Станция, принадлежавшая, вообще-то Брюссельской лаборатории общей и специальной генетики, и построенная на деньги Евросоюза, вращалась по орбите вокруг Юпитера уже двадцать восемь лет. Из них – последние семь фактически была законсервирована, в связи с низкой – практически нулевой – самоокупаемостью. И два года назад права на её аренду выкупил ведущая телекорпорация объединённых Америк. «Дзи-энд-Си».
Каналы – преимущественно развлекательные.
И поскольку правительственным комиссиям, контролирующим деятельность менеджеров каналов очень удачно замасливали глаза с помощью подарков, взяток, банального подкупа, или грамотно организованного шантажа, занимались здесь, разумеется, вовсе не «съёмками фантастических фильмов» или «разработкой новых сценариев», как значилось в Программе, предоставленной в Юнеско. И в спецкомитет по контролю за антигуманитарной деятельностью при Совбезе ООН. И в Комиссию по соблюдению Прав человека при том же ООН. И ещё много в какие заинтересованные организации и комиссии.
И поскольку корпорация заплатила всем, кому надо было заплатить, и предоставила все необходимые гарантии, все полгода, пока хозяева Лессера расконсервировали и восстанавливали системы и механизмы Станции, и три с лишним года занимались здесь тем, чем занимались, ни одна «проверяющая» собака сюда, в пучины пространства, не совалась. И вряд ли из страха перед опасностями космоса, или неудобств месячного перелёта.
– Так что, получается, если эта сволочь майор успел передать СОС, до нас долетят только через месяц? – а молодец этот ромэн: зрит, так сказать, в корень!
– Нет. Долетят меньше, чем за две недели: ведь «спасать» выживших или зачищать Станцию от – уж простите! – побочных продуктов неудачных генетических экспериментов полетят не гражданские, комфортабельные и неторопливые, лайнеры, а корабли Флота. Выход в подпространство, разумеется, требует разгона. И на это уходит дней пять – даже для самых крепких и выносливых людей, профессиональных десантников, есть пределы ускорения.
Полёт в подпространстве, насколько я помню, занимает секунды две.
Но потом ещё нужно затормозиться – ещё дней пять. И два-три дня на завершающие манёвры. Чтоб подлететь поближе, и уравнять скорости с дрейфующей по орбите вокруг Юпитера Станцией. Ну, у них-то, у Флота, двигатели с форсажем. И противоперегрузочные устройства, и ванны. Думаю, как раз за две недели они сюда доберутся. Оборудования для штурма – для взлома люков, обшивки, переборок, и прочего спецбарахла типа переходных рукавов, и магнитных присосок, у них в избытке.
А ещё у них на борту – огромные контингенты профессиональных морпехов.
– Ага. Это вы, доктор, «тонко» намекаете, что уж с ними-то нам, с помощью своих примитивных когтей, – ромэн поднял кверху руку, продемонстрировав четырёхдюймовые лезвия, и оскалился, – и зубов – не справиться?
– Не намекаю. А вот так вот, прямо, в лоб, и говорю: не справиться. Задавят и числом и оружием. Ведь у них есть и отравляющие вещества, и усыпляющие и парализующие газы, и излучатели инфракрасного и ультразвукового излучений. И электрошокеры. И… Да мало ли всякой гадости понавыдумали разработчики оружия! Кстати, если не секрет – сколько вас, мятежников, выжило?
– Не секрет, доктор. Теперь – не секрет. Нас, мутантов, выжило двенадцать. Это с учётом уже починенных, – ромэн кивнул в сторону остальных баков реанимационной, – А вот насчёт людей…
Мы убили всех. Ну, кроме вас с доктором Сэвиджем.
– Хм-м… Не могу не признать такой подход трезвым. И правильным. Если вы хотите выжить, вам так и так придётся покинуть Станцию, и бежать. В пучины, так сказать, космоса. В поисках подходящих планет. Но не на Станции. Станция-то не приспособлена для такого. У неё даже нет собственных маршевых двигателей – только двигатели ориентации. Поэтому бежать, вероятно, придётся на спасательном корабле.
Есть здесь, насколько я помню, один такой – положен по штатному расписанию на случай экстремальных ситуаций. Мы даже как-то репетировали со всем остальным штатским персоналом такую экстренную… эвакуацию. Поэтому я знаю, где он, и что из себя представляет. Но без профессионального экипажа вам будет трудно этим кораблём управлять. А уж тем более – направить его в нужную сторону.
Если я правильно понял, вы убили людей… Вообще – всех?
– Да, доктор Лессер. Мы убили в общей сложности шестьдесят два солдата и офицера, двадцать восемь техников, семерых программистов, пятерых пилотов. (Которые, как мы теперь понимаем, и должны были управлять при «экстренных» ситуациях с последующей эвакуацией, этим самым спасательным кораблём.) И сто сорок пять учёных. Тех, что разрабатывали…
Нас.
Ах, да – ещё мы убили пять «готовых» людей-бойцов. И выключили все автоклавы, в которых выращивали для нас ещё восемь этих самых гладиаторов-бойцов.
– Понятно. – Лессер невольно сглотнул, – и как вы собираетесь поступить с… Трупами?
– Вот об этом в том числе мы и собирались посоветоваться с вами, доктор.
И, разумеется, и с доктором Сэвиджем.
Вы поможете нам?
– Разумеется, – доктор почувствовал, как слюна во рту почему-то стала вязкой и словно с металлическим привкусом. – Разумеется!
Ноги, когда вылез из бака, всё равно первое время сильно дрожали. Даже когда оделся. Но попытки со стороны человека-гиены поддержать его, доктор Лессер пресёк:
– Нечего меня баловать. Я не сахарный. Не размок, вроде. И кости, как у доктора Сэвиджа, не сломаны. Ходить смогу. Идёмте.
На технической палубе трупов было мало: техники в своих жёлто-оранжевых комбезах лежали, раскинувшись в нелепых позах, в лужах собственной крови. Кровь уже потемнела, и частично высохла: края почерневших пятен топорщились неаккуратными и омерзительными на вид струпьями, наподобие тех, что имеются на такырах и солончаках пустынь. Пахло здесь ещё более омерзительно, чем выглядело: медью и смертью.
Доктор прошёл к главному конвертеру.
Агрегат сохранился. Да оно и понятно: ему-то что сделается?! Лессер сказал:
– Думаю, все трупы, что людей, что погибших… э-э… повстанцев, следует поместить куда всегда: в приёмный люк этого агрегата. Конвертера.
– Хм. И что этот агрегат с ними сделает?
– Ну… Как бы это потактичней и попроще… – подумав, и решив, что – никак, Лессер продолжил, – Словом, он разложит все тела на их составляющие элементы. Переведёт в растворы. Которые затем перенаправит в хранилища соответствующих веществ и компонентов. Это те самые ёмкости-хранилища, откуда поступает исходный материал в баки для автодокторов. И автоклавы для создания новых… э-э… мутантов, и бойцов-гладиаторов.
– Понятно. Словом, у вас здесь, на Станции, ничего не пропадает даром.
– Точно. Именно к такому подходу, рационалистичному и прагматичному, и стремится руководство нашей любимой «Дзи-энд-Си». Всё должно приносить прибыль и пользу. И эксплуатироваться и утилизироваться максимально эффективно.
И вот, кстати, почему стало возможным многократное использование тех бойцов-мутантов, – Лессер увидел, конечно, что при употреблении им этих слов у человека-льва, да и у гиены дёргается щека, но сделать с этим термином пока ничего нельзя: мутанты – они и есть мутанты! – которые не погибали сразу. Ну, или не получили ранений, которые нельзя было бы вылечить в наших автодокторах.
Дешевле починить старого бойца, чем полностью создать нового!
– Постойте, доктор… Я не всё понял. То есть – нас «чинили» не из… гуманных соображений? А просто потому, что так… Дешевле?!
– Вот именно. Думаю, что если бы руководство корпорации узнало, что побочным эффектом такого «чинения» и, стало быть, продления жизни мутанта, может стать частичное возвращение памяти носителя-донора базовой личности, оно в лепёшку разбилось бы, только чтоб ограничить жизнь вас, бойцов, единственной схваткой.
Тут, как мне представляется, имеет место этакий переход количества – в качество.
Учёные, проводившие первоначальные опыты с вот такими как вы, искусственными существами без собственной памяти, гарантировали, что память человека-донора, применяемая для сокращения или даже исключения необходимости обучать вас, бойцов, навыкам боя без оружия, не восстановится как минимум две-три недели. Потом же некие её фрагменты, те, что называются подсознанием, суперэго, подлинной сущностью – называйте как хотите! – неизбежно начнут пробуждаться, всплывать, выявляться в сознании починенного, и прожившего дольше этого срока мутанта-бойца. Но руководство корпорации не посчиталось с их предупреждениями. Например ты, ромэн, прожил здесь, на Станции, почти два месяца. И наверняка должен многое понимать.
И вспомнить.
Ромэн долго не отвечал. Но Лессер видел, как сжимаются и разжимаются кулаки опустившего голову к полу коренастого существа. Но даже сейчас мутант не выглядел озлобившимся или возмущённым. Просто задумавшимся. Остальные трое бойцов, что пришли с ними сюда, вниз, предпочитали помалкивать: или ещё не совсем хорошо понимали, о чём идёт речь, или не хотели вспоминать о тех «фрагментах», что всплыли уже в памяти…
Когда ромэн наконец заговорил, голос звучал спокойно:
[left]– Значит, пробуждение и частичное восстановление наших личностей
