стремительно ворвались на площадь, оттесняя народ в стороны, всадники короля Антира. Заполонили все открытое пространство. Некоторые лучники, спешившись, побежали на крепостные стены, сверху охранять саму площадь, где волновался народ.
В руках алаунов луки уже были заряжены, стрелы направлены во все стороны.
На белоснежном коне рысью на площадь въехал сам король, окруженный алаунами. Или готами? А может сарматами? Народ не вдавался в подробности, кто вместе с их царем, да хоть римляне! Люди, напряженно ожидавшие погрома, взорвались ликованием. В воздух полетели шапки, взвились разноцветными лентами женские накидки, девушки бросали цветки, ветки, а детвора скакали, как кузнечики. Люди узнали своего царя.
Его не узнать невозможно, даже увидев единожды. Божество загадочного Колаиса, мало похожее на обычного человека, с синими очами, будто изнутри подсвеченными, они сверкали магическими звездами. На фоне бородатых, усатых мужчин он единственный был без растительности на лице, чисто выбритый. Царь последний раз был в Кинсане года два назад, тогда еще юноша, а нынче возмужал, сила в мускулах, а стан таким и остался тонким, как у девушки.
Ратники, без применения оружия, действуя кулаками и плетками, бросили ничком в пыль воинов жреца, а самого, чтобы не убежал, взяли на прицел стрел. Несколько алаунов встали за спиной Таргуна.
Мрачно Антир смотрел на тело жертвы, подплывавшее кровью, валявшееся на дощатом полу помоста. Как-то сразу потухли искорки в его сапфировых очах, когда он увидел «доказательство» вины Таргуна.
Ритуальный меч Таргун сам отдал.
Сына соковара, стоявшего на коленях перед алтарем, двое алаунов подхватили подмышки, встряхнули, чтобы опомнился. Дайтья, как пьяный, взглянул на царя, сил не было даже улыбнуться, хотя в душе деревенский паренек надеялся: успеет Антир-сай прийти на помощь, и он успел!
Лютый жрец, смиренно пялился на белого коня. Конь легкой рысью приближался, кивая белым султаном, позванивая на узде серебряными бубенчиками; равнодушно свивали золотые кольца змеи на конском налобнике. Из-под косматых бровей жрец кротко взглянул в лицо подъехавшему к помосту королю.
- Таргун! – воскликнул Антир. – Ты закрыл передо мной ворота города! Ты встретил меня пролившейся кровью! Ты мне клялся именем богини Девы, и есть свидетели твоей клятвы!
Толпа расшумелась, обращая взгляды на всесильного жреца. Многие тавры знали, - тот выкрутится, не впервой клянется царю подчиняться его воле, не топить Кинсану в море жертвенной крови. Древний ритуал требует одной-единственной жертвы в день Кровавого праздника. Таргун же поднимает меч над алтарем в течение всех месяцев до дня Русалочьей Недели.
Таргун опустился на колени перед королем с видом подневольного человека, но подвластного закону богини.
- Сир, приветствую тебя в Кинсане! - обращение «сир» на языке синдов означало «бог». - Я принес в жертву пленника, его голова – в корзине. Больше жертв в этот день не намечалось, богиня свидетель!
Из толпы вырвалась седая женщина и, потрясая клюкой, закричала:
- Свидетели все люди, мой сын Дайтья стоял у алтаря! О, сир, мой сын следующая жертва.
Мать «следующей жертвы» сильно рисковала, знала, что мало кто из свидетелей поддержат ее, если Таргун переубедит короля и он ему поверит. Тогда после отъезда короля жрец просто уничтожит ее семью, спалит хижину и овец себе заберет. Женщина смотрела в самые зрачки Антир-саю, силой воли внушая ему поверить ей.
Кивком подбородка Антир-сай велел своим ратникам подвести к нему одного из воинов жреца, что лежал ничком на земле. Его поставили на ноги; широкое лицо, разрисованное черным, смахивало на череп, даже искусно изображен оскал белых зубов.
- Или ты свидетельствуешь в пользу этой женщины или..., прет, я тебя подвешу вниз макушкой, - с жестокой ноткой в голосе заявил ему Антир-сай. Савлий придвинулся к королю, громко сказал, чтобы все слышали: «Черный череп» правды не скажет! Лучше его сразу повесить».
Таргун метнул дикий взгляд на своего воина. Тот молчал, опустив лысую голову.
Антир-сай прихлопнул астаром, гибким стеком, по своей ладони.
- Исполните волю барона Савлия!
«Черный череп» очнулся, заорал, что свидетельствует в пользу матери молодого соковара. Сказал, что еще несколько таких же жертв, связанные, лежат там-то и там. И показал место, где по приказу Таргуна закрыли деревенских юношей. Алауны бросились к дверям полуподвала. Развязав ноги обреченным, вывели их на ясны очи своего вождя.
Таргун принялся доказывать королю, дескать, эти всего лишь наказаны за непослушание: воровали у односельчан овец. Сам же сверлил ядовитым взглядом молодых людей, мысленно подсказывая им: «Признаетесь в воровстве – спасетесь от алтаря».
Но, то ли богиня отвернулась от Таргуна, то ли энергия волевого приказа в глазах короля Антира оказалась сильнее, - сыновья соковаров свидетельствовали в пользу седовласой матери Дайтьи.
Воцарилась гнетущая тишина, только вороны, летавшие над головами людей, каркали: когда же кровавый пир? Но всех пленников приказали немедленно развязать и отпустить.
Озирая мрачные стены крепости, что высились за обрядовым местом, Антир признался себе: он ненавидит Алеу и город Кинсану. Презирает своего наместника жреца Таргуна. Нет, уже сил терпеть наглость его, кровожадного? Люди ропщут, жалуются, есть и такие, кто угрожает поднять бунт. Давно задумал Антир заменить Таргуна, избавиться от него, не смотря на то, что за ним стояла жрица богини Девы Марция. Таргуна поддерживали некоторые влиятельные лица в Херсонесе Таврическом, в Палакии. Собственно - те римские шавки, кто в угоду императорам сеяли рознь и вражду на землях Тавро-Скифии.
Антир перевел задумчивый взгляд на Дайтью, худого юношу-соковара. Движением ресниц подсказал ему, что всё о нем знает, хотя и видит впервые. Этого парня выбирал самый преданный Антиру номарх: Дробетт. Верхами он держался рядом с королем и подтвердил: да, Дайтья сможет служить наместником не за деньги, а во имя своего народа.
Соковар наблюдал за царем со странным выражением больших серых глаз. Что-то Антиру в этом взгляде показалось знакомое. Ах, да, так на него порой смотрит Савлий, когда не хватает у него чувств и слов, чтобы выразить королю свою любовь, бившую через край. Улыбнулся Антир – хоть и хлипкий на вид, но душою чист паренёк. Ладно, другого не найти, пусть будет простолюдин. Придерживаясь проформы, Антир спросил имя молодого тавра.
- Дайтья, сир!
- Дайтья? Демон? – Антир рассмеялся. Пусть все думают, что король впервые слышит это имя. Савлий подхватил смех, во всем стараясь походить на любимого короля. Алауны в боевых условиях никогда не «обезьянничали», поэтому остались невозмутимы.
Люди перешептывались, не ведая, чем закончится непредсказуемое поведение короля Антира, - хохочет, потому, что на сарматском языке «Дайтья» означает «Демон»!
Жрец Таргун масляно улыбался. Ничего плохого для себя он не предвидел: Антир-сая он примет по-царски, столы быстро накроют для высоких гостей. Да, и самая красивая девушка уже ждёт с полотенцем, на котором лежали круглый хлеб и соль, по-таврски напомнить о своем щедром гостеприимстве. Девушка, алея, поняла по взгляду Таргуна: пора подойти к королю, но только двинулась с места, как Антир-сай, перебросив ногу через шею коня, соскользнул с седла, прежде закинув подол длиннополого плаща на левое плечо. Коня под уздцы тут же подхватил алаун.
Пришлось красавице задержаться, хлеб – соль короля не интересовали. Он подошел к спасенному от алтаря парню, движением плеча сбросив с себя край плаща.
Король на голову был выше соковара, кому безумно захотелось рассмотреть серебряные, в алмазах, узоры на его наряде. Особенно искрящуюся драгоценными камнями на крылышках гривну, украшавшую его плотную шею. Но парень понял, этого делать нельзя, поэтому не отводил взгляда от лица короля, будто завороженный змеей зайчонок, вздохнуть боялся.
Седая мать несостоявшейся жертвы испуганно следила за ними: как защищать сына, на кого обратил пристальное внимание их царь, соизволивший сойти с коня?
Антир-сай, разглядывая юношу, тихо сказал ему:
- Я ценю остроумие, верность и скорость! Если и дальше будешь служить мне с таким усердием…
Дайтья легким поклоном поблагодарил царя за доверие, чем нимало удивил: или сам себе на уме, или понимает, что такое человеческое достоинство? В глазах несгибаемая воля и преданность того порядка, когда за своего господина жизнь отдают. Вдруг велел ему опуститься на одно колено.
Люди ахнули, многие испуганно вскрикнули, когда король выхватил из ножен свой меч, - алауны предусмотрительно оттеснили зевак, держали копья и луки наготове. Алауны тоже не понимали, что задумал их король? Но Савлий догадался и мигом оказался за спиной «Демона», нажал ладонями ему на плечи, чтобы преклонил колено.
Седая мать зажмурилась, шепча молитву богине, а когда расцепила ресницы, увидела: клинок короля едва касается правого предплечья сына.
Народ обомлел, услышав, что король посвящает «восьминогого» в вассалы, дарует ему титул барона и звание своего наместника в Кинсане.
Дайтья, пунцовый, но воспылавший решимостью немедленно доказать на что он способен, поцеловал руку королю, и прыжком вымахнул на жертвенный помост. Сорвал с Таргуна позолоченную цепь сана и пояс воинского звания, отшвырнув кизиловый жезл, торчавший у него сбоку.
Седая мать плакала, обнимая ноги короля, а тот вздохнул: конечно, рискует, поди, ж знай, каким будет новоиспеченный вассал? Одно успокаивало – едва не погибший на алтаре не станет продолжать кровавую политику Таргуна!
Распугивая ворон, взвился сплошной счастливый вопль толпы, восславившей короля и его нового вассала. Тот час девушка с хлебом - солью подбежала к королю, кланяясь в пояс. Савлию велели взять полотенце с хлебом. Красотки забросали их весенними цветочками. В окружении таврских дочерей король был великолепен и недосягаем как звезда в зените! Полнотелая светловолосая дочь начальника караульной службы Кинсаны, поднесла веточку кизила. Поздний цвет кизила олицетворял, образно говоря, - «любовь до гроба». Антир–сай засмеялся, даже поцеловал руку девушке, и, улыбаясь, отвечал девицам короткими взглядами из – под ресниц, бьющими как жало змеи. Тавричанки робели, пылая краской стыда, невинные создания.
Таргун обрел дар речи, качнулся подойти к королю, но перед грудью свергнутого жреца алауны скрестили дротики. Таргун заорал во всю мощь
