Произведение «Приключения американца в России» автора Александро - Литературный сайт Fabulae (страница 1 из 7)

Джеки Сноб, главный редактор « Вашингтон Пост», ревел, как голодный бык с ранчо в лицо Джону Митчеллу: - Старина, раскопай мне что-нибудь этакое. Наши продажи падают, людям осточертела вся эта писанина про спившихся звезд Голливуда, очередную беременность актрис, которые и сами не помнят, от кого залетели. К черту политику, моду, интрижки сенаторов. Дай мне, - захрипел он, пуская клуб дыма двадцатидолларовой сигары, - что-нибудь свежее. - А поконкретнее? – Джон вопросительно поднял бровь. Подтянутый, всегда элегантный, с долей небрежной флегматики – он был самым лучшим журналистом в газете. И Джеки этим пользовался, поручая Джону самые щекотливые статейки, самые животрепещущие темы. - Хм; ты улетаешь в Россию. Замотайся побольше – говорят, там жуткие морозы. - Враки, - вставил Джон. - Я тоже так думаю. Так вот – пей с уголовниками, сходи в бордель, вступи, наконец, в партию коммунистов – но привези мне что-нибудь дельное. В моде снова русские; и мне нужна информация с первых уст. - Можно попытаться украсть подлодку. - Я ценю твое чувство юмора, - блеснул очками шеф. – И еще. Про первых лиц ничего не вези – от политиканов воняет везде одинаково. Простые люди – вот что нужно читателю. И-в-а-ны – ты понял? Джон кивнул. - Постарайся, - с мольбой взглянул Джеки. – Иначе мы пойдем ко дну. Да, - редактор неловко усмехнулся, - русские женщины тоже в моде. Ну, - он подмигнул, - ты понимаешь… - Я женат, - нахмурился Джон. - Ой, не зарекайся. Говорят, в России сумасшедше красивые девочки. Эх, - Джеки поскреб лысину, - скинуть бы лет пятнадцать. Моника аккуратно поправила галстук Джону: - Ты, как всегда, безупречен. - Порода, милая – мой дед все-таки носил титул. А мой прадед был русский князь. - К сожалению, в Америке плевать на знатную родословную, - она скривила очаровательные губки. – Вот откуда ты так хорошо говоришь по-русски. Осторожней там, в России – я слышала, у них до сих пор варварские порядки. - Сколько раз тебе говорить – не верь всякой газетной чепухе, - Джон улыбнулся и поцеловал жену. - Ты же сам – газетчик. - Мы пишем то, что люди хотят читать. Редактор обещал приличные премиальные, - он подмигнул, - если я привезу толковый материал. Русские в моде; Америка устала вариться в собственном соку. Я должен раздобыть колоритные краски про новую Россию – их быт, манеры, привычки. - Не знай я твою холодность и выдержку – ни за что бы не отпустила. Тем более – в твоих венах течет русская сумасшедшая кровь. Но скорее небо упадет на землю, чем мой Джон совершит необдуманный поступок. - Кровь, милая, холодная английская кровь разбавила пополам русскую. И эта кровь, - он загадочно улыбнулся, - хочет попрощаться перед отъездом. - Да? – Моника томно потянулась. В глазах жены забегали озорные искры. Они всегда так прощались – традиции в семье соблюдались неукоснительно. Халатик лопнул апельсиновой коркой – выскочили две белые груши. Две остреньких пушечки, направленных на него, нацеленные темными горошинами-зарядами. - Ой, - притворно смущается жена. Джон пожирает взглядом ее белое молодое тело. – Ой! – ее озорной блеск глаз сводит с ума. И она это знает, и он знает, что она знает, и она знает, что он знает, и потому так делает, что…. - К черту! – рявкает Джон и выбрасывает руки. Мелькает Моника, увернувшись. Халат падает – она убегает в спальню: - Нет, нет, нет! – И белые арбузики прыгают. Трогательно-открытые, упругие, ослепительные, переламывающие черту меж собой – шары трутся выпирающими половинками. Самой природой выпученными для того, чтоб их мяли, терзали, рвали. Глаза Джона сузились – тяжело дыша, он идет по пятам. Матерый волк взял след – и куропатка в постели бьется: - Нет, нет, нет…. - Да! – хрипит Джон. С пасти волка на сочное тело дичи тянется тонкая жадная нить. Куропатку съели два раза – и она блаженно замерла, загрызенная и замученная. - Иногда мне кажется, - умирающим голоском шепчет она, - что в твоей холодной крови много-много пороха. И я уже не так уверена, отпуская тебя в сумасшедшую Россию. - Иногда и мне так кажется, - подумал Джон. Он повернулся к жене: - Дорогая, брось говорить ерунду.

Главный редактор «Самарских вестей» мучительно ломал голову над возникшей из ниоткуда проблемой. Внезапно лицо вспыхнуло радостью - он вызвал молоденькую журналистку Лиду: - Слушай, тут нам на голову свалился американец. Мне позвонили оттуда, - толстый палец поднялся вверх – и Лида невольно уставилась в потолок. – Короче… Ему, видите ли, интересна жизнь провинциального городка. Я пытался сбагрить его в Москву – так он резонно заметил, что все большие города одинаковы. Он видел их десятки и все такое… В общем – пристрой его где-нибудь, найди толкового гида из местных. Займи, подкинь парочку животрепещущих историй. С деньгами вопросов нет – так что действуй. - А как же мой репортаж? – Лида обиженно захлопала глазками. - Про бездомных собак, что ли? – кисло усмехнулся редактор. – Куда они денутся за неделю? И веришь ли, девочка, самим собакам с твоего репортажа не жарко, не холодно – им бы тонну-другую костей. Я не понимаю, - он задумчиво посмотрел, - ты действительно думаешь, что после твоей статейки люди станут добрее? Она кивнула, лучезарно улыбнувшись. Миловидное юное создание, с радостным удивлением смотрящее на этот мир большими серыми глазами. - Иди, - грустно вздохнул редактор. – Мне бы хоть треть твоего оптимизма.

Самолет мягко прыгнул на землю и зашуршал костлявыми лапами. Трап аккуратно подполз – с брюха лайнера муравьями мелькнули люди. Солидного подтянутого господина встретило хорошенькое юное создание с открытой улыбкой. - Лида, - она радостно пискнула. Джон снисходительно улыбнулся: - Митчел. Джон Мит-чел. - Здравствуйте, товарищ Джон, - она протянула ручку. - М-м-м, - пробурчал американец. - Как долетели? - К черту формальности. У меня мало времени и много дел, - его акцент добавил шарма загорелому скуластому лицу. – Какова программа? - Даже не знаю, - вздохнула Лида. – Боюсь, что наш провинциальный городишко вас разочарует. Кинотеатр, пара кафешек, парк культуры. Ой, - оживилась она, - в зоопарк не хотите? Там такие милые медвежата. - Начнем с кафе, - отрезал Джон. - Так одно название, - затараторила Лида. – А публика, знаете ли, всякая. - То, что нужно. В семь – у гостиницы, - Джон направился к такси. Лида обреченно смотрела в его широкую спину. Американец шел и раздосадовано цокал. « Господи, еще бы прислали встречать ребенка. Хотя…. Хороший объект для исследований. И где эта русская мафия, которой пугал толстый Гарри? Надутый индюк; дальше своего штата не ездил – а туда же…» Лида стояла, надув губы: - И чем ему зоопарк не нравится? Медвежата… Джон насторожен и собран. Правда, пока напрасно. У него ничего не украли в гостинице, не пропал багаж в аэропорту, он так и не встретил на улице ни одного медведя, играющего на балалайке. Была приятная находка в виде плюхнувшего и замолкнувшего крана с холодной водой – так, мелочь. Американец даже немного разочарован. Но при сходе с трапа – он боится себе в этом признаться – что-то защемило внутри. Защемило дурацкой сентиментальностью – наверно, кровь далекого предка, князя, взыграла на родине. Ой, что-то будет. Холодный мозг Джона здесь работает не так четко. Какие-то шальные волны иногда посещают голову американца – он пока не может понять их природу. Наверно, воздух здесь особый. - Ладно, еще не вечер.

В семь – ни минутой позже – появилась Лида. Джону уже нравилась ее наивность. Они пошли пешком по городку – американец с интересом смотрел на бабушек, торгующих семечками. Остановился – долго разговаривал, спустя минут двадцать Лиде еле-еле удалось отбить его от толпы любопытных пенсионерок. Вот и кафе. Они поднялись по ступенькам. Кафе « Фламинго», каких тысячи по России. Пахнет беляшами, лежалой сельдью, спиртным… Лиде было ужасно неловко за зашарпанные ступеньки, за переполненную урну – но Джона, похоже, все это забавляло. Народу набилось много (пятница всё же). Зашли, осмотрелись, присели за свободный столик. - Что будет моя м-м-м … коллега? - Сок, яблочный сок, - улыбнулась Лида. Американец щелкнул пальцем. Высокомерно, с достоинством, веско. Бармен на секунду рентгеном задержал взгляд – и засветился теплотой, будто встретил брата. Через миг он внимал каждому слову, являя само понимание и доброту. Акцент заставил бармена вспотеть – среди кучи безденежной шелухи наконец-то пришел Он. Стопка долларов, блеснувшая было в портмоне американца – бармен всхлипнул. Как долго он ждал вот таких, долгие годы обслуживая гопников, которые норовили стянуть с прилавка что-нибудь и вечно просили в долг. В долг? Чтоб брать в долг, надо где-то работать. А этот… Скажи ему господин прыгнуть в пропасть – и полетит бармен, уверовав в нужность своей профессии, поняв, что не зря прожита жизнь, узнав, что такое К-Л-И-Е-Н-Т. Бармен с благоговейным трепетом исчезает – за стойкой брошена беззащитная касса. Публика собралась разношёрстная, как костюм папуаса. Справа расположились деревенские хохотушки с воинственно сооружённым на головах начёсом - как хвост павлина, он должен был привлечь потенциальных презентабельных ухажёров и отпугнуть робких, безденежных неудачников. Слева сидели пэтэушники, наскрёбшие толпой на графин водки и алчными глазами людоеда грабившие соседние столики. Один из них разливал под столом самогон. Они напрягались и бодро вытягивали шеи, когда очередной захмелевший посетитель в дорогом пиджаке доставал бумажник жестом Рокфеллера. Бармен, чуткий гений интуиции, не сводил с них всевидящих глаз и темпераментно подмигивал охраннику, мотая головой в их сторону. Со стороны казалось - у бедняги нервный тик, и рука сама тянулась к телефону вызвать скорую. Впереди за столиком, важно выпятив пузо, развалился средних лет гурман с усами запорожского казака. Усы, устав от загула, повисли под тяжестью коньяка и крошек разносолов. Вокруг него кучковались молоденькие девочки, настолько молоденькие, что хотелось задрать им юбки, отшлёпать ремнём и отправить домой. Их вожделенные взоры были прикованы к нагрудному, неприлично оттопыренному карману толстяка - девочки совещались. Толстяк заказывал шоколад, коньяк, сосиски с осоловелым взглядом сонного бегемота - малолетки, как питон в засаде, выжидали. Кафе было небольшое, уютное - причудливая стойка, бочка с непонятной то ли пальмой, то ли фикусом, бордовые, измождённые лица завсегдатаев. Сюда напрашивалась экскурсия школьников с лекцией о вреде алкоголизма. Лида щебетала, но Джон совсем не слушал. Он огляделся. Все, как в Америке – да не все. Там тоже сидят, рыгая, пьяные рокеры – но… В компаниях, и им нет дела до соседнего столика. А здесь… Как будто все связаны невидимой нитью. Переглядываются – с интересом, радушием, вызовом. Нет того безразличия – кафе гудит слаженно, как переполненный улей. Не по себе. Что-то щемит внутри. И это что-то очень важное. Впервые за долгое время не по себе – и это его беспокоит. Ступор. Накипело. Вся жизнь сплошная карьера. Семья,