- Давай встретимся с дочерью вместе. Самолет поздно вечером, у нас будет достаточно времени поговорить с ней.
- Ты помнишь Пашу Морозова? - спрашивает она.
- Конечно, помню. Любитель рок-музыки, он, кажется, в Ленинград собирался уехать после окончания школы?
- Он и уехал, отучился в Питере на инженера железнодорожного транспорта, вернулся, работал в депо на руководящей должности. И вдруг все бросил и укатил в какую-то крохотную деревушку на Кольском полуострове, на берегу Баренцева моря. Построил там небольшую турбазу, катает желающих на морскую рыбалку, а зимой на оленях по тундре. Доволен жизнью как мальчишка, он мне звонил с полгода назад, все зазывал в гости.
- Скучно стало парню рыбу удить и северным сиянием любоваться? Чего не поехала?
- Да потому что, Коленька, стать домохозяйкой в арктических широтах это совсем не для меня. Какие-то крайности мне предлагают в последнее время: то дальний Север, то удаленный Юг. Я вроде такого повода никому не давала.
- Танюша, объясни мне, непонятливому, что ты хочешь от этой жизни? – Коля смотрит ей прямо в глаза.
- Да ничего сверхъестественного, Коля! Как любая баба, любить и быть любимой. Что в этом необычного? Рациональная, вернее, материальная составляющая, конечно, важна, но все-таки она имеет второстепенное значение. Мне не семьдесят лет, а двадцать семь, и я хочу нормального человеческого счастья.
- Рассуждаешь прямо как тургеневская барышня. Звучит грандиозно. Есть только одна маленькая проблема. Тургеневские барышни, как тебе отлично известно, были дочерями владельцев поместий, то есть для них вопрос финансового достатка или на какие шишы отправиться на воды в Европу, не существовал по определению, если, конечно, папаша не заядлый картежник. В общем, налицо все необходимые условия, чтобы помечтать о романтической любви. А у тебя?
- Коля, я…
- Дослушай меня. У этой страны, извини, что я так говорю, она давно для меня эта, а не наша, будущего нет. Здесь всегда была задница, от царя Гороха, а вечная задница ничего хорошего человеку предложить не может. Ваши умники правители вместо того, чтобы решать насущные проблемы, отправляют толпы народа бодаться с мифическим нацизмом. Очень смешно, в Питере или в Казани этих нацистов больше, чем во всей Украине. И так было всегда, при всех царях, человеческая личность ничтожна, её судьба никого не волнует. Какое счастье ты хочешь здесь найти? Из месяца в месяц едва сводить концы с концами и по выходным жаловаться подругам на тяготы существования. Потому что здесь не жизнь, а именно существование на грани с выживанием. Или ты фанатеешь, работая педагогом среди дебилов? Можно подумать, им твоя математика нужна.
- Я не фанатею, - сказала Таня. – Просто это моя работа, за это мне платят деньги. И среди учеников не только дебилы. Я люблю свой город, я здесь выросла, здесь Наташка родилась, у меня здесь друзья, которые всегда помогут в беде. Я не готова резко менять свою жизнь. А тяготы как-нибудь переживем, раньше ведь справлялась, так что не в первый раз. Мы же люди привычные ко всяким пакостям или ты забыл уже об этом в своей Швеции. Слушай, начало двенадцатого, давай закругляться. У меня завтра первый урок в девять. Да и дочка, наверное, вся извелась, куда мама пропала.
- Когда тебе завтра позвонить?
- Не надо звонить. И провожать не надо, я доеду на такси.
- Таня, я…
- Не надо больше ничего говорить. Ты извини, Коля, что не смогла помочь тебе с назначением. Но ты – человек перспективный, поедешь в какую-нибудь другую страну. С другой женщиной. Очень рада была тебя увидеть!
----------------------------------------
Она вошла в квартиру, мать молча показала на настенные часы и покачала головой.
- Мамочка, ты пришла? – раздался голос дочери.
- Да, Натусик, - она присела на диван, где спала дочь. – Извини, что так задержалась. Встречалась с одним знакомым, которого не видела много лет.
- А он кто? – спросила дочь.
- Он – летчик!
- Ух ты! – восхитилась Наташка. – А он покатает нас по небу?
- К сожаленью, он уже улетел. Да он и не смог бы, он ведь на истребителе летает, в его самолете пассажирских мест нет. Засыпай, моя хорошая, послезавтра суббота, выходной, отправимся, как и собирались, в зоопарк…
РОДИНА-СМОРОДИНА
В парке оркестр играл джаз вперемешку с «Beatles». Музыканты были люди немолодые, пережившие на своем веку не одного дирижера, но играли они увлеченно, словно купаясь в ритмах хорошо знакомых мелодий. Немногочисленная публика охотно аплодировала и при особенно удачных пассажах пританцовывала.
- Так, отлично, - военкор установил фотоаппарат на треногу и развернул его так, чтобы танцующие попали в фокус. – Отлично! Ну, те-с, Макс, сделаем снимок на фоне мирной идиллии.
Он встал туда, куда показал военкор, и оглянулся на летний парк.
- Улыбочку!
Глаза, привычно настороженные, повеселели, и он улыбнулся широкой, во все лицо, улыбкой.
- Супер! – военкор сделал с десяток снимков. – Прямо Голливуд! А что, сержант, по Москве, наверное, скучаете?
- По Москве? – он задумался на мгновенье. – Наверное, скучаю. Год как уехал, а порой кажется целая вечность прошла.
Повестку ему вручили лично. Он сидел как обычно в последнее время за ноутом, лепил очередной ролик для канала, в дверь позвонили, он открыл, на пороге стоял моложавый капитан из военкомата.
- Максим Александрович Алейников?
- Он самый, - ответил он, подумав, что лучше бы он был на работе.
Капитан для порядка проверил паспорт и военный билет и вручил под роспись предписание.
- Да я вроде не собирался снова в армию… - вяло отреагировал он.
- Президентский Указ о мобилизации военнообязанных, - бодро парировал капитан. – Всё по закону. Можете почитать на досуге в интернете, необходимые материалы есть в свободном доступе. Да Вы не расстраивайтесь, на передовую не все попадают. Удачи!
Капитан козырнул и исчез на просторах столицы.
Многочисленные приятели восприняли новость без энтузиазма, некоторые, пожалуй, со злорадством. Это его не удивило. С того самого дня, когда он уволился из того злосчастного ресторана, где несколько лет трудился поваром цеха холодных закусок, и окончательно заделался кулинарным блогером на ютубе, образовалась некая дистанция со многими, кто раньше общался с ним запросто и без всякой задней мысли.
Созданный им канал неожиданно быстро набрал обороты, число подписчиков меньше чем за год составило около полумиллиона, барыши ютубовские были, конечно, не ахти какие, но ему хватало, тем более что по части приготовить пожрать он действительно был мастер, из любого продукта мог сделать «пальчики оближешь». «Прирожденный талант», - часто повторяла матушка.
Не мудрствуя лукаво, он регулярно вываливал на канале всяко-разно из всего, что под руку подвернется, сильно выручала «Поваренная книга для молодых семей», шикарно иллюстрированное советское издание 1957 года с множеством рецептов, ныне напрочь забытых. Книга досталась ему в наследство от покойной прабабки.
Он полюбопытствовал в Сети, сколько платят мобилизованным. Платили, кстати, неплохо, отметил он. Срочную он оттарабанил поваром в солдатской столовой, автомат держал в руках один раз, на присяге. А повара на войне нужны, подумал он, вот и выход, раструбить на мандатной комиссии про мои кухарские таланты. Не так страшен черт, как его малюют. Перспектива срочно валить из страны (о чем много писали в интернете) совсем ему не улыбалась, куда мне с моим нижегородским английским, там своих поваров как грязи, подумал он, и не хочу я никуда уезжать.
- Макс, вы помните самое первое ощущение, когда попали в зону боевого соприкосновения, - ему кажется, что военкор смотрит на него как на подопытного кролика. – Что это было: страх, может быть, паника, ненависть к противнику, или напротив, кураж, своего рода азарт «я от бабушки ушел, я от дедушки ушел…». Как это было в самый первый раз?
- Я хорошо помню первый обстрел, - сказал он. – Часть стояла далеко от линии фронта, километров тридцать, во втором эшелоне. Помню, еще посмотрел на часы – ровно семь сорок пять, через пятнадцать минут рота придет на завтрак.
Первый же снаряд как раз и угодил в столовую. Он с треском врезался в стену, противоположную кухонному отсеку и застыл будто живой. Взрыва не было. Он видел, как прапорщик Еремеев, начальник столовой, в замедленном движении выскакивает в окно и осколки стекла летят в во все стороны. Два повара лежат на полу, прикрыв головы руками и смешно подтянув к животу ноги.
Он вышел на крыльцо не торопясь, словно нехотя. В полной тишине в воздухе парили обломки зданий, части разорванного ударной волной грузовичка, на котором на рассвете привезли продукты. Солдат в каске и бронежилете тряс его за рукав и что-то сбивчиво говорил.
- Я ничего не слышу, - крикнул он. Солдат сел на землю и стер с лица кровь.
- А что было потом? – спросил военкор.
- Я вырубился, - сказал он. – Провалился в тяжелый бредовый сон почти на полсуток. Мне потом объяснили: у каждого своя реакция на первый обстрел или на первую атаку. Кого-то понос пробивает, у кого-то паника начинается. Иногда как у меня, организм отключается от происходящего, будто тебя здесь и нет. Повезло, что шальным осколком не цепануло.
- Да, Макс, извините, что не предложил, - сказал военкор. – Хотите выпить?
- Хочу, - сказал он.
Военкор достал из рюкзака плоскую бутылку виски и два стаканчика.
- Тебе не наливаю, - покосился военкор на оператора. – А то снимешь, как в прошлый раз, через кривую кобылу.
- Бывает, - ухмыльнулся оператор. – Боевая обстановка фокусирует оптику на свой лад. Пойду тогда, мороженого куплю.
Военкор разлил виски и поднял стаканчик:
- За победу!
- За нее, - сказал он и отхлебнул. Жгучий холодок приятно прошелся по желудку.
- Какое самое страшное время суток на войне? – спросил военкор. – Когда черти мерещатся? Вопрос, что называется, вне протокола, не хочешь, не отвечай. Будем!
- На рассвете, - сказал он. – Жопа всегда на рассвете начинается.
[justify]У того, кто
