Томах поскользнулся!
- Да, и хрен с ним!
- Упал в ручей?
- Хуже!
- Сел на бревно...
- И что?
- Воет. Похоже, что детей у него уже не будет.
- Таким как он размножаться нельзя!
- Скорее!
- Да, сбросьте его в ручей. Там остынет!
- Охладит яйца!
Очередь снова пришла в движение. Автомат в руку, в готовности, если падать, задрать над собой.
Бревно облеплено глиной. Первый взвод постарался. Медленно. Осторожно. Бревно "играет" под ногами. Осторожно. Шаг. Еще шаг. Из-под сапога срывается комок глины. Стоять! Стоять! Бревно играет. Еще шаг, прыжок - все! Перебрался. Чёрт! Скользко, вещмешок чуть не утянул назад.
Место такое, что нельзя остановиться и помочь тому, кто сейчас переходит по бревну. Только вверх. Только вперед. Мокрая трава и глина, вспоротая каблуками первого взвода. Только бы не упасть назад!
- Славян, держи! - Муратов протягивает свой автомат. Схватился за ремень, выполз.
Время есть перемотать портянки и подышать. Покурить, хлебнуть воды из фляжки.
Вот и вся рота перебралась. Никто не упал, не поскользнулся. Хуже всего, конечно, было четвертому взводу. Там уже было не бревно, а огромный, вытянутый комок глины, крутящийся под ногами.
- То-то колхозники обрадуются, когда придут переправляться через ручей.
- По фигу!
- Факт!
- Рота строиться! Не отставать! Бегом марш! Шире шаг! Шире шаг!
Снова бег по пересеченной местности. Всем уже наплевать на внешний вид, расстегнулись до пупа. Пот не смахиваем, не имеет смысла. Он просто капает на дорогу. От взбитой пыли над колонной висит облако, которое оседает на нас. Пот, грязь, пыль - это все про нас. Снова мозг выдает армейскую прибаутку:
"Жопа в мыле, морда в грязи!
- Вы откуда?
- Мы из связи!"
Это про нас!
Строй начал растягиваться. Силы. Силы покидают. Воздуха просто нет вокруг. Он исчез. Как рыбы на берегу, полным ртом хватаем воздух, а его нет. Только малая толика попадает в легкие!
По колоне пронеслось
- Пинькин отстал!
- Бля!
Три командира отделения и я вышли из строя, потянулись в конец колонны. Макс Пономарев, Полянин за нами. Пинькин стоял на коленях и мотал головой.
- Вставай! Вперед!
- Нет! - Олег стоял на коленях и мотал головой.
- Вставай, белая обезьяна!
- Сучий потрох!
- Пинькин - ты старая больная обезьяна! Гамадрил хренов! Встал, и вперед!
Олег стоял на коленях и мотал головой. Вот уже мимо нас пробегали последние из четвертого взвода.
- Ну, что разбираем его барахло, и потащили! - я сплюнул сухим ртом от злости.
Из других взводов, таких же как Пинькин тащили на себе. Они уже были на подходе.
Стали снимать с Олега оружие и амуницию. На четверых разобрали. Забрал автомат и ремень с рожками, фляжкой и штык-ножом.
- Поляна, Пономарь! Вам - тело обезьяны!
Они кивнули.
- Побежали?
- Догоняем наших!
- Да!
Побежали. Тут раздался крик отчаянья Пинькина.
Мы обернулись, Вадик и Макс подхватили Пенька. Его руки взвалили на свои плечи. Он начал вырываться и кричать:
- Дайте мне штык-нож! Я убью себя! Дайте мне штык-нож!
- Вперёд, сука! Заеб...л ты уже!
- Может ему морду расколотить? - Мазур
- Время! Время! Некогда! Потом! Взвод брошен.
- Потом. Я с ним лично физподготовкой займусь! Осёл! - Гурыч был зол.
Догнали взвод. Теперь еще второй автомат, пинькинский ремень со всем барахлом вист на шее.
В кустах слева раздался один за другим два взрыва.
- Нападение слева!
- Занять оборону!
Прыгаем вправо, ломая кусты!
- К бою!
- Огонь!
Предохранитель вниз. Передергиваю затвор пинькинского автомата! Нажимаю на курок. Сухой щелчок вместо выстрела.
Мозг реагирует. Не понимает толком, то ли это офицеры взорвали пару взрывпакетов, то ли на самом деле на засаду напоролись! Почему патронов нет?
Еще раз затвор назад, снова на спусковой крючок.
- Атака отбита!
- Бегом марш!
- Шире шаг!
- Не растягиваться!
- Шире шаг!
Эта бестолковая остановка сбила дыхание, потеряли темп.
Снова бежим. Темнеет, уже не видно дороги, только ориентируюсь по спине бегущего впереди.
Команда "вспышка". Уже и не видим куда падаем. Уже все по фигу. Уже всем все равно. Лежать бы так в этой сырой, приятно охлаждающей тело, грязи! Уже нет сил, желаний, воли.
- Встать! Построились! Бегом марш! Шире шаг! Не растягиваться!
Бежим. Снова бег. Какая сволочь здесь корни деревьев подсунула? Зачем здесь эти корни? В темноте их не видно. И спотыкаешься о них.
Сколько еще бежали - знают только ноги. Они уже не передвигаются. Носки сапог не поднимаются, они, кажется, волочатся.
- Шире шаг! Не растягиваться! Сомкнуть строй! Повысить бдительность! Место предполагаемой засады!
Шире шаг! Шире шаг! Да, пошел ты, Зёма, со своим "шире шаг"! Так и хочется сдохнуть! Как Пинькину, заколоться ножом. И катись всё - провались! Или тебя, ротный заколоть. Длинным -- коли! Коротким -- бей!
- Шагом! Марш!
Не сразу поверили этой команде. Шагом! Мы можем, умеем ходить шагом! А, не бегать! Показались огни. Это же Ягуновка, чуть в стороне, а, вот и площадки с техникой! Мы дошли! Мы пришли! Мы прибежали, мать его! Мы сумели!
Триста метров до столовой мы дошли. Перед столовой солдатской горел тусклым светом одинокий фонарь. Построились. Посчитались.
Подошли отставшие. Отдали Пинькину его барахло.
- Пенёк! Обратно с полигона, ты впереди меня побежишь, я штык-ножом тебе в зад буду колоть. Не поможет - загоню лезвие в анус с проворотом!
Ужин! Мы пропустили все сроки. И нам досталась какая-то похлебка. В котелки полные солидола, бухнули мутную жижу. Мне попалось несколько волокон варенного лука. Я, подумал, что это была луковая похлебка. Кому-то часть капустного листа. Он полагал, что это были щи. А, кому-то - половина картофелины. Этот счастливчик полагал, что был картофельный супчик.
Торопливо хлебая это тёплое варево из своих котелков, мы вкушали пищу богов. Ничего вкуснее в жизни, ни до, ни после, никто из нас не ели. Говорят, что французы -- великие кулинары. Не пробовал, но, искренне считаю, что тот суп, после первого в жизни марш-броска, лучше всей французской кухни!
Оружие - в ящики возле дневального. Вечерняя поверка. Да, кто сейчас в самоход уйдёт?! Спать!
Упали в палатки. Шинель из скатки, поверх одеяла, ноги гудят. Спать! Что снится после такого марш-броска? Ничего. Только закрыл глаза, и, кажется, сразу команда:
- Рота, подъём! Выходи строиться на утреннею зарядку! Форма одежды номер два!
- Какая, в гризду, зарядка!
- Какая вторая форма!
- Голый торс!
- Они, что уху ели с утра?
- Я сдохну сейчас, не дожидаясь зарядки!
- Сапоги!!!
Мокрые, грязные сапоги за ночь не высохли, но замерзли, скукожились, носки задрались вверх, портянки, обмотанные вокруг голенищ, замерзли. Кое-как намотав портянки, затолкав ноги в сапоги, построились.
На траве был иней.
Зарядку проводил командир роты. Снова в спортивных трусах, кроссовках, по пояс голый. Если мы зябко поеживались, Зёма, приплясывал на месте, боксировал с тенью. Все тело болит после вчерашнего, но появляется злость. Злость на всех и вся. На ротного. На личный состав. На себя. Какого хрена я тут делаю? Для чего? Вот так прожить всю жизнь? Зачем? Да, отец военный, но не думал, что он также страдает фигней!
Зачем?
После пробежки до шоссе, вспомнилось, что когда привезли на полигон на абитуру, еще удивился, вдоль дороги было три вытоптанных глубоких колеи. Не мог понять, что такое. А, потом сообразил, когда сам бегать начал, что это следы от колонны по трое. Не зарастет эта колея через много лет.
Пробежка. Отжимание. Приседание. Снова пробежка. Когда прибежали в лагерь, то от нас уже валил пар, пот тек. Сапоги размялись, снова мягкие. Мокрые, тяжелые, но мягкие.
Грязь. Грязь повсюду. Грязь и вода в лужах. Вода и грязь. Только на траве чисто. Чисто и мокро. Сыро. Сыро везде. И всегда. Мокрая палатка. Влажная постель. Сапоги по пуду массой. Одежда пропитывается влагой. Сапоги состоят из воды. Ученые рассказывают нам сказки, что мы на 80% состоят из воды. А, наши сапоги, пожалуй, на все 98%. А, голенища сапог и подошва - лишь оболочка, чтобы удерживать эту воду.
Пища - то же самое, что и на КМБ. Мы были рады этому, как собака палке. Ели из котелков. Тех самых, что не обтерли от солидола. Химический привкус от смазки перебивал весь отвратительный вкус еды, от этого она становилась более омерзительная.
Занятия. Перво-наперво - это тактика!
Преподаватель - полковник Чехоев. Любимая фраза: "Кто любит тактику - ездит на белой "Волге". Кто не любит тактику - ездит на ишаке!" И после каждого предложения, для связки предложений и мыслей он постоянно вставлял слово "блядь"!
И ещё было у него любимое словечко "чама". Иногда, было и производное "чамко". Что оно означает, никто не знал. В училище было две версии. Первая, что "чама" -- это производное от "чмо". Была другая, более оригинальная и менее оскорбительная, что Чехоев - осетин, и "чама", в переводе с осетинского - "воин". Никто не знал. Никто не спрашивал у грозного полковника, и все тешили себя мыслью о второй версии.
Отделение в обороне. Оказывается не просто так сидеть и обороняться! Нужно каждого грамотно расставить. Показать ему сектор стрельбы, чтобы у каждого бойца была карточка огня. Сектор огня. И чтобы мог с соседями перекрываться огнем. Указать ориентиры.
- Пока все это сделаешь, то не только бой закончится, но и война стороной пройдет.
- А, ты, то воевать хочешь, что ли?
- Воевать не хочу, но и вот такие карточки огня рисовать - тоже желания нет.
- Ориентир должен быть понятен солдату! - Чехоев командным, хорошо поставлены голосом доводил до нас основы победы в бою - Вот сейчас, товарищи курсанты, скажите, какой вы видите ориентир?
- Бык!
Напротив нас пасся привязанный к палке бычок.
- Очень хороший ориентир, товарищ курсант! Сейчас бык вырвет палку, и что? Ориентир "Бык" ушел? Что еще видите? Могу подсказать. Например, ворону, что летит и сереет над лесом. Куда она летит?
- Не знаю. По своим вороньим делам.
- Чама! Я не спрашиваю зачем она летит, а куда?
- На х...?! - голос сзади.
- Возможно. Но, солдата в бою не будет интересовать ее половая, личная и семейная жизнь. В какую часть света по компасу она летит?
- Не знаю!
- Долбоёб! - полковник в сердцах сплюнул в сторону - Вот поэтому и учите тактику - мать вашу, блядь! Тьфу. Пришел на местность, определись по сторонам света. Где север, а где юг. Чтобы бой правильно вести и людьми командовать! Вон, там север, А, ворона летит на северо-восток! Вот и командовать можешь бойцу, что ориентир - северо-восток, а проще - хвост вороны. Но, когда боец начнет поливать очередями из АКМ, а того еще хуже из зенитной установки по вороне, то, он, конечно же, в нее не попадет, а ворона начет метаться, так он и будет весь боекомплект не по противнику расходовать, а по испуганной вороне. А, она, со страху-то, может, и в тыл полететь, и что тогда? Тогда, боец, стреляющий по вороне, застрелит своего командира - идиота, который дал ему такой ориентир. И туда ему дорога, вместе с его
