Заложник своего ...уя.
1. Переговоры: трудное начало.
«… вот уж только этого мне и не хватало!
Но, думаю, стошнило её всё-таки не из-за того, что она беременна. Нет. Наверное, всё же – чем-то отравилась. Потому что от мучений и газа в лицо у меня ещё никого не…
Ладно, лужу я, конечно, вытер. Но всё равно пришлось включить вытяжку, и ждать минут десять, пока выветрится омерзительный кислый запах. Да и настроение она мне, конечно, испортила. Не говорю уж – настрой сбила! И придётся теперь тащиться в какую-нибудь дальнюю аптеку, за пробником на беременность…
А то ещё возьмёшь вот так, не зная, грех на душу – потом совесть будет мучить. Что, дескать, изверг я рода человеческого и ирод поганый – загубил чью-то молодую, ещё не рождённую, жизнь… А я и загубил бы! Если б точно знал – что там – девочка!
Этих тварей сколько не убивай – всё мало! Они же – как кошки. Живучие. И плодятся – куда там нам, мужикам! А уж сколько гонору и д…рьма там, внутри!
Вот, кстати: хорошо хоть, что у ней нет диареи. Хотя…
Кто её знает?! Вдруг через какое-то времени её и с того конца – …!
Ладно. Оставляю дамочку лежать на полу, с чуть приподнятыми верёвкой руками – подтяну, если что, к потолку – попозже. Оглядываюсь. Всё в порядке. Не сбегут.
Выхожу через тоннель, и захожу в дом. Переодеться. В то, в чём хожу по улице. Очки. Пусть стёкла и всего минус ноль пять, но конкретно, как сам вижу в зеркале, изменяют мою внешность. Делают, как бы… Интеллигентней! Хе-хе…
А если ссутулить спину, и нахмурить брови, будто у меня что-то болит, как делаю иногда для маскировки – так и вообще – место в общественном транспорте начинают уступать!.. Это – мне-то!
В аптеке, расположенной в трёх кварталах от дома, повезло: там имеется небольшая даже как бы очередь – до меня трое, и, пока они закончились, подошло, встало за спиной, ещё двое. Всем, что ли, приспичило?! Говорю продавщице:
– Тест на беременность, пожалуйста.
Она спрашивает:
– Вам – какой?
А поскольку я в этих делах не очень шарю, нагло говорю:
– Самый дорогой, конечно!
Ну, она искоса так на меня поглядывает, пока направляется к какому-то совсем уж далеко стоящему шкафу. Правда, пока в ящике роется, уже смотрит только туда. Деловая такая вся – тебя бы ко мне «на приём», тогда б ты пошустрей пальчиками-то перебирала, копуша чёртова… Но вот и оно – несёт свёрточек. Цену называет непомерную.
Плевать. Я – умный. Кредитку не свечу – плачу наличкой!
Забрал, ушёл. Но в отражении в стекле двери вижу, как двое женщин, стоявших за мной, нагло пялятся в спину! Да и продавщица – туда же! Странно.
Чего-то заподозрили, что ли? Или просто хотят из зависти позлорадствовать: вот, дескать, мужик – под пятьдесят, а неосторожен! Заделал своей любовнице (Или уж – законной половине!) – ребёночка! А ему бы сейчас – не детей, а – внуков!..
Плевать. Главное, что благополучно добрался я до дому: никто не идёт следом.
Теперь переодеться, и – проверить!
Захожу в свой «пыточный» подвал, и вижу неприятную картину: снова мою новую козу стошнило! Спрашиваю у Надечки:
– Давно её вывернуло?
Надечка у меня с норовом. Но тут решила ответить:
– Минут пять назад.
– Ага, – говорю, положив на свой рабочий стол свёрточек, и снова иду за ведром и тряпкой. Убрав отвратительную жижу, от которой ещё сильнее пахнет кисляком, говорю:
– Вот ведь зар-раза. Нашла способ отвертеться. Ну, на первое время.
Надечка говорит, этак, с присущей только ей изощрённой издёвкой:
– А чего ты теряешься? Так даже интересней! Развернёшь её передом, она и облюёт тебя в самый подходящий момент! Экзотика! Разнообразие! Экстрим! Ты же, насколько помню – как раз за этим и гоняешься?!
Ах, вот как она заговорила… Ну ладно. Сейчас я тебя, голубка моя говорливая!..
Отвязываю тихо постанувающую даму, – Лизой, насколько помню её документики, зовут! – от верёвки на блоке. Ножки отвязываю от колец в полу. Руки развязываю тоже – чтоб перезакрепить на крюке на цепи, нужно одеть наручники. Чтоб поднять с пола, поворачиваю на спину.
И тут она вдруг перестаёт прикидываться, широко открывает полуприкрытые глазки, и как врежет мне с правой! И на ноги как вскочит! Я отвалился, перекатился, головой потряс.
Искры из глаз так и сыпались! (Хорошо хоть, пол – кафельный! Был бы из досок – точно вспыхнул бы! Шутка.) И в ушах – звон! Но не повезло коварным дамам, явно обговорившим и спланировавшим эту провокацию заранее – пока я ходил до аптеки.
Сознания я не потерял.
И даже смог блокировать и остальные удары, когда она подскочила, пытаясь въехать мне и с носка – в челюсть, и пяткой лягнуть!
И тут уж я «нежничать» или миндальничать не стал: блокировал, блокировал… А потом, когда эта дрянь попыталась в маунт зайти, тоже – врезал ей от души!
Только не в челюсть: ещё сломаю со злости, а – в живот!
Ну и снова эту сволочь вывернуло буквально наизнанку! Еле увернулся!
Тьфу ты…
Скотина ты, думаю, глупая. Чего ж ты на меня в таком состоянии – полезла?!
С другой стороны, понимаю, что другого случая я ей, вот именно, не предоставил бы. А уж после «обработки» ей бы точно было – не до махания ручками-ножками.
Ладно. Скручиваю ей руки – за спиной. Подвожу к противоположной от Надечки стене. Беру с гвоздя наручники. Сковываю руки. Пока – спереди. Приковываю к крюку так, чтоб руки эти и тело были натянуты, как струна – то есть, повыше. Она молчит – а чего тут скажешь?! Обломился их с Надечкой коварный план отправить меня в нокаут!
Хоть она и спортсменка – я как-то не придал значения тому факту, что в её документах – второй юношеский по боксу. Всё верно: удар поставлен. Но – женский удар. Да к тому же она просто из другой весовой категории. Не то что я – полутяж. Мужской.
И вот она на меня смотрит. Молча. Во взгляде – и отчаяние, и боль, и злость.
Вот за это я своих женщин и уважаю. Дарят мне – «целую гамму эмоций»! Отошёл только через минуту «любования».
Подхожу к Надечке. Та начинает ругаться и плеваться. Норовит – в лицо.
Ерунда.
Отпираю её наручники, взваливаю на плечо. Переношу на малый крестовый станок. Дерётся она, конечно – куда слабей моей «отравившейся» Лизочки!
Да и сил в вывернутых из плечевых суставов руках – уже нет.
А я специально их туда не вправляю. Чтоб ещё какой глупости не выкинула: вон: Валечки с её волшебной куночкой – я уже лишился! А были бы у неё вывернуты суставчики – фиг бы накинула цепь на крюк, да удавилась бы…
Но вот ручки и плечики, и все волосики с головки моей милой Надечки и собраны в пук, и закреплены на крестовине. Теперь – пояс. А теперь можно и ножки расковать от их «наножников». И привязать к противовесам!
Готова. Поворачиваюсь к новенькой:
– Смотри, дорогая! Сейчас из-за того, что ты – не в форме, и пытать тебя – никакого кайфа – страдания за тебя будет принимать совершенно для тебя чужая женщина! Которая, впрочем, наверняка и подзуживала тебя врезать мне в челюсть! Чтоб затем убить.
Я на свой счёт не обольщаюсь: да, я – гнусный садист и убийца! Так что смерть уже… э-э… Пятнадцать раз заслужил.
Но раз ваш коварный план не удался – придётся теперь мне поднапрячь воображение. И убить вас обеих. Какими-нибудь особо изощрёнными способами.
Ну, вернее – Надечку-то я точно – убью!
А тебя – только если ты и правда – не беременна!
Она не удерживается от шпильки. Шипит голосом едким, как серная кислота:
– А если – беременна?
– А если беременна – то будешь сидеть здесь, в подвале. На цепи. Надечкиной. Она, думаю, сегодня освободится. Нет, не Надечка – а цепь! И выбор у тебя небогатый: ты или выкинешь – от шока и «отрицательных эмоций», или уж родишь…
Роды принимать я умею!
Не бойся: ребёночка сдам в беби-бокс. Я, хоть и садист, но детей и старушек – не трогаю!
– Ой, скажите пожалуйста, какие мы оказывается принципиальные! И добрые!
Начинаю смеяться. Вот уж подпустила желчи в голос! Видать, ещё не вся вышла с рвотой. А ничего. Пусть повисит, полюбуется. Ведь если она – не беременна, пытать буду – по-полной! Но пока…
[left]Беру плеть, и от души занимаюсь Надечкиной промежностью и куночкой. Да так, что свист от ударов стоит в воздухе оглушительный – иногда даже громче, чем Надечка визжит! Вот теперь она и стонет, и воет, и дёргается так, как
