арендаторы, так и научные работники почти и не спали, обходя подотчётный участок с фонарями.
Вот проблему смыва плодородных земель и пытались решить по мере достижений науки члены экспедиции Научно-исследовательского института Ирригации: предотвратить возможность ирригационной эрозии.
Для этого они разрабатывали хитрые трубопроводы с не менее хитрыми водовыпускными устройствами, позволявшими точно дозировать воду в каждую борозду.
Да оно и понятно: дедовский способ с лоточками из толя, в которых напротив борозд делают дырки гвоздём, или вообще – обрабатывают оголовки борозд кусками полиэтиленовой плёнки, или обрывками толстой бумаги от крафт-мешков, – в двадцатом веке… несколько архаичен!
Одно плохо: трубопроводы намного дороже рулонов толя и полиэтиленовой плёнки, а покупать-то их колхоз отказывается. А уж гектарщики – и подавно!..
Вот и приходится членам экспедиции проводить опытно-производственные поливы на полях «частных предпринимателей» в порядке личной инициативы, привозя каждый раз трубопроводы с собой. И быстро забирая обратно на склад в конце поливного сезона… Поскольку оставлять такое добро без присмотра… Ежу понятно!
– Марат! Марат! – громкий голос Артёма мог бы разбудить и мёртвого. Но – не Марата.
Его состояние описывалось не этим словом. Поэтому пришлось применить и руки, и растолкать храпящего на спине с широко открытым ртом повара. Храп, разносившийся по всему Дому, нисколько не мешал, однако, остальным членам экспедиции – Владимиру Николаевичу и Саше Акопяну – играть в настольный теннис на застеклённой широкой веранде. Звонкий цокот шарика и отчаянные выкрики вперемежку с не всегда цензурными репликами, повара не беспокоили.
Проснувшись, однако, Марат быстро сообразил, что от него требуется:
– А-а… Ладно. Давайте, мойтесь, а я пока подогрею. – после чего пошёл разжигать огонь в самодельном очаге.
Очаг служил верой и правдой не первый год.
Дело в том, что привозить газ в баллонах оставалось накладно, а проведение газа от Паркента, за девять километров, представлялось вообще нереальным. Так что очаг сложил всё тот же Рашид, а казан, уезжая на зиму, каждый раз вымуровывали, и забирали с собой. Дрова же приходилось везти аж из города, потому что деревьев вокруг не имелось. Ну а те, что имелись, ещё плодоносили – их рубить было жалко. Всё-таки яблоки. Их и ели, и сушили, и использовали для компота.
Зато, как говорится, еда получалась с экзотическим ароматом дыма… Впрочем, отсутствием аппетита никто из учёных и так не страдал.
– Ну что, закончили? – загнав Сашка в угол, и послав шарик неотразимым ударом в другой, Владимир Николаевич шумно выдохнул, посмотрев с удовлетворением на присевшего под столом замотанного противника: тот казался ничуть не менее потным, чем «копальщики».
А поскольку трёхсуточный полив на этой неделе уже был закончен, они с напарником могли смело отдохнуть от бегания вдоль двухсотметровой трубы с банками и секундомером, а с помощью тенниса ещё и поддерживали «спортивную форму».
– Да, Владимир Николаевич… Вы ели? – Рашид кивком головы обвёл остававшихся дома.
– Нет ещё. Вас ждали – до часу бы подождали.
– А-а… Хорошо. Сейчас двенадцать. Мы пойдём тогда помоемся, и придём. Марат как раз успеет разжечь и подогреть.
– Валяйте. Я пока салат настругаю.
– Подождите… Я с вами. – всё ещё задыхавшийся Акопян положил ракетку на край стола, и пошёл за полотенцем.
Спуск много времени не занимал. Ребята уже давно прокопали прямо по пологой стенке огромного котлована удобный ступенчатый проход непосредственно к зданию Насосной, чтобы не таскаться в обход – по асфальтированному спуску для грузовиков.
К всасывающим трубам насосов воду доставлял подводящий канал. По берегам он буйно зарос камышом, рогозом, и прочей травой, и в этих «джунглях» водились и щитомордники, и ужи, и вообще – всякие змеи, которые едят мышей, в свою очередь, питавшихся зерном, остающимся на полях после уборки колхозного урожая.
Как на личном опыте выяснили ребята, соваться в эту чащу смысла не было.
А если змей не трогать – и они относились терпимо. И сами из зарослей обычно не лезли. Правда, иногда их находили и около дома: однажды даже на стене деревянного «домика», заменявшего туалет. Таких непрошенных «гостей» убивали лопатой, чтобы другим неповадно было, и закапывали с её же помощью, подальше от жилья.
Мытьё происходило просто – с полотенцами и сланцами молодёжь прошла в торец насосной. Там из запасной трубы с краном всегда можно было получить струю тёплой мутноватой воды, подаваемой и на все поля через глубоко зарытые толстенные трубопроводы, проложенные по ближайшим водоразделам. (то есть наивысшим точкам гребней холмов) Водовыпускные гидранты маячили там через каждые сто метров: поливай – не хочу!
Правда, лет через пять из-за неизбежного отложения наносов подводящий канал, в котором толщина ила уже превышала добрый метр, должен был полностью заилиться и обмелеть, но пока – вся система работала. Поля поливались. Дехкане богатели. Фрукты-овощи мощным потоком поступали на рынки и… в соседние республики.
Раздевшись до трусов, учёные попрыгали по небольшой бетонированной площадке, что было традицией, вопя, обливаясь и шлёпая друг друга по мокрым спинам, гоняясь за наглым хулиганом, особенно сильно сдёрнувшим вниз чужие трусы, вокруг этой самой трубы.
Потом все обтирались принесёнными полотенцами и перебрасывались ленивыми, тоже традиционными, фразами о том, что, дескать, вода – просто жуть. В-смысле, грязная. Солнце – палит, как зараза… И на обед опять плов.
Помыв всё, кроме волос, научные сотрудники стали вполне похожи на цивилизованных людей. Затем переоделись в сухое – когда работаешь физически, дежурная «полевая» одежда за сезон превращается в монолитную твёрдую массу – ну, совсем как штаны в фильме «Джентльмены удачи»! – от пота и вездесущей пыли. Например, про рубаху Артёма говорили, что она сшита из мелиоративной ткани* – настолько она выгорела, потеряла эластичность, и запачкалась.
* Очень плотный, толстый и прорезиненный материал серого цвета, гибкие трубы из которого тоже применяются для полива.
Впрочем, справедливости ради надо сказать, что вся рабочая одежда членов экспедиции никогда не служила больше одного сезона. Работёнка «в поле» – не из лёгких, и стирай – не стирай, а к осени всё разлезалось по швам, поскольку гнили нитки, и солнце не щадило ткань. Не говоря уже о едком поте…
Пообрывав немного слив и всё тех же яблок, росших и вокруг насосной, стали подниматься к себе наверх. Дежурный по насосной мирно спал в каптёрке, в огромном бетонном, с редкими стёклами, здании, и даже не вышел поздороваться: уже виделись утром.
Его маленький «кабинет» среди шкафов со всякими реле и выключателями был единственным местом на десять километров вокруг, где температура держалась ниже тридцати. Конечно, не хочется лишний раз вылезать! Ну а если что-то случалось с этими самыми насосами, срабатывала сигнализация – от её пронзительного трезвона проснёшься поневоле!.. Хотя техника, как правило, действовала исправно – все посадки в радиусе двух-трёх километров зависели только от Станции.
Обед прошёл традиционно весело.
Владимир Николаевич – замечательный рассказчик, а интересных и забавных случаев в его кочевой и оседлой жизни и работе случалось предостаточно. На этот раз он познакомил всех, кто ещё не был знаком, с Толиком Орловым – мрачным и крайне неразборчиво изъясняющимся научным работником соседнего отдела, уже двадцать с лишним лет проводящего исследования на НИСТО – научно-исследовательской станции в соседней области.
Исследования эти Учёный Совет Института никак не мог проконтролировать. Да и просто – выяснить, для чего они нужны, тоже не удавалось: на Отчётных Сессиях Толик (Ну как Толик – мужик лет пятидесяти!) так неразборчиво что-то бубнил, тыкая указкой в малопонятные диаграммы и плакаты, развешанные перед учёной аудиторией, что толком понять – не то, что исследовано – а и то, что сказано, не удавалось ещё практически никому. Но заказчик регулярно подписывал Толику процентовки и принимал Отчёты. Значит, работа нужная…
В Паркентский филиал Орлов заглядывал только один раз, восемь лет назад. Так что помнили его приезд только Рашид и Марат – Артём и Сашок пришли в отдел позже, прямо из Вуза.
Отметился Толик тем, что привёз с собой мрачного и неразговорчивого аспиранта со странным именем Кучкар, что в вольной трактовке Шефа означало – муж-баран. Не в том смысле, что как человек, а – самец барана. То есть, качественный производитель…
Готовили они себе сами. И, как сказал Марат, слава Богу!
Неразговорчивые почвоведы привезли с собой три решётки яиц. В первый же обед разбили прямо в казан целиком одну решётку, всё хорошо перемешали и прожарили. Затем вынули получившуюся желтоватую линзу с вкраплениями подгоревшего лука, поделили её пополам, и съели, уничтожив ещё три буханки хлеба, и все наличные запасы чая. (пять литров) И так было все три дня, пока они находились в Доме.
Водителю экспедиции Олегу пришлось съездить специально в Паркент – привезти ещё четыре решётки яиц (Благо, яйца тогда были дёшевы!), и десять буханок хлеба.
Из Научной же деятельности этой парочки широко известен факт, что Орлов с Кучкаром выкопали огромную (глубиной метра четыре) яму, которую потом сами же смело закопали… Что происходило там, в яме, спросить никто так и не решился – уж больно грозный вид был у этого самого
