Наследство

отключилась.
- Черт, черт, черт! - Шмякнула трубка о стену. - Месяц дурацких прогулок, три кабака, золотое кольцо! Не-е-ет, этим бабам верить нельзя! За то время, что я с ней возился, можно было уболтать и статую свободы. Сука! А букетами, что я ей подарил, можно было застелить весь Невский.
Машкин кавалер, уже бывший, в этот вечер напился в хлам и устроил дебош в ресторане. Он бил посуду и проклинал подлых расчетливых баб. Мужики были с ним солидарны, но к дебошу не присоединялись. Официантки бестолково кудахтали и прятались на кухне. Приехавший козелок увез хулигана в неизвестном направлении. В отделении Макс плюнул сержанту в глаз, и менты его больно поколотили. Сержант оказался обидчивым, и солнце свободы засияло для Макса только на третьи сутки. Директор фирмы, пузатый и важный Альберт Себастьяныч, не понял благородного бунта души и выставил Макса за дверь.
Лидия Михайловна лежит в окружении родственников. Они заботливы и отзывчивы. Все внемлют малейшему жесту больной.


- Ванечка, - протянула старушка, - вчера сон приснился, будто ем я молочного поросеночка. А то ведь только в фильмах смотрела. А так охота попробовать.
- Молочного? - переспросил Иван.
- Ну да, - улыбнулась мать. - Лежит он на блюде, махонький, поджаристый. И как у меня сердце от этой красоты защемит.
Родственники о чем-то шепчутся, и Иван куда-то срывается. Нинка прячет раздражение за улыбкой и идет мыть посуду.
Через пять часов Иван, сбивший ноги в поисках чертова поросенка, наконец приехал. Нинка загромыхала кастрюлями на кухне, Машка в плеере мыла полы. Лидия Михайловна лежала, обложенная ворохом подушек, словно Екатерина Великая. Перед кроватью на столике высились горы фруктов. Внезапно раздался звонок. Нинка, бросив поднос, пошла открывать. На пороге стоял розовощекий Миша с букетом роз.
- Не пущу! - Шикнула Нинка. - Маме плохо, нечего ее беспокоить.
- Ма-ме? - Передразнил Миша. - С каких это пор?
- Иди, иди, не мешай, - Нинка тянула дверь.
- Ага, сейчас, разбежался, - Миша втиснул плечо. - Не уйду, пока не увижу горячо любимую тетю.
- Машенька, что там за шум? - Лидия Михайловна спросила внучку.
- А-а-а, дядя Миша пришел.
- Племянничек? - Озорно улыбнулась бабушка. - Ну-ка, давай его сюда.
Машка, бросив пылесос, юркнула в коридор. Миша вошел, расправив руки - ему в спину гневно смотрела Нинка. Она скрылась за дверью и вся превратилась в слух.


- Лидия Михайловна, дорогая, как вы тут?
- Ой, Мишенька, хорошо. Видишь, - она кивнула на Машку, - мои-то все сразу примчались. А ты-то забыл?
- Да как можно, - огорченно обиделся Миша, и тетя ему почти что поверила. - Я, как о вашей болезни узнал - сразу сюда.
- Знаю, Миша, знаю. И поэтому, - она понизила голос и сделала знак рукой, что бы он наклонился, - я тебя в завещанице прописала.
Миша крякнул и дернул за ворот. Нинка, стоявшая за дверью, хрустнула зубами.
- Да что вы, Лидия Михайловна! Какое завещание - поправляйтесь быстрее, - сердце Миши забилось сильнее - он вспотел. - Может, - он подмигнул, - чего-нибудь вкусненького?
Взгляд тетушки вспыхнул. Вошла Нинка с поросенком на блюде. Миша сморщился.
- Ну вот, все, как просили, - Нинка сияла улыбкой. - Поросеночек - пальчики оближешь.
- Какой поросеночек? - Удивленно спросила старушка.
- Как - какой? - Нинка выпятила мясистые губы. - Вы же с утра все хотели поросеночка. Сон, помните?
Лидия Михайловна затрясла головой, пустив слюни с полураскрытого рта - Миша и Нинка нахмурились и обменялись взглядом.
- Доча, ты чего-то путаешь. В моем возрасте какой поросеночек. Да и свинину я не люблю детства. - Она, улыбнувшись, погрозила Нинке пальцем. Та вылетела из комнаты с подносом, чуть не сбив Машку. Маша хотела сказать что-то матери, но, заметив пунцовые пятна по всему лицу, только пожала плечами.
- Не любит она меня, вредничает, - скривилось лицо старушки. Миша согласно закивал:
- Это ж надо додуматься - больному человеку совать поросенка. И, сказать честно, она никогда мне не нравилась. Что-то в ней есть...
- Вот и я о том же, - она зашептала. - Что толку Ваньке моему оставлять квартиру - эта хищница сразу ее продаст. А здесь же дом предков, три поколения.
- Что вы, что вы! - Протянул Миша, всхлипнув. Нинке за дверью захотелось ворваться и его придушить. - Это же хапуга - дай, дай, дай. Говорил я Ваньке... Э-э-х, - крупная слеза, с горошину, от переизбытка чувств блеснула в его глазу - тетушка краем губ усмехнулась.
- И поэтому, - продолжила она грудным торжественным голосом - Миша напрягся, - оставляю я все тебе.
Миша шмыгнул носом - и честные слезы, уже не стесняясь, капнули на лоб Лидии Михайловны. Она сморщилась, утершись кончиком одеяла, и толкнула локтем Михаила:

- Слушай, эта дура меня тут голодом заморит. Мишенька, родной, доктор мне рыбку советовал и зелень. Сбегай, купи мне миноги свежей да хрену.
- Хрену?
- Да, но только корешков. Мне уксус нельзя.
- Сделаю, тетя, - Миша излучал море тепла и доброты. Он спешно ушел, оставив Нинку в предынфарктном состоянии.
- Как нет хрена в корешках? А когда будет?
- Летом, - хохотнула кудрявая продавщица. - Сдались вам эти корешки. Вон, - она кивнула на полки, - возьмите тертый, в банках.
Миша махнул с досады рукой.
- Ну, а минога свежая есть?
- Послушайте, мужчина, - лицо продавщицы стало злым, - вам что, делать нечего? Откуда зимой я достану свежей миноги? Берите другое. Лещ, плотва, судак.
Миша уже семенил к выходу. Он мог бы, конечно, вернуться и объяснить все тете, но сама мысль об этом нагоняла на Мишу тоску. Тетя, судя по ее поведению, была потеряна для этого мира. Старческое слабоумие и утрата памяти бросались в глаза. И внезапная перемена настроения налицо - а вот это самое плохое. Тетушка вполне могла заподозрить Мишу в банальной лени и переписать завещание. А это стало бы катастрофой. Миша вспотел и ринулся по магазинам.
Нинка сидела на кухне, тупо уставившись в стену и тыкая вилкой в бок ненавистному поросенку. Она машинально жевала, не чувствуя вкуса и проклиная сумасшедшую бабку. Заглянула Маша:
- Ма, бабан приспичило журнал " Огонек" за семьдесят третий год.
- Зачем? - Отрешенно кинула еще кусок в рот Нинка.
- Там статья про ее друга юности, профессора Ярушайло. Все, я лечу в библиотеку.

Нинка работала челюстями, заедая бессильный клокочущий гнев. Черт, эта бабка сведет с ума! " Терпи, - сказала себе Нинка. - Трехкомнатная, в центре" Она вспомнила слова доктора. Полгода, полгода, полгода. Нинка с силой ткнула вилкой - рваный бок поросенка выплеснул сок. Горячее мясо отлично успокоило, голова перестала пульсировать. Приятная мякоть заполнила желудок и вернула душевное равновесие. Ничто в этом мире уже не могло ее вывести из блаженного оцепенения. Если и существует на земле счастье, то зовется оно едой - в этом Нинка могла бы поклясться. Она открыла холодильник и взяла бутылку кефира. Холодная жидкость провалилась в желудок. Блаженство - она чуть прикрыла глаза. Воздержание и диеты придумали шизофреники, которых надо сжигать на кострах. В холодильнике еще лежал торт с кремом-бизе. Нинка замечтала, как спустя пару часов нырнет ложкой в белую сладкую кашу, оставляя борозды - и заработает как экскаватор. И торт падет под ее напором и провалится внутрь, даря новое счастье. Хорошо-то как, мамочки!
Нинка икнула и внезапно почувствовала резь. Она с ужасом ощутила, что живот полон булыжников, и эти булыжники растут. Нинку бросило в жар.
- Доча, доча, - звала из комнаты старуха. - Доча, мне нужно...
- Иди ты на хрен, - просипела побелевшая Нинка, хватая ртом воздух.
- Доча, доча, - мычала проклятая старуха. Нинка сползла с табурета и грохнулась на пол.
Спустя полчаса Нинку с выпученными глазами и распахнутым, как у окуня, ртом вынесли санитары на просевших носилках и запихали в скорую. Ивану Петровичу срочно сообщили на работу о случившемся. Он под неодобрительный взгляд начальника убежал, обещая остаться сверхурочно.
Миша, вспотевший и красный, влетел в магазин " Океан".
- Минога, - захрипел он жалобно продавщице.
[font=PTSerif,