видно будет: зимой сестер навестить хочу, и отцу Михаилу обещал снова приехать к нему зимой, – ответил Алеша.
Дед был рад несказанно, а про сестер сказал:
– Правильно ты это решил. А то как там они? Отдохни пока и приступай к службе.
– Нет, дед, завтра и приступлю, разрешение ты, как настоятель храма, мне уже сегодня можешь дать. Пойдем – знакомь со своим хозяйством, где у тебя что?
Вскоре жизнь молодого батюшки в родных местах вошла в привычное русло. Внук полностью заменил деда в церкви. Нравилось Алеше служить пусть и в глухих, но родных местах. И местным жителям глянулся новый батюшка: на службы приходило все больше и больше народа, а уж в воскресную службу церковь вся набивалась людьми так, что яблоку негде упасть. На исповедь приходили сначала только верующие, но вскоре стали приходить и неверующие миряне. Отец Алексей радовался: грехи их оказывались столь мелкими, что, можно сказать, приходили больше на жизнь посетовать и посоветоваться о разном, люди как-то быстро поверили ему и полюбили его. За прошедшие годы изба деда сильно обветшала, и народ намекал ему, что если надумает здесь остаться, то новый дом ему с дедом всем селом дружно поставят и стоить ему это будет – только за материалы заплатить. Со временем, узнав, что служить будет батюшка Алексей только до осени, и про плату за материалы перестали упоминать: сами готовы были деньги собрать. Алеша с горечью думал о том, что и сюда цивилизация придет, а значит, и здесь все пороки, что в больших городах, раньше или позже появятся, и сомнения вновь охватывали его.
На службах часто замечал молодой священник девушку, стоящую с краю у стены и внимательно смотревшую на него. Отец Алексей знал, что зовут ее Анной. Лет девятнадцать-двадцать, чуть полноватая, светленькая, с добрым лицом и открытым взглядом, она сразу понравилась Алексею, и он иногда проповедовал, глядя только на нее.
Молодой батюшка много ходил по деревням, что входили в дедов приход, и везде он видел простую крестьянскую жизнь с ее незатейливыми проблемами, вспоминал детство. Мирская жизнь все глубже проникала в его существо. Зашел он как-то и в поселковую школу, поговорил с директором о воспитании детей и с интересом принял к сведению, что школа нуждается в учителе истории, да и учительница русского языка и литературы нуждается в подмене: болеет часто.
Как-то Анна догнала Алексея, когда он возвращался домой со службы, и молча пошла рядом с ним. Смеркалось, когда они подошли к дедову дому. У калитки Алексей остановился, повернулся к Анне лицом и только хотел попрощаться с девушкой, как вдруг она прижалась к нему, подняла голову, и губы их оказались совсем рядом, дыхание их смешалось...
Когда оба очнулись, Анна, быстро выговорив: «Вы уедете к зиме, а я ждать вас буду, сколько хотите, буду ждать!» – покраснела и побежала прочь, только юбочка ее на ветру сильно колыхалась, и временами видны были красивые девичьи ножки. Смотря ей вслед, отец Алексей неожиданно вспомнил сон, который видел, живя в избушке друга в Верхних холмах и подумал: «Может, сон тот был неспроста, и нельзя мне одному?»
В конце ноября чуть ни вся деревня и поселок вместе с дедом провожали его в дорогу; некоторые прихожане даже расплакались и долго еще смотрели вслед уезжающему автобусу, а как тот скрылся из вида, люди теснее к деду придвинулись.
Алеша решил ехать сначала в Псков к Кате, а затем заехать в Вологду, Варю навестить. И снова купе в плацкартном вагоне, и опять в окне поезда замелькали леса, поля, города, и поселки, и… купола, купола, купола. «Безвременье, жизнь в страхе перед будущим. И что они – эти купола – могут дать человеку? Вера, она не в куполах – она внутри каждого из нас! И священник, если он сам верующий, да-да, если сам верующий, может поделиться теплотой своей души, своей верой, поддержать другого человека – и только, но не облегчить его жизнь, не сделать ее счастливой, не придать уверенности в завтрашнем дне».
В купе кроме Алексея ехала старушка с внуком, и больше никто не вошел к ним до самого отправления поезда.
Не сразу, но они разговорились.
– Вы куда едете? – спросил он старушку.
– Сейчас домой, в Псков, к дочке моей возвращаемся, маме его. Ездили к известному профессору на консультацию: со зрением у внука что-то не так.
– Значит, попутчики мы с вами, я тоже в Псков: сестру навестить.
Старушка рассказала, что мальчик не ее внук, а забрала его из детдома и усыновила ее вдовая дочь: муж-то ее вскоре после свадьбы где-то в экспедиции пропал – геологом был, так и не успели завести детей.
Отец Алексей долго сидел молча. Он думал о женской доле русских женщин, о том подвиге, на который они идут ради других, не щадя себя. «Воистину, милосердие наших женщин безгранично!»
На очередной остановке в небольшом городке в купе вошла симпатичная девушка, а на боковое сидение сел старичок, по выражению лица которого сразу видно было, что характер у него очень язвительный, а самомнение сильно преувеличенно. Девушка была в столь короткой юбке, что ей приходилось все время натягивать ее на колени, пока она не поставила на них сумочку. Старичок не мог спокойно сидеть на своем месте и непрерывно рассматривал всех попутчиков. Наконец он разглядел на девушке иконку, подвешенную на цепочке, с изображением Богоматери с младенцем и с ехидцей спросил ее:
– Вы, девушка, верующая?
– Нет, – ответила она смущенно.
– Тогда почему же вы иконку на шее носите? – не унимался дед. – Грех ведь это, и спросится с вас!
Девушка не знала куда глаза девать, покраснела и, быстро сняв иконку, убрала ее в сумочку.
Отец Алексей тихим, спокойным, но назидательным голосом перебил дедулю:
– Не по тому спрашивается с человека, что верующий он или нет, а по тому, как он жизнь прожил: в грехе или праведно. Бог всех любит! Так что носите, милая, иконку, носите, и пусть она вам напоминает, что сатана рядом всегда стоит и не упустит момента толкнуть вас на грех.
Девушка с благодарностью посмотрела на Алешу, но иконку снова надеть не решилась.
– Поп, что ли? – с недоброй ухмылкой спросил старик.
– Отец Алексей, – представился молодой человек.
– То-то я и смотрю, взгляд у тебя не от мира сего, – проворчал дед.
Выходя на следующей станции, старик все-таки не удержался от того, чтобы последнее слово осталось за ним, и тихо, но так, чтобы все в купе услышали, пробурчал:
– Приспосабливается церковь; уже и верующий человек или нет, не имеет для нее значения; всех пытается затянуть в свои сети. Так ведь оно и понятно: за счет людишек и кормитесь, а кто повыше в сане, то и жируют, на мерседесах разъезжают, квартиры двухэтажные себе отстраивают.
Отец Алексей поднял взгляд на старика, и перед ним на мгновение, только на мгновение, мелькнула змеиная морда. Алеша опять увидел эти улыбающиеся глаза, наполненные страшной и бесконечной злобой. Морда облизнулась и подмигнула. Батюшка вздрогнул, встряхнул головой, и... видение исчезло. «Здесь он, здесь, всегда рядом и ждет своего часа, когда слаб человек будет и не устоит перед грехом». До самого Пскова ехали молча. В город приехали рано утром, еще и восьми часов не было. Душевно распрощались, и разошлись их дороги навсегда, а может, когда и пересекутся, кто ж знает: на все воля Божья.
Алексей сверился с адресом. Сомнений не было: дом именно тот. Подойдя ближе, около одного из подъездов он встретил Катю с щетками, ведрами, тряпками: убиралась в подъезде. Увидев брата, она сначала остолбенела на несколько секунд, а затем бросилась ему на грудь, крепко обняв его шею руками. Слезы потекли ручьем, и несколько минут она не могла выговорить ни слова. Когда она успокоилась, то рассказала брату, что живет с ребенком и с бывшим мужем-алкоголиком в одной квартире. Уборщица – это не основная ее работа, а подработка, поскольку бывший муж нигде не работает и денег постоянно не хватает. Снова от слез у нее стал срываться голос.
– Молчи, я все понял. Плохо тебе здесь, и ребенок как сирота живет. Где он сейчас?
– В квартире, в игрушки играет в углу моей комнаты, – ответила Катя.
– Возвращайся в наш поселок, и я скоро навсегда возвращусь туда: хватит, насмотрелся больших городов и людей наслушался, не хочу больше, не по мне их жизнь, другие мы.
– Я и сама об этом не раз думала.
– Вот и правильно, возвращайся! – поддержал ее брат и, помолчав немного, неожиданно задумчиво сказал: – А ведь в нашей поселковой школе свободно место учителя истории, да и учительница русского языка и литературы перегружена...
Катя удивленно посмотрела на брата, но промолчала.
Неделю прожил Алеша в Пскове: играл и гулял с племянником. Посетил Мирожский монастырь, помолился фрескам двенадцатого века, сходил помолиться и в Псковский кремль. Съездил в Свято-Успенский Псково-Печорский монастырь и посетил пещеры, где поселились первые монахи. Очень понравился ему Псков своей святостью и чистотой в душах людей. И нищих ни одного не встретил. Через неделю он уехал к Варе в Вологду.
Варю Алеша застал дома: был выходной день. Жила она тоже с маленьким ребенком. Муж ушел от нее вскоре после рождения сына, объяснять ничего не стал, только и сказал, уже стоя в дверях со своими вещами: «Деревенщина!»
Он разрешил Варе с сыном жить в его квартире, но предупредил, что если надумает продавать квартиру,
