-- Он здесь старший?
-- Нет. Не он. Джон Скотт. Он старший менеджер. Но его сейчас нет, вместе с Биллом в командировке. Билл – этой мой муж. Отец Майкла. – она кивнула на сына.— Скотт завтра вернется, а муж через три дня. Мы по скайпу с ним часто разговариваем. Скотту надо проверить этих… в чёрном.
-- В чёрном? – сделал вид, что не понял я.
-- Да. Этих. На буровом поле. Привозят партиями. То ли арабы, то ли русские. Они крутятся вокруг скважин. Чему-то их обучают инструктора. Местных редко специалистов приглашают. Да, и наши особо и не рвутся. Хотя, там и платят прилично. Но после того, как этих… привели в магазин, они пошли в бар, и стали приставать к женщинам. Мари – официантка ответила. Дала пощёчину. Тут, что приставал к ней, выхватил откуда-то нож… Посетители заступились. Здесь же Техас… Два трупа пришлых. Начальник службы безопасности примчался сразу. Он суров. Страшен. Лицо и руки в шрамах, уши переломаны. Его все боятся. Когда он увидел всё это, то надо было ему выплеснуть злость… Одним ударом переломил верх барной стойки. А там доска в три дюйма. Он как грохнул кулаком… Проломил. Кому-то позвонил. Через полчаса было много народу. Но все американцы. Всех опросили по двадцать раз. Полиции настоящей не было. Все в штатском или полувоенной форме. Были и военные. Тех, кто убил … дикарей даже не арестовали и не уволили. Но той же ночью все уехали. Трупы исчезли. В лагере тогда двое из местных работали. Они рассказывали, что дикарей сгоняли в грузовики. Они хотели приехать к нам, чтобы отомстить за своих. Про них рассказывали, что в основном, с Ближнего Востока. Арабы. Было несколько из России. И белые и чёрные. Ну, не такие как арабы, немного другие. Между собой они все разговаривали на арабском.
-- А почему решили, что русские?
-- К нас двое русских работает. Тот, кто был в лагере, услышал русскую речь, подошёл к ним. Поговорили. Сказал, что кто-то был с Кавказа, кто-то из других городов. Я не знаю Россию.
-- А второго русского не было рядом?
-- Второй – это Джон Скотт. Наш сосед. Он самый главный. Завтра будет. Потом два месяца не было никаких визитёров в лагере. А теперь одни приезжают, пробудут месяц, одна-две недели перерыв и снова новых привозят. Но в город их не пускают. Вот и охрана катается круглые сутки. Никого к ним не пускают, но и их не выпускают. И беспилотники кружат периодически. Один раз, рассказывали, ночью, кто-то из этих… попытался в город пробраться, так пришлось охране в воздух стрелять. Когда его задержали, он кинулся на них. Звери. Животные.
-- Они, что нефтяники? – наивно спросил я.
-- Да, ну, скажете тоже. Нефтяники. Бандиты. Их учат, как взрывать скважины! Террористы! – шёпотом, наклонившись, сказала она.
-- Что вы говорите! Какой кошмар!
-- Да, мне муж по секрету сказал. Надеюсь, что вы никому не скажете?
-- Ну, что вы. Я уже забыл про это. А как вы здесь живёте? Скучно?
-- Мне не скучно. Сами видели, какой он быстрый. Только и успеваю ловить. Да, и весь дом на мне. Муж часто бывает в командировках. Весь дом на мне. Очень тяжело. Подруг я здесь не завела. Так… приятели. Мы с соседом только и дружим. С Джоном. С русским. Да, какой он русский! Давно уже живёт. Только лёгкий акцент его выдаёт. Давно уже в компании работает. Требователен к себе и к окружающим. Всё по инструкции. Педант. Если, не знаешь, что русский, можно сказать, что немец или англичанин. Когда на работе. А в компании – весел, много шутит, рассказывает истории, он немало поездил по миру. Был на Ближнем Востоке. Особо не церемонится ни с начальником охраны, ни с этими, что приезжают. Если, что не так, может и кулаком приложится. По нему многие дамы тут сохнут. Но он как кремень. Шутит, улыбается, но не более того. Тут даже пари устраивали, когда много народу было, что кто его первая соблазнит.
-- И кто выиграл?
-- Никто. Говорю же – железный.
-- Может, гей?
-- Нет. Не похоже. Муж говорит, что у него в России осталась семья, но он почему-то не привозит их и к ним не ездит. Но человек хороший. Майкл у него с рук не слазит. Джон ему всё позволяет. Он по нему ползает, как хочет. А Джон только смеётся. Вот. Посмотрите.
Она вытащила с нижней полки журнального столика альбом с фотографиями.
Полистала. Протянула. Вот ты какой Джон Скотт. Мужчина лет пятидесяти счастливо улыбался, когда мальчишка сидел на шее и куда-то тянул руку, что показывал. Оба счастливы.
Рост метр восемьдесят, судя по отношению к телевизору, рядом с которым их фотографировали. Блондин с седыми волосами. Волосы чуть длиннее средней длины зачёсаны наверх и назад. Лицо круглое. Лоб большой, выпуклый. Хорошо развиты надбровные дуги. Брови прямые, имеются вкрапления толстых седых волос. Уши правильной формы. Немного оттопырены, мочки ушей не приросли. Скулы высоко посажены. Глаза светлые. Разрез глаз. Нос прямой. Носогубная складка. Верхняя губа. Нижняя губа. При улыбке видна ассиметрия лицевых мышц. Больше улыбается правой стороной. Травма? Инсульт? Подбородок хорошо выражен. Круглый. Немного раздвоен. Типично русское лицо. Только причёску измени, покороче подстриги, и не отличишь от миллионов соотечественников.
На правой руке виден шрам от большого ожога. Рукав скрывает весь шрам. Но, похоже, что не маленький.
Видимых татуировок, шрамов, родимых пятен не видно. Только веснушки. Конопушки.
Мальчишка подошёл ко мне с игрушечным вертолётом. Я опустился на пол.
-- Ну, что, маленький хулиган, поиграем?
Он что-то ответил на своём языке.
-- Как будем играть?
Взял у него вертолёт и начал возить его по ковру. Пропеллер крутится. Мальчишка счастливо смеётся. Хлопает в ладоши. Пытается сверху схватить его. Останавливаю руку. Пропеллер остановился.
-- Э, нет, дружочек, так опасно. Так нельзя. Пальцы поранишь!
Пацан внимательно смотрит на меня.
Начинаю катать. Он снова пытается схватить сверху. Останавливаю. Потом беру его руку, кладу сверху свою ладонь и мы вместе катаем этот вертолёт.
Глядя на пропеллер, у меня появляется мысль. Мальчишка счастлив. Он смеётся. Мать тоже рада. Ей хорошо, коль сыну хорошо.
-- Знаете. Приходите в гости через три дня! У мужа день рожденья! Мы будем рады.
-- Не знаю. Мне, право, неудобно…
-- Приходите. Я вас очень прошу. Будут гости. Соседи и так будут шушукаться, что вы спасли.
-- Так, вроде никого не было. Никто не видел.
-- Это вам так кажется. Сразу видно, что не местный. Тут каждый дюйм под контролем видеокамер. И все пожарные сигнализации выведены на один пульт. На тот, что и все камеры. У меня такое ощущение, – она понизила голос, приблизилась к моему уху – что они слышат и видят, что в домах происходит. Как будто всё один большой аквариум, и мы – участники какого-это эксперимента. Громадного, жестокого, когда всех стравливают между собой. А если что-то пойдёт не так, то выпустят дикарей с площадки, и они, всех нас перережут с большим удовольствием. Чтобы отомстить за тех двух. По их обычаям, как говорят, женщина нанесла им оскорбление, ударив мужчину. И то, что их убили, ещё больше усугубляет их ненависть к нам.
-- По-моему, вы всё преувеличиваете. Вы в США, а не на Ближнем Востоке. Всё будет хорошо. Не переживайте!
-- Вам хорошо! Вы уедете! А мы останемся.
-- Муж не может попросить перевода в другое место?
-- Сейчас у нефтяников везде сокращения, хорошей работы нет. А ничем другим не хочет заниматься и не умеет. Он может часами увлечённо рассказывать о скважинах, о наклонном разведывательном бурении. А если они выпьют и выйдут на улицу покурить с Джоном, тот курит, муж нет, то их приходится буквально силой загонять за стол. На работе не могут наговориться!
-- Соседи не ругаются, что дым идёт на них? Ещё не выставляют счёт за подорванное здоровье, возможность, что в будущем они заболеют раком?
-- Было пару раз. – она кивнула.
-- И не бросил?
-- Джон – хитрый. Он говорит, что все русские такие. В доме курить нельзя, сигнализация сразу сработает. Так он открывает в камине у нас заслонки, зажигает свечу, ставит её в камин, усаживается пол или на пуфик и курит в камин. Тёплый воздух от свечи вытягивает весь дым вверх в дымоход и дома не пахнет.
-- Действительно хитро. – я засмеялся – Интересный человек.
-- Приходите. Он вам поможет с участками. Он всё вокруг знает. Где есть нефть, а где нет ничего. Вокруг полно заброшенных земель. Вы сами будете бурить?
-- Ещё не решил окончательно. Думаю куда вложить деньги. Нефть, мне кажется очень перспективным проектом.
-- Я в этом слабо разбираюсь, а вот мой муж и Джон вам всё расскажут очень подробно. Приходите.
-- Приду. Только не ради нефти. Ради вашего сына. За столом про участки не стоит говорить. День рожденья. Значит, надо про новорожденного говорить. Что он любит? Что подарить? Неудобно как-то с пустыми руками.
-- Ничего не надо. Что вы! Просто приходите. Вы нам сына подарили!
-- Я не дарил. Просто спасла хорошая реакция.
Демонстративно посмотрел на наручные часы.
-- Откланиваюсь, Эшли. Мне ещё в мотеле устраиваться. Устал. День очень насыщенный был. Нужно отдохнуть.
Мальчуган подбежал и ухватился за штанину.
Поднял его. Лицом к лицу.
-- Веди себя хорошо! Слушай маму! Мама плохого не посоветует! И не бегай на дорогу. Понял?
Тот тянет руки к лицу. Приблизил. Он обнял меня за шею.
-- Вы – хороший человек! Вас дети любят.
[justify]-- Пока только ваш. Я с детьми не умею общаться. Мой живёт
