И вот, когда я уже почти успокоился, и предвкушал радость от предстоящего безделья, как обычно закинув ноги на центральный пульт рубки, Мать вдруг решила кое-что выяснить:
– Ну, может теперь, когда мы одни, и никто не мешает, ты просветишь меня, почему это ты решил называть меня при этих несчастных юменжах – «Госпожой»?
Надо же! Моя ласточка хоть что-то во мне ещё не понимает!
– Господи, Мать! Это же так просто! Во-первых, я хотел, чтобы они знали – нас на корабле много, и я – только подчинённый. Ну, а во-вторых… Чтобы не слишком уж увлекались этой опасной игрушкой – Демократией.
В критических ситуациях – вот, как у них сейчас! – власть всё равно, я считаю, должна быть в руках сильного человека. Готового на жертвы и жёсткие решения ради блага своих людей. Готового принять груз Ответственности.
Этот… парень… Мне понравился. Он сможет возродить их чёртову птицеферму.
– Ты что, забыл, что я снимаю твою чёртову энцефалограмму?! Ну-ка, договаривай!
Вот ведь зараза! Любит она у меня комплименты! Ладно – пусть слушает. Заслужила.
– Да, солнышко моё – это было ещё… Как бы… Выражение моей Благодарности. Что удержала меня, и не дала совершить… Роковую ошибку. А то бы меня совесть замучила.
– Чего-чего?!
– Совесть, говорю. Можешь ржать, сколько твоей душеньке угодно, но фрагменты чего-то такого у меня остались. И теперь-то я понимаю, что никакие они не варвары, и гнусные твари. А просто доили своих коров, ели своих свиней, и стригли своих баранов…
Но – заявляю сразу: меня вегетарианцем тебе не сделать!
