Произведение «Ну, Ваня!» автора Наталья Ельня

    Ваня небольшого роста, худощав и черноволос. Среди одноклассников, вымахавших к своим двенадцати годам до метра шестидесяти пяти, а то и больше, он кажется самым младшим. Но это его ничуть не смущает. Из- под тёмных бровей внимательно смотрят озорные умные глаза в обрамлении шикарнейших длинных ресниц – предмета зависти любой девчонки. Родись Ваня девочкой, про его глаза давно бы сказали, что это два синих погибельных омута. А я бы ещё добавила, что в каждом из этих омутов проживает по чертёнку или даже по дюжине представителей неуёмного племени. Они – то время от времени и не дают покоя ни своему хозяину, ни его учительнице, которая третий год приобщает сию компанию к «великому, могучему и свободному» русскому языку. Нет, не подумайте, что Ваня хулиган, он никогда ни с кем не спорит, не выясняет отношений, не носится по школьным коридорам на реактивной скорости, не грубит, ничего не бьёт и не ломает, как это делает большинство его сверстников. Он просто молча усмехается, реже смущенно улыбается и ДЕЛАЕТ ВСЕ И ВСЕГДА ПО- СВОЕМУ!
- Иван, ты опять опоздал на урок! – сердито хмурю брови, глядя на ученика, на цыпочках пробирающегося к своей парте после звонка.
Улыбка.
- Ваня, это четвёртый раз на неделе! Ты постоянно опаздываешь на первый урок на пять или десять минут…
Улыбка и кивок: мол, согласен. Он достаёт из рюкзака учебник и тетрадку с домашним заданием, тихонько двигает её указательным пальцем по парте в мою сторону: возьмите.
- Вань, так не пущу на урок, если снова опоздаешь… - я с интересом смотрю на реакцию ученика.
Улыбка и кивок (другого я и не ждала). Снова лезет в ранец, теперь уже за дневником, вид при этом самый невозмутимый.
- Ах ты, мудрец малолетний! – думаю я, отходя от его парты. – Инцидента избежал, никого из себя не вывел - и всё осталось по- прежнему. И завтра снова явишься в удобное для тебя время. И ты, хитрец, знаешь: на урок пущу. Ты ж умник … чем и пользуешься…
   На одной из перемен приглашаю Ваню на беседу, не первую в этом году и даже не вторую.
- Ваня, - показываю ему рабочую тетрадь, - ты мои замечания читаешь?
Кивок. Он чуть отворачивается к окну, пряча улыбку: прекрасно понимает, о чём с ним сейчас будут говорить. Но я замечаю усмешку и повышаю тон:
- Ты же знаешь, что в тетради по русскому языку рисовать нельзя? Знаешь или нет?
Улыбается, а в глазах светятся хитрые огоньки! Кивает.
- Иван, поля в тетради для замечаний, а не для (я даже слово не могу подобрать сразу) этой художественной галереи. Ты меня слышишь?
   Расстроившись, начинаю нервничать. Ученик стоит повесив голову, морщит нос и разглядывает свои кроссовки. А по полям его тетради бегут цепочкой собачьи и заячьи следы, нарисованные синей пастой, теряются в кустах и немыслимых фантастических узорах, которым позавидовал бы любой авангардист. Летающие тарелки и весёлые пришельцы украшают не один тетрадный лист. Нарисовано старательно, со знанием дела.
- Прочитай, пожалуйста, что я тут тебе написала, - показываю ему запись на полях тетради, сделанную красной пастой.
- В тетради не рисуют, - читает, посмеиваясь, горе – художник.
   В раскаяние и исправление верится слабо, поэтому, вздохнув, говорю, что тетрадь нужно заменить. Тетрадь, разумеется, на следующий день будет другая, новая. И рисунки в ней… тоже будут новые, краше прежних.
   На перемене около первой парты, где сидит Иван, собирается компания любителей компьютерных игр, горячо ведется обсуждение новейших и крутейших развлечений. И пока я раздаю тетради, пишу на доске число и тему, изредка улавливаю отдельные фразы юных геймеров, не всегда корректно умеющих выразить свои эмоции. Но никогда не слышу из уст Вани ни одного грубого слова, а вот насмешек и шуток всегда полно. Веселье на первой парте продолжается до начала урока.
    Иногда парта пустеет: заболел. И я скучаю уже на второй день его отсутствия: не хватает улыбочек, прищуренных внимательных глаз и даже проказ. Зато через несколько дней он является отдохнувшим, посвежевшим, соскучившимся – словом, жди сюрпризов.
- Ваня, объясни мне, пожалуйста, - я стараюсь говорить строго, но смех так и рвется наружу, поэтому я пытаюсь отвернуться, посмотреть в окно, - каким это образом в сочинении о весне появился детективный сюжет? Откуда здесь погони и перестрелки? А?
Улыбается, пожимает плечами, а в глазах … чертенята.
- Ну а зеленые человечки откуда? Они откуда взялись?
- Так весна… - посмеиваясь, пожимает он плечами. - Всё зеленеет…
- Забирай свою тетрадь, писатель- фантаст! – опять сержусь я. - Чтоб завтра принёс нормальное сочинение. О весне, Иван. Понял?
   Кивок, улыбка – я вздыхаю: ой, не факт, что будет о весне.
   Иногда стараюсь просчитать действия проказника наперёд и предотвратить надвигающуюся катастрофу в виде очередного творческого опуса.
- Нюх у него что ли? - размышляю я, раздавая тетради по развитию речи. - Не мог явиться завтра? Неделю отдыхал…
   Когда после двадцатиминутной работы с классом я подхожу к Ивану, он уже старательно пишет, согнувшись, положив подбородок на кулак. Мне хорошо знакома эта излюбленная Ванина поза, поэтому, слегка потянув его за воротник рубашки, стараюсь заставить сесть за партой более- менее правильно. Наклонившись к нему, намеренно строгим голосом говорю, будто первокласснику:
- Иван! Это сочинение по сюжетным картинкам! Их всего три… Видишь их? – тыкаю пальцем в учебник.
   Он кивает без тени усмешки, по- видимому, понимает, что с учительницей сейчас лучше не шутить: настроение у неё опасное. А я продолжаю вещать с нажимом:
- Ваня, я предупреждаю: никаких НЛО, человечков, стрельбы, шпионов (было и такое) и прочего безобразия! Просто напиши о мальчике, которому поручили нарисовать плакат… Ты понял?
   Отходя, чувствую на себе внимательный Ванин взгляд, замечаю улыбки ребят: они в курсе забав одноклассника.
   Наконец- то в классе стоит тишина. Пишут – и сердце моё тает: люблю этот творческий процесс, задумчивые взгляды, нахмуренные брови, когда не находится нужное слово или теряется мысль. Думаю о том, что ребята талантливы и можно ожидать три- четыре по- настоящему ценные работы. С надеждой вздыхаю: может быть, и горе- писатель сегодня порадует меня хорошим сочинением, есть у него для этого способности. Стою у окна, изредка поглядывая на Ивана , но, честно говоря, подходить боюсь: подозрительно увлечён работой, строчит мелким аккуратным почерком уже вторую страницу.
    Раздаётся звонок, для одних долгожданный, для других неожиданный, и в классе начинается привычная суматоха.
- Иван, покажи мне, пожалуйста, своё сочинение, - говорю я, чувствуя, что, вероятно, рано успокоилась, уж очень говорящим было выражение его лица. Или мне это уже просто кажется?
Он нерешительно идет к моему столу, слегка улыбаясь и не поднимая глаз, протягивает мне тетрадку. Я беру её, открываю и начинаю читать, а потом чувствую, что мне просто необходимо сейчас сесть, иначе упаду.
- На зоне стояла мёртвая тишина… - так начиналось сочинение. - Фраер не покладая рук трудился над плакатом …
  Встречались в этом «произведении» и « малява», и «параша», и ещё немало других нестандартных слов. Но сочинение было написано в полном соответствии с сюжетными картинками (не придерёшься !), абсолютно грамотно и точно…
- Иди, Ваня! - отчаянно машу я рукой, даже не глядя в его сторону. – Иди Бога ради!
   Ваня спешит вслед за одноклассниками, а кабинет уже заполняют ученики одиннадцатого класса. Они готовятся к уроку и с любопытством поглядывают на учительницу, которая, сидя за столом, то истерично хохочет, то вытирает платочком слезы, то приговаривает:
- Ну, Ваня, встречу я сегодня твою маму… Ну, Ваня!