Трибуны арены заполнились обитателями Караниу.
Жрецы и жрицы разных статусов, одетые в белое и красное, нарядные, жизнерадостные. Прислуга, работники. Никого не забыли, всех обеспечили праздничной одеждой. С цветами и ветками лавра, зрители, сидящие на трибунах в три ряда, выглядели торжественно. Здесь же небольшой группой скучковались новенькие, кому просто необходимо увидеть то, чему им предстояло обучиться в школе алаунов.
В первых рядах главной трибуны стояли три кресла – места для элиты обители: Дия и его сыновей. Сам Дий, одетый в белое шелковое длинное платье, с разрезами по бокам, с золотой цепью сана на груди, сидел в центре, на тронном кресле с высокой спинкой. Кресла его сыновей отдали жрецу Мануилу и жрице Фемисте. Их окружали сотоварищи жреца-трагика.
Детей,- а малышей весной в Караниу было немного,- отправили на морскую прогулку, вместе с их няньками.
Савлий пританцовывал в восторге: неужели этот праздник тоже в его честь? То и дело он любовался перстнем с голубым алмазом, украсившим его правую руку – подарок самого Дия. И едва не зазевался, когда номарх Евмел позвал его: Антир-сай рвет и мечет! Один из участников показательных боев на тренировках выбил себе зубы, пока вставят искусственные – время пройдёт, алауна заменить некем.
Отличавшийся сообразительностью, Савлий бегом поднялся на трибуну к новобранцам, спросил: кто из них сумеет запрыгнуть в седло галопом идущего коня, и верхом сразиться на мечах? И очень удивился, когда вызвался это сделать Сопей, над кем юноша насмехался. Сопей, сильный, мышцы перекатывали шарами, железно заверил Савлия, что справится, не подведет короля.
Скифа Сопея в подсобном помещении, где располагались гардеробная и оружейная, переодели в красные сарматские штаны с золотыми бляхами, на поясе стянули жестким широким ремнем, натянули короткие сапожки. И всё. Верхняя часть тела осталась обнаженной. Выдали акинак,- короткий скифский меч, и небольшой щит.
Антир-сай, а он придирчиво осматривал подготовленных к выходу алаунов, повернулся к Сопею, смерив его несколько ироничным взглядом.
Вопреки паническим словам, что-де король «рвет и мечет», Антир был на удивление спокоен, холоден, даже равнодушен. Как будто предстоящие подвиги алаунов его не интересовали.
- Сработаешь без ошибок, не промахнешься – титулую в «Побратимы». Сразу! Ахам увача! (Я сказал!) Ка шрути? (Как уши?)
Сопей не понял.
Антир не стал с ним заводиться, изящным поворотом кисти изобразил в воздухе круговую фигуру, отсылая новенького к группе барона Савлия.
Скиф Сопей уже не удивлялся, увидев алаунов и их главу полуобнаженными: понял, никакой защиты в виде доспехов или нагрудников не будет. Сам король в одних штанах багряного сукна; черный кожаный пояс с серебристыми заклепками стягивал его узкие бедра, шею украшали золотые крылья с драгоценными камешками, а руки – позолоченные браслеты почти до локтя; защита от растяжения жил. Потрясающим открытием было то, что король без венца, волосы уже разметал ветерок, и бос.
- Бругруса! - выкрикнул Антир.
Так звали его любимого жеребца - колаксайца золотистого окраса, высоко стоящего на тонких ногах, с крутой шеей и умными огненными глазами. Он был оседлан, с посеребренной уздой и длинным поводом. Седло поблескивало замысловатыми узорами поверх сафьянового покрытия.
Зрители на трибунах поутихли, когда на арене появились номархи Евмел и Дробетт.
Показательные бои озвучивались только сухой дробью боевых барабанов.
Номархи отправили с десяток алаунов в конец арены, на расстояние полета стрелы, велев им прихватить яблоки. Другую десятку, в том числе и «овец» Марина, расставили в произвольном порядке по всей арене. Торес вскочил на лошадь. Все алауны были вооружены мечами и щитами.
Бругруса привели почти в центр арены. Жеребец, взбивая копытами песок, отплясывал, готовый сорваться с места. Конюший, оставив жеребца, бегом удалился.
Свой выход Антир-сай никак не подавал, ни тебе приветствия к зрителям, ни улыбок и прочих выкрутасов, как будто на тех трибунах никого и не было.
Под рокот барабанов, он просто рванул на арену, не иначе за ним мчался разъяренный лев, к центру, преодолев расстояние полета стрелы в считанные прыжки, и взлетел в седло, - Бругрус только присел на задние ноги. Он привык к ненормальным выходкам своего хозяина, только уши прижимал и яростно грыз удила.
Тот час Антир вдел палец левой руки в прорезь на поводе, конец повода одним хитрым узлом привязал за древко лука.
Номарх Эгарис бросил королю астар. Стеком-астаром Антир редко пользовался, поскольку жеребец привык откликаться на толчки колен хозяина. Но держал стек, лук и повод в одной руке.
Сопей проглотил спазму волнения. Глаза скифа горели бешеным восторгом. Намечалось нечто невероятное, когда Антир-саю бросили меч. Горит со стрелами был прикреплен к его седлу.
Алауны с яблоками в руках стояли в ожидании. Их задача заключалась вовремя отвести в сторону на ладони красно-зеленый фрукт.
На арене посредине остался один Антир верхами на пляшущем Бругрусе.
Зрители затаили дыхание. Они не отказали себе в удовольствии залюбоваться сыном Дия. Без доспехов и шлема, без щита он выглядел, как Ахилл. Впрочем, Ахиллом его называл про себя Сопей. Он приказал себе не проиграть! Он обегал взглядом сидевших на трибунах, и не завидовал королю, на ком скрестились десятки женских глаз. Что выражали их глаза – можно только догадываться.
Дий усмехнулся, когда ему с двух сторон жрецы в один голос выдали: «Как быстро растут дети!»
Да, его сыновья выросли. Он знает, он видит, на что способен, каков из себя один сын. Кем стал, какие силы развил в себе другой сын, - Дий не знал. Где он? Чем занят? Какие интересы им владеют? Дий запретил себе загрустить, хотя же часто думал о нем и только представлял: Ариант такой же, как его брат – сильный, отважный и, увы, непредсказуемый.
- Богине Высочайшей, моей матери, посвящаю! Гой та! – зычно вскричал Антир, привлекая к себе полное внимание алаунов и зрителей, особенно, зрительниц. Жрецы и женский персонал обители впервые лицезрели на этой арене то, что им раньше запрещалось видеть.
Бругрус, повинуясь команде, рванул с места стремительным галопом. На скаку, выхватив стрелу из горита, Антир зарядил лук, круто повернул коня в обратный путь, пересекая арену по диагонали. Седла у алаунов были с неким секретом, они могли при желании всадника вращаться*.
Антир круто повернулся с седлом, отпуская натянутую тетиву с возгласом: «Ап!» - стрела, сверкнув опереньем, сбила яблоко с ладони одного из алаунов. Бросив лук, повисший на конце повода, Антир рассек воздух мечом, встречая напавшего на него Тореса. Тот от силы удара клинка короля крутанулся в седле, оказавшись лицом к хвосту лошади, но меч не выронил. Всадники разошлись, с яростью своих жеребцов разворачиваясь. Торес кувырком покинул седло, упав на песок с умением быстро подняться. Его место на скачущей лошади уже занял Савлий, бежавший навстречу коню, на бегу поймавший его за повод.
Антир, за время их обмена, сбил из лука с тем же мастерством, с той же точностью два яблока, один за другим, и с мечом встретил вооруженную руку Савлия.
Юноша остервенело вскричал: «Ришта» (ранил), теряя свой меч, острием улетевший в песок, но сам спасся. Нырнул под брюхо коня, держась за седельные ремни. Выбраться из-под галопом несущегося скакуна трудно, но Савлию удалось переместиться в бок. И, оттолкнувшись от коня, кувырком уйти на безопасное расстояние. Савлий не позволил себе ударить лицом в грязь, опозориться в день своего рождения. Зрительницы рукоплесканием отметили ловкость именинника.
Над ареной плыли облака песчаной пыли, ржали жеребцы, носившиеся по воле всадников в разные стороны. Жрицы закрывались платочками, чихали, многие кашляли, непривычные к подобным условиям. Удивлялись, как сами алауны выдерживают подобную пытку?! А сын Дия, как он не задыхается от колючих песчинок?
Антир не замечал: в пыли он или в мыле, - как дьявол поражал стрелами мишени и отбивался мечом от алаунов, менявшихся местами в седлах. Отражал уже атаки троих «противников», умудряясь орудовать одним мечом, без помощи кинжала. Немногие из алаунов получили яростные приговоры: «Мана!» (обманул) или «Ришта» (ранил). «Побратимы» показывали свое мастерство на высоком уровне.
Наступил черед Сопея испытать себя, во-первых, с разбега махнуть в седло галопом идущего жеребца, во-вторых, успеть скрестить меч с «Ахиллом».
У Сопея, видать, в предках были воины царя Скилура, славившиеся мастерством боя, ему удалось не промахнуться, попасть в седло, и с мужеством человека, которому нечего терять, отчаянно отражать атаки Антир-сая. Верхами у Сопея получилось не потерять свой меч.
Но, когда король стал стрелять под ноги алаунам, молниеносно заряжая лук стрелами, держа их пучок в правой руке, прижав тремя пальцами, - а ратники виртуозно и ловко уходить от ударов, кувыркаясь, - трибуны взорвались ликованием.
Неожиданно прервал поединки Антир-сай. Вогнал свой меч острием в бурдюк, наполненный бычьей кровью, который лежал в некотором отдалении, на арене. Кровью животных алауны всегда «кормили» свои клинки после тренировок – таков был
