицы, над цветами кружились пчёлы и шмели, в траве стрекотали кузнечики, а в поленнице около овощной ямы жил сверчок, заводивший по ночам свою однообразную песню.
Шли дни, дачная жизнь была скучна. Надолго установилась жаркая и сухая погода, и всё вокруг изнывало от жажды. Но однажды в воздухе повисла густая духота, солнце палило так, что замолкли птицы, повесили свои прекрасные головки цветы.
- Что же это такое? - растопырив чёрные крылья и широко раскрыв клюв, говорила старая ворона. – Кошмар! У меня тахиКАРдия!
Страшила взглянул на небо: из-за леса, распластав крылья, надвигалась тяжёлая тёмная туча. Она ползла медленно, угрожающе грохоча и озаряясь вспышками молний. Вот она уже близко, ещё ближе… Резкие порывы влажного ветра и сухой раскат грома, похожий на удар плети, заставил обитателей огорода поспешить в свои надёжные укрытия. Тем же, кто не мог этого сделать, оставалось ждать неизбежного и по мере возможности готовиться к нему. Страшила с беспокойством смотрел на улетающих птиц, только что беззаботно певших в ветвях старого дуба, на жуков, торопливо прячущихся в ветвях кустарников, на землеройку, юркнувшую в норку около забора.
Первые тяжёлые, крупные капли дождя заставили его вздрогнуть, а ветер уже играл широкими рукавами его рубахи, пытался сорвать с головы шляпу. Страшила чувствовал, что ему предстоит нелёгкое испытание, но повернулся лицом к надвигающейся опасности, готовый вступить в бой, выиграть или проиграть его. Ожидавший встречи с чудовищем, Страшила был поражён: за стеной дождя он увидел изящную высокую женщину в широком темно- синем плаще. Бледное её лицо с огромными глазами было прекрасно, а ветер играл упругими прядями длинных пепельно- голубых волос. Она кружилась в воздухе, то взмывала вверх, к вершинам деревьев, то опускалась на клумбы с цветами и, взмахивая руками, словно дирижёр, руководила невидимым оркестром, исполнявшим странную, но могучую симфонию ветра, ливня и грома. Эта музыка, по– видимому, доставляла ей радость, отчего она громко смеялась и пела, упиваясь своим могуществом и властью. И не было на свете такой силы, которая могла бы ей противостоять.
Когда незнакомка приблизилась и взглянула ему в глаза, Страшила понял, что бой он уже проиграл, даже не начав сражаться. Он почувствовал в груди холод, будто кто- то сжал его сердце безжалостной рукой, и ему стало страшно. Красавица усмехнулась и вдруг, шагнув ближе, положила свои тонкие холодные руки ему на плечи. Грянул гром, и они закружились в таком неистовом танце, что у Страшилы перехватило дыхание, он не видел ничего, кроме прекрасных чёрных глаз, в которых рождались и умирали молнии, чувствовал бешеный ритм танца и восторг, уносящий ввысь. Сердце, казалось, поднималось все выше и билось уже у горла. Все вокруг: деревья, кусты, высокий забор, резное крыльцо – слилось в одну пёструю вращающуюся картину, стало декорацией к основному действию, происходящему здесь, на земляничных грядках. Яростно хлестали косые струи дождя, под порывами ветра клонились деревья, теряя листья и ветви, но странная музыка, дойдя до предела, до самой своей высоты, стала ослабевать.
И вдруг всё закончилось… будто кто-то закрыл занавес, опустил невидимый рычаг, сменил кадр. Не было ни красавицы, ни ветра, ни дождя – солнце вновь сияло на небе и смотрело на землю, омытую грозой. Эта картина была ярче, реалистичнее, понятнее: на листьях деревьев и траве сверкали алмазы, пахло влажной землей, воздух был напоён свежестью, лишь прибитые проливным дождём зелёные перья лука лежали на грядке подобно расстеленному одеялу да задранные юбки капусты нелепо топорщились на краю огорода. Всё постепенно приходило в себя: уже гудел где- то шмель, перелетая с цветка на цветок, радостно щебетали птицы. Их весёлые голоса и привели в чувство Страшилу. Он был растрёпан, слетевшая шляпа лежала в кустах смородины, намокший костюм тяжело повис на перекладине, улыбающийся рот потёк, побледнел, но разноцветные глаза уже смотрели на мир по– иному. Они искали взглядом ту, чьи руки ещё недавно Страшила чувствовал на своих плечах, чьё дыхание опаляло его щёки, в чьих глазах он тонул, но обретал при этом смысл и силу. Да, душа Страшилы улетала сейчас вслед за грохочущей у горизонта грозовой тучей, а сам он оставался здесь – на мокрых огородных грядках. Он впервые осознавал, что значит находить, терять и при этом продолжать жить дальше с печалью, любовью и надеждой в сердце. Может быть, так и становятся людьми?
