обеда, и получаса разговора явную тенденцию к отключке на послеобеденный сон, тем не менее проворчал:
– Вот. Кстати: об электричестве. Как и правда – ночью в сортир-то ходить будем?
– А мы же умные. И предусмотрительные. – Кот похлопал по одному из пакетов, – Вот здесь, если вспомнишь – пачка свечей. И китайский фонарик. Пусть и одноразовый – но уж до туалета доведёт! Тем более, что идти – пару шагов…
3. Обустройство
– А-а, точно. Недалеко. Если что – и при свете звёзд не заблудимся. Вот только бумага…
– Согласен. Бумага от книг… Я уж и забыл, как ей пользоваться. Типа – растирать надо вначале. Для мягкости. Но я ж у тебя – красавчик. Предусмотрительный. И поэтому пока ты затаривал в пакет консервы – я прихватил и рулончик. Нормальной туалетной!
– О! И правда – красавчик! Ты прям как знал, что провозимся, наверное, долго! А… Как мы её на гвоздь навесим? – Кота всегда поражало, как Дрики находит проблемы там, где их нет, и из-за любой ерунды может завести целый разговор минут на десять.
– А на гвоздь мы её повесим с помощью любимой отожжёнки, благо, её несчитано-немеряно: сделаем такую, как бы петельку-колечко, зацепим, и – порядок!
– Смотрю, всё-то у тебя уже придумано да по полкам разложено… – тон у Дрики был сонный, но сейчас в подробные и длинные дискуссии он явно не горел желанием вступать. Как и предаваться выслушиванию «умных» сентенций, – Словно ты и впрямь собрался здесь жить. Годами. Хе-хе…
– Ну, годами, не годами, – Кот и правда представил себе эту унылую картину: если б они стали тут жить. Особенно тоскливо и безрадостно наверняка было бы зимой: серое низкое небо, кусты стоят лысые – только палки голых ветвей, да стены «колодца» отгородившихся высоченными заборами соседей. Во дворе везде снег по колено, и из отопления – только своё дыхание. Ну, и беленькая… А из развлечений – разве только в снежки поиграть! – А пока лето, и здесь в доме – прохладно, можно и пожить!
– Пожить, пожить… Да ну тебя, Кот. Если честно – мне уже без наших скучно. Ни с кем ни поспорить, ни подраться по душам, ни о политике почесать языками…
– Ты на себя посмотри. «Чесатель». У тебя же глаз на глаз набегает.
– А-а, точно. Глаза слипаются. Так, может, подремлем немного? Перед ужином?
– Мысль здравая. Всё лучше, чем песни горланить. Ты, это – спи давай. А я пока пройдусь. Да посмотрю в тех, нижних, сарайчиках. Мы ж их проигнорировали. А, может, зря. Вдруг чего интересного пропустили.
– Ага. Очень интересного. Типа – холодильника с телевизором. Работающим.
– Ха-ха… – Кот заценил юморок напарника, – Если б чего там и нашлось такого-этакого, уж не сомневайся – вытащили бы три предыдущих бригады. Да и забрали бы. Правда, думаю, ушлый и деловой Усмон-бек и сам с усам. Вытащил всё, что от предыдущих хозяев осталось – в первых рядах. Не на барахолку – так на помойку!
Ладно, оптимист ты мой доморощенный. Отдыхай. А я – на разведку.
Страсть как люблю навещать заброшенные и таинственные места.
Потому как – как раз это делают все долбо…бы, или долбо…бши в фильмах ужасов! В этих фильмах ведь главное – что? Вот именно – интрига! Запущенность и таинственность разных одиноко стоящих древних строений. Замков там всяких… Или на худой конец – домиков в горах. Или лесах. А внутри самих строений – Дух, так сказать, страха, нависающей угрозы, и мистики! Ну, под соответствующую музычку.
Захватывает до дрожи! Бодрит. Приятно, когда беды и волнения сыплются…
На чью-то чужую голову!
А то кто бы эти фильмы и смотрел!..
– Ага – смешно. Ты бы говорил, Кот, да не заговаривался, – Дрики нагло ухмыльнулся, укладываясь поудобней на бок, – Не те мы люди, чтоб про нас фильмы ужасов-то снимать. Статусом не вышли! Да и рылом! Все эти фильмы – стандарт! Долбо…бов и их шлепанутых, но милых личиком и фигуркой подруг, в таких ужастиках обычно человек семь-восемь. Чтоб интересней было, когда они по очереди дохнуть начнут. Или пропадать. И, главное: все они – ясен пень – молодые и очень красивые! И приехали в такое вот место – для отдыху. Ну и, само-собой – для секса!
А мы в эти каноны жанра – ну никак!..
– Согласен. Не укладываемся. И если про нас снимать – уж точно «сопереживания» и сочувствия даже у самого нетребовательного зрителя не вызовем. И – никаких положительных эмоций. Разве что – брезгливость. Да и сдохнуть можем только один раз…
Не говоря уж про то, что сексом, как это, и правда, любят показывать в этих фильмах, с симпатичными молодыми девочками, у нас не пахнет! Как и просто – девочками.
– Ага. Но ты всё равно поищи там, в кладовочках. Вдруг найдёшь к телевизору и холодильнику ещё и какую… Завалящую резиновую женщину? А насчёт девочек…
Может, в-натуре, если совсем уж надолго здесь зависнем – Надьку пригласим?
– Да ты, Дрики, совсем! Развезло тебя, смотрю, брателло. Или уж с пьяных глаз на подвиги потянуло?! Да, Надька даёт, конечно, бесподобно. Как и берёт. Но!
Она одна пьёт так, как мы оба! И бабки за это дело берёт. Профессионалка же, мать её… Что – много лишнего бабла? Или охота каждые пару часов бегать за горючим?!
– Упаси Бог! – Дрики возмущённо замахал кистями рук, – Не в том мы возрасте, чтоб секситься так, как требуется Надьке! Не потянем! Да и с выпивкой… Дудки ей!
– Точно. Ну, спи давай. Я пока на боковую не очень хочу. Вот и двину.
– Давай-давай. Разведчик ты наш. Непоседливый. И искатель. Приключений на …опу.
– Точно. Он самый. – Кот, криво усмехнувшись, поднялся с матраца. Да и вышел, не дав себе труда закрыть дверь между комнатками – чтоб не скрипеть несмазанными петлями, когда вернётся, и не будить уже закрывшего глаза, и растянувшего рот в довольной улыбочке компаньона.
«Дух» запущенности и беспросветности сохранился здесь, несмотря на то, что он ещё даже не открыл первую дверь, заваленную спереди ржавым и разбитым каркасом от ножного привода старинной швейной машинки – «Зингера», что ли?..
Отвалить (А вернее – отставить.) ажурную чугунную конструкцию в сторону удалось легко. И сохранилась она, несмотря ни на что, неплохо. Вот что значит – старинная!..
Первый сарайчик явно был приспособлен раньше под чью-то спальню.
Однако жить в ней явно смог бы только карлик. Или отъявленный мазохист: в ширину она оказалась ровно двух метров: у дальней стены стояла, словно влитая, втиснутая меж торцевых стен старинная кровать – с проржавевшими железными трубчатыми спинками. И продавленным сетчатым, тоже ржавым, матрацем между ними.
Как удалось этой реликвии избежать загребущих рук охотников за металлом и уголками, Васёк, если честно, не знал. (Разве что выдернуть сил или терпения не хватило!) Но он вошёл в комнату, которую для начала осмотрел с порога. Пришлось пригнуться: потолок, попросту повторявший форму ската крыши, и даже не обшитый, у двери оказался не выше метр шестьдесят. Так что чтоб не треснуться о балки перекрытия, на которых лежали сгнившие чёрные доски, а на них – шифер, старинный, асбесто-цементный, а кое-где на явно текущих участках обнаружились подложенные обрезки профнастила, обитателям каморки явно приходилось всегда – кланяться…
Ну, или они и сами не вышли ростом – метр с кепкой!
Если б не распахнутая настежь дверь, видно ничего в тёмной комнатке не было бы: в передней стене не имелось даже намёка на окно! Хотя…
Для вот именно – спанья, свет как раз – без надобности. Впрочем, посмотрев на балки потолка, Кот дёрнул плечом: точно! В центре комнатёнки в балке имелся гвоздь, на котором ещё сохранились остатки проволоки: тут явно когда-то висела одинокая лампочка: наверняка в бакелитовом патроне, наверняка без абажура, или плафона. Тоска!
Кроме кровати, из «мебели» в углу имелся доисторический «мойдодыр»: табурет без дна, с вертикально прибитой доской, к которой наверху крепился рукомойник: с пипкой-штырём. Кот ещё застал такой у бабушки, и даже знал, как пользоваться: нажимаешь снизу на пипку, и из-под неё течёт вода. В подставленный на табурет таз. Таза, понятное дело, не имелось. А пипка, когда ткнул в неё снизу, не поддалась. Приржавела.
Нашлось в другом углу и место, где пол казался чёрно-серым: вероятно, от золы. Судя по следам в полу, здесь раньше стояло что-то вроде печи-буржуйки: вон в крыше и квадратная жестянка. С дыркой под трубу!
Больше же всего Кота поразил как раз – пол в сарайчике.
Он был земляной!
Плюнув прямо на него, он вышел, прикрыв за собой просевшую полусгнившую дверь. Тоже, ясное дело, из досок. Сколоченную явно наспех, и из того материала, что нашёлся под рукой. Тоска почему-то так и взяла его прямо за сердце своей холодной волосатой рукой. Где оно – беззаботное детство… Да и вид запустения и разора, как и понимание того, что те, кто обитали здесь, были бедней церковных мышей, сильно, если честно, расстроил.
Хотя с чего бы ему расстраиваться?! Ведь – не он здесь жил?!
Неужели тут кто-то всё-таки жил – вот именно так?! Словно в позапрошлом веке?
Но – кто?!
Какой-нибудь калека? Старик? Древняя бабушка?.. Семья карликов?
Во втором сарайчике, размером чуть побольше, но дверь в который оказалась подпёрта простым камнем,
