и оценивает он не мою физиономию вкупе с продолжением, слабо намечаемым средь травы, а возможный вес. Потому что следом же прозвучала фраза:
- Прыгайте! Поймаю!
Я ужасаюсь:
- Что?!
- Вам - что же? - охота обратно тащиться?
Ещё бы! Кому охота?! Все музы давно отстали по пути, расползшись по тенистым кустам. Последняя, только-только доковылявшая до густых зарослей кипрея, поспешно высунулась оттуда с надеждой во взоре. Что, лентяйка? Подталкиваешь меня на безумие? Вот так - взять и сигануть с трёхэтажной высоты в руки первого встречного? Тебе надоело цедить для меня мученические рифмы, и ты мечтаешь о спокойной жизни на моей могиле?
С жестом безысходности муза закапывается в кипрей. Кипрей полыхает пунцовым огнём в полуденных лучах. Бешенно цветущая розовая громадина! И за этим огнём - туманная бледность далей. А ширь такая, что захватывает дух! И кажется, вот-вот постигнешь бесконечность. А тишина! Только тренькает что-то живое в венчиках трав, да в вышине кружит да порою голос подаёт - а кто, не разберёшь. Никакой цивилизации! Никакой вибрации! Ни машин, ни асфальтов. Земля и небо. Так было и сто, и двести, и тысячу лет назад. И миллион... Начало мира. Первозданная природа. Тут, похоже, и люди первозданные. А что? Скажи мой собеседник - что во всём этом мире он единственный человек - поверю! Поверю, что на триллионы парсеков вокруг ни одной живой души. И что же удивляться, когда такой человек предлагает простую вещь: броситься вниз головой в приготовленные объятья. Ничего особенного.
Я в недоумении разглядываю его. Жилистый, пружинистый, под футболкой угадываются бугры плеч. А ведь поймает!
- Поймает! - все мои родственники и знакомые гневными ликами проступили в лазури чистых небес и дружно закрутили пальцами по бокам своих крепких и разумных лбов. Ой... забыла про них совсем!
Я спохватываюсь и нервно смеюсь.
- Не верите? - мужчина тоже смеётся, но снисходительно. - Напрасно! Я обещаю. Можете не опасаться.
Какой уверенный тон! А почему он так уж уверен? Даже у бывалых мастеров бывают промашки. Его промашка - моя рубашка. Деревянная. Да может, он вообще сумасшедший с завышенной самооценкой?! Ведь разве будет нормальный человек ловить с обрыва кого ни попадя?!
- Девушка! - опять заговаривает он, - я знаю, что говорю. И раз я обещаю... Решайтесь, а то я тороплюсь! Я вас доведу до самой Тимоновки! Ну, мне просто жаль, если вы пойдёте обратно. Я действительно очень хочу вам помочь... И потом..., - всё это было сказано на одном дыхании, и крайне напористо, а тут возникла пауза. А следом рванулась фраза:
- Вдруг расстанемся - и больше никогда не встретимся?
"И что же тогда?", - изумляюсь я, но про себя. А вслух пытаюсь смеяться. Голос выдаёт дрожь, и я надвигаю шляпу на самый лоб:
- Ах, какой вы! Вам хочется встретиться?
Жду дерзкого взгляда - а встречаю простой и открытый.
- Хочется, - серьёзно говорит он, - я бы не сказал, да момент решительный. Будьте спокойны, я удержу. У вас сумка? Там что-то бьющееся? Зашвырну вам моток верёвки, привяжите и спустите заранее...
- Может, и мне по верёвке?
- Не выдержит.
Моток, утяжелённый прибрежным камнем, ложится у моих ног. Меткий мужик! Я с почтением оглядываю его. Он спокойно улыбается:
- Я Пётр. А вы?
А я медлю.
Если представляться, то своим собственным именем. Уж такие обстоятельства. Чего лукавить?
А симпатичный парень!
Муза с надеждой выглянула из кущ иван-чая. И тут же испугано пригнулась под запущенной в неё туфлей.
Стоп! Спятила, девушка? Первый раз видишь человека! Что за кипрей в голове?! Тебя что - непременно делом надо воспитывать, чтоб романтику поотбить? В конце концов - это неприлично - бросаться на незнакомого с высоты трёх этажей! Ничего с тобой не случится - ножками сходишь, не развалишься, полчасика туда-обратно, а музы твои отдохнут от тебя, ты им порядком надоела, и вообще - хватит ерундой заниматься, ближе к земле надо витать, и обстановка чтобы рабочая, и мозоли трудовые, и без всяких там... Ах, симпатичный?! Жалко мимо пройти? Ничего, пройдёшь!
Я пройду мимо, не назвавшись - и вернусь к развилке дороги. И всё будет нормально. Всё по-прежнему, всё как обычно.
Я никому ничем не обязана. Я иду своим путём. Легко и свободно. И вокруг так и будут расстилаться необозримые луга, и перелески потонут в заревом кипрее. И солнце не померкнет над головой. Так и должно быть!
Неужели секунду назад меня увлекли эти странные фантазии?! И я, мысленно оттолкнувшись мысками туфель, срывалась с края обрыва. Белая шляпа плавно летела куда-то в сторону. Белая шляпа закручивалась, как воздушный змей, а потом превращалась в бабочку и, трепеща лёгкими полями, уносилась за лес. И свистел в ушах ветер. И проносились ввысь глиняные стенки речной поймы, а мелкая речная рябь, стремительно приближаясь, обращалась в громадные морские валы. И меня принимали упруго и нежно их могучие пенистые гребни. И я качалась, замирая от восторга, и сердце дёргалось в груди и никак не вставало на место.
- Ну же! - подбадривает меня Пётр. А я, женщина без имени, всё стою над обрывом - не оборву никак блаженный полёт. Я падаю в его сильные руки. Падаю бесконечно. Много-много раз. И уже много-много лет. С того дня, когда кончиком туфли аккуратно сбросила вниз так и не раскрученный моток верёвки.
Ни разу в жизни больше никто не предлагал мне прыгнуть с обрыва.
