От презрения отца. От растерянности его!
– Зачем вы тут? – я тоже перевожу разговор. – Рассказать, что кое-кто вдруг вспомнил о дочери?
– Если это месть, она блестящая. Он хотел, чтобы всё было по его плану, а ты всё вывернула, – Рудольфус спокоен, он даже чуть-чуть улыбается, самым краешком губ. – Молодец. Но что дальше? Куда ты её?
Молчу. Куда-куда?.. говорят, есть такая Кудыкина Гора. В душе не представляю где она есть, но, быть может, там сходятся точки мироздания?
– К людям? К магам? К неприкаянным? А себя? – де Рэ что-то ищет в моём лице. Наверное, тени ответов. Вот только поиск его напрасный – уж если я не знаю что мне делать, то как я могу ответить ему? Я не таю ответа, я правда не знаю.
Бросить девчонку? Так её уже все бросили. Она точно поломается. Присматривать за нею? а самой куда? Да и как она будет жить в мире магии, сама этой магии лишённая?
– Она хочет быть ведьмой, – де Рэ убеждается, что я молчу не из кокетства, а из растерянности и снова заговаривает. – Ручаюсь за это.
Я тоже ручаюсь. Да и кто, откровенно говоря, не захотел бы обрести силу магии? Помню, когда училась в Академии, то часто слышала такую теорию, что люди развязали войну из зависти к тем, кто оказался сильнее, ко всей магии.
– Мне нужно время, – я нахожу что-то нейтральное, откровенно говоря гнусное и слабое в шаблонных ответах, но это возможность выиграть время. Мне нужен совет. Мне нужен голос природы, мне нужно, чтобы сила подсказал мне путь.
А пока мне нужно, чтобы меня все оставили в покое! Вернее, нас.
Оставили нас, забыли, пока мы не придумали куда идти. Нет, пока я не придумала, потому что девочка на моей ответственности.
Тьма! Во что я влезла? Я за себя-то едва-едва научилась отвечать, а тут? Впрочем, может это мой шанс. Последний шанс извиниться перед Габи. И ещё – перед собой, прошлой, неумеющей смотреть по сторонам и взвешивать свои поступки.
– А что Ричард? – вкрадчиво спрашивает де Рэ. – Я, признаться, был удивлен, увидев его живым и здоровым. да, он встревожен, но что с ним?
А что с ним? Наверное, то, что со мной и Каталиной по отдельности. Растерянность перед расхождением дорог.
– Я пока тоже не знаю, – я отвечаю и сама кажусь себе жалкой со своим ответом. В конце концов, он оскорбил меня! он разрушил мой мир! Он разрушил мирок Каталины, а я не знаю? Он хотел предать нас обеих, хотел низвести в забвение, а я не знаю, всё ещё не знаю что с ним сделать!
Самое ужасно то, что я гоню прочь из мыслей – это то, что я верю в его страдания. Я знаю, он страдает по-настоящему. Он тоже не понимает куда ему идти и что делать. Мы что-то натворили такое неразрешимое, что связаны, сцеплены…
– Не знаешь? – в глазах де Рэ на мгновение вспыхивает огонек и тут же гаснет. нет, он не будет злиться. Он будет разочарован. Во мне, во всех ведьмах разом, потому что сейчас я отвечаю за весь магический род. Я должна злиться и требовать его голову, я должна покрывать дорогу пеплом и перьями, призывая на его голову проклятия, а я?
А я не знаю.
Какое разочарование!
– Что ж, Магрит, – де Рэ овладевает собой, его тон спокоен и равнодушен, – я надеюсь, ты вскоре примешь решение…какое-нибудь решение. И хорошо, если оно будет правильным для всех. мне нужны специалисты по проклятиям в моих рядах.
Для него есть только одно правильное решение, я понимаю. Но я не могу ему ничего обещать. Я даже себе обещать не могу, потому только киваю и радуюсь, когда он, наконец, покидает лачужку.
Приваливаюсь к косяку, почему-то часто и мелко дышу, словно не могу схватить всей грудью воздух.
– Он хочет меня вернуть, да? – Каталина выглядывает из комнаты. Она боится выходить, жмётся к стене, она – слабое беззащитное создание во всех мирах! И я мрачнею, вспоминая, что она не приспособлена и к жизни человечков. Что она знает о людях? Как она будет там осваиваться? Чужая! Для всех чужая!
– Не вернёт, если ты не захочешь! – я рублю так, как должна была рубить словами минуту назад, когда де Рэ был ещё тут, а теперь даже след его истаял, я чувствую пустоту в той сетке магических эфиров, которая никогда не будет доступна Каталине.
– Я не хочу, он меня не любит. Я ему…позор и обуза, – ей тяжко так говорить о себе, но она решается, торопится выпалить это и тут же краснеет.
Я отворачиваюсь от неё, делаю вид что смотрю в окна, хотя на деле я смаргиваю непрошенные злые слёзы.
***
– Очень смешно! – Карлини ворчлив и злобен. Но мадам Франческу таким не напугаешь – что же она? Злого Карлини не видела? Видела! Ничего, ещё посмотрит, зато каков эффект!
Вон, прыгает, вытряхивает остатки злого и колючего борщевика со шляпы и от мантии. Как тут сдержать улыбку?
Франческа ждала его появления с нетерпением. Она хотела показать Карлини свою позицию, но поняла, что слова бессильны. Слова, как сказал какой-то поэт, чьего имени Франческа уже и не помнила, это только дождь…
А дождь не значит. Но ничего, есть один общий принцип – работает и в мире людей, и в мире магов: не дошло через голову, дойдёт через другие места. Вот и открыла мадам Франческа путь к такому «дошло» – в заросли злого, обжигающего, оставляющего уродливые алые пятна и волдыри, борщевика.
От души открыла и тут же прихлопнула, позволяя Карлини сознавать глубину зарослевого падения. Вот он и явился обратно – чего с ним станется? Зато дошло. Через слова было бы дольше, а так – экономия.
Ну, ещё и веселье.
– Ведьма! – плюёт Карлини. – Отродье тьмы, жалкая лошадь!
– Иго-го-го! – соглашается Франческа. – А ты, Карлини, старый осёл! Впрочем нет, осла жаль. ты старый… тьма, как много на свете славных животных!
В глазах Карлини злые огоньки. Франческа знает, что заплатит и за эту выходку, и, зная Карлини, заплатит жестоко. Но как отказать себе в удовольствии? И потом, что ещё с нею можно сделать? Всё уже сделала жизнь, а этому старому ослу остались обломки от того, что когда-то было Франческой.
Впрочем, помнит ли то Карлини? Помнит ли её юность? Её обожающий взгляд на него? помнит ли её восхищение и желание следовать за ним по пятам? Что стало с нею? теперь она послала его в борщевик и не скрывает злорадства.
Она знает – заплатит. Но готова. Недостаток ведьм – они всегда чувствуют, когда у мира копится к ним личный счёт, и когда подходит пора платить. Для Франчески эта пора приближалась, отнимала остатки нерешительности – чего таиться-то? всё равно исход один!
– Не помогло! – цедит Карлини и его губы искривляет нехорошая усмешка, – к твоему сведению, магия всегда оставляет след!
– Как и борщевик, – соглашается Франческа с притворной жалостью, демонстративно глядя на обожжённую докрасна руку старого профессора.
***
– Стой! Не уходи, пожалуйста…– я кричу, но мои слова тонут в бесплотном белом облаке.
Я бегу, но мои шаги застревают. Как в снегу! Только что это за снег? Оглядываюсь – он не искрит и не белеет, он похож на серый, покрытый пылью…
Некрасиво. И страшно. Как я бегу? А я бегу! Только вот зачем?
– Габи! Габи! – я узнаю её. она не изменилась. Она живая. Такая, какой должна была быть. Такая, какую я не сумела сохранить.
Габи идёт быстро, на три или четыре шага опережает меня, а я не могу догнать её, не могу добежать по этому серому плотному снегу.
– Габи! – кричу, мне остаётся только крик.
Она вздрагивает, замирает и резко оборачивается. Лицо спокойное, я видела его ещё до того, как она обернулась, знала, что увижу.
– Магрит, разве ты умерла? – она удивляется. – Разве и ты?..
Умерла, Габи, умерла! Совестью, душой и мечтами. А телом осталась.
– Габи, пойдём домой. У нас будет новое агентство, – я несу всякий бред, я пытаюсь поймать её за руку, а она стоит – бесплотная, тихая, задумчивая. – Габи, пожалуйста, пойдём со мной?
– Куда? – тихо спрашивает она.
Я отшатываюсь. Куда? Куда?! Да что же я вам всем знать должна-то?
Всем-всем? Это и есть ответ. И понимание это столь быстрое и ясное, что мне даже смешно и жарко делается от этого. Я знаю куда идти. Оказывается, я всегда это знала! Просто не могла, боялась признать это.
– Га…– осекаюсь. Под моими ногами, увязшими в сером плотном снегу, странный шум. Словно шелест пакетов и мебели.
Крысы? Откуда под снегом крысы?
Прислушиваюсь. Шум усиливается. Поднимаю глаза на Габи, хочу спросить что она думает об этом и понимаю, что стою одна – дура-дурой, застывшая в пустоте, увязшая в сером снегу.
Кошмар!
Кошмар? Да, если подумать, то это и впрямь кошмар. А почему? Не знаю. Нет, знаю. Шумно. Слишком шумно для ночи и сна. И шум настоящий.
Я вскочила с тихой бранью, сообразив между сном и явью, что шум настоящий и это может значить только одно – кто-то пожаловал в гости.
Друг или враг? Кто приходит ночью? Тот, кто хочет помочь, или, скорее, тот, кто хочет убить? Вернее всего тот, кто тоже не знает куда и зачем ему идти!
Зато я знаю. Иду на шорох бесплотной тенью, вниз и вниз – убеждаюсь, что Габи ещё спит, не тронутая этим пугливым и неладным шорохом, взвожу заклинание в боевую позицию.
Нужен только миг, один миг, и я швырну во врага четыре заклинания сразу – лед, огонь, паралич и замедление. Стандартный набор из заклинаний, которые составляют единый набор нападения – магия из разных сфер, трудно её заблокировать, что-то да попадет в цель.
Главное, выбрать момент!
– Стоять! Убью! – магия пульсирует на кончиках пальцев, но уже неуверенно. С меня пример берет! Но мне есть от чего растеряться.
Я не ждала де Рэ, но могла понять его приход. И даже если бы заявился Карлини, я бы тоже поняла, потому что его появление какая-то часть меня ожидала и была бы даже рада, так как теперь я знала куда должна пойти.
Но вот прихода Ричарда я не ждала.
– Нет, – мрачно отозвался он, – это ты лучше стой, а то уже я тебя убью. Стой, договорились?
(*) (История Магрит в рассказах «Об одном доме», «Благое дело», «Чёрный Сад», «Спящее сердце», «Разочарование», «Без вины», «Руины», «Неудачница», «Искушение», «О терпении», «Метла», «Без надежды», «Неправда», «Из первого пепла», «Лучше промолчать», «Из пепла второго», «О начале падения», «О тёмных мыслях», «О первой правде» и «Главная проблема ведьм»)
