выскакивали и менялись с тем, кто в кабине.
В кузове хорошо! Тепло! Девчонки ходят по городу. Особенно понравившимся кричали, махали руками! И сколько же много красавиц бродит в одиночном порядке! И никто их не любит! А тут полный кузов молодых, здоровых парней готовы любить всех девчонок города Кемерово и Кемеровской области!
Я тоже, хоть и потел за рулём грузовика, а всё равно старался рассмотреть местных красавиц. Жаль, что нельзя в присутствии милиционера посигналить им. Привет, девчонки! Скоро отпуск!
Хитрый дяденька мент говорит мне:
- Прижмись вправо, запаркуйся.
- Э! Нетушки! Там знак стоит!
- Да, мне в туалет надо! - почти взмолился принимавший экзамен. - Придавило, там кусты густые, не видно будет. Давай паркуйся. Это не провокация! Обещаю! - он уже коленками начал сучить.
Но я тоже не лыком шит!
- Ставь отметку, что всё сдал - тогда припаркуюсь. Иначе, на этой улице вообще остановка и стоянка запрещена! - и поддал немного газа.
- На! - милиционер нарисовал напротив моей фамилии, что всё сдал.
- Пожалуйста! Писайте!
Сам вышел из кабины и полез в кузов.
- Следующий!
- Пинькин! Давай рули!
- А куда милиционер делся?
- В туалет. Приспичило.
- Обоссался?
- Не знаю. Не спрашивал.
- Наверное, он посмотрел, что Пинькин следующий, вот, и чтобы потом не выскакивать на ходу.
- Не знаю. Вернется - спроси.
Вот и курсант и принимающий в кабине. Поехали.
Олег резко бросил сцепление, машина дёрнулась вперёд, нас откинуло назад.
- Пенёк! Убью!
- Не дрова же везёшь!
И поехали! Олег "ловил" дорогу, дёргая руль. Мы держались за борта кузова, чтобы не упасть, матеря Пинькина и всех его ближайших родственников.
Переезд через трамвайные пути... Пинькин тихо вползает на эти пути, и глохнет машина.
Всё бы ничего, только трамвай показался. Трамвай начинает тревожно звенеть, мол, освободите дорогу!
Мы начинаем барабанить по кабине:
- Пенёк!
- Сука!
- Убирай машину!
- Пора из кузова прыгать?
- Кто поближе - дайте по морде, чтобы проснулся.
Кто-то заглянул в кабину.
- Пиз...ец! Он под руль спрятался!
- Уё..ок!
- Заводи!
Милиционер уже сам, благо, что педали были дублированы, завёл машину, врубил передачу, и машина прыгнула вперёд. Мы попадали в кузове, но никто не обиделся. Трамвай пронёсся мимо. Все вытирали пот. Кто пилоткой, кто рукавом.
- Пронесло.
- Не говори!
Пинькин вынырнул из-под руля и припарковался. Милиционер вышел из машины и пошёл в кусты.
- Видать обосрался.
- Я тоже.
Следом за милиционером рвануло пол кузова курсантов. Полегчало...Заодно и покурить можно. Хоть и по-быстрому. В кузове-то нельзя.
Пинькин забрался в кузов. Где ему досталось как морально, так и физически от нас всех.
Остальные сдали. Милиционер, когда закончили сдавать, долго и внимательно смотрел на Пинькина. Ничего не говорил. Но под его недобрым взглядом, Олег скукожился, усох. И так всем понятно, что именно он хотел сказать. Мы за него уже всё рассказали, высказались.
Скоро отпуск, и у нас началась горячая пора. Нужно снова бежать на полигон. Для этого надо качественно подготовится. Спиртное, продукты, и много чего ещё надо из полезных продуктов и вещей на полигоне.
В конце первого курса, произойдёт окончательный отбор. Кто останется в роте, а кто перейдёт для дальнейшего обучения в сорок третью и сорок четвёртую роту. Кто уже никогда не сможет стать радистом.
Никому не хотелось покидать роту. Коллектив. Год обучения. Сложились отношения. Там новый коллектив. Новые командиры, новые требования. И даже старшина-придурок, ротный - зверь, но уже всё привычно, всё знакомо, почти всё родное.
И свободное время проводили в учебных классах, отрабатывая учебные задачи по радиосвязи. Передавая и принимая на скорость группы цифр и букв. Только бы поехать в отпуск и остаться в своей роте!
Казалось, что первыми на "вылет" были, кто поступил из национальных республик. Но, им тоже хотелось остаться, и они старались. И у них получалось, порой, гораздо лучше, чем у тех, кто просто ленился.
Казарма наша разрушалась на глазах. Система канализации почти не работала. Всех залётчиков посылали на работы по уборке фекальных вод на первый этаж. Однажды, когда командир сорок первой роты, распекал дневальных, за то, что они плохо убрались, стоя в туалете, наш дневальный, в очередной раз прочищая забившуюся канализацию, слишком переусердствовал. И чугунная труба не выдержала и лопнула. Поток зловонной жижи рухнул в сорок первую роту, щедро обдавая всех, кто там был.
Двое суток ремонтировали, латали. Радченко приходил на место потопа. Давал распоряжения. Но, однажды изрёк:
- Всё, эту казарму нужно закрывать. Или она завалиться сама. И люди погибнут.
Мы и сами всё это видели. В подвале здания у рот были холодные каптёрки, в которых хранился снегоуборочный инвентарь. Фундамент разрушался, выпадали целые кирпичи. Мы их ставили на место. Но всем было понятно, что не достоит казарма до конца нашего обучения. Разрушится. Вода хлюпала на полу в подвале, подмывая фундамент, проводка искрила, лампочки моргали. Неприятно всё это.
Наша баня - большая душевая встала на ремонт. Надо же где-то мыться курсантам. И стали рано утром ходить мыться в общественную баню на улице Весенней.
Так, чтобы успеть вернуться до завтрака назад, потом развод на занятия и далее по плану.
Эх, хорошо попариться! Кажется, триста лет уже не парился. Все кряхтят от удовольствия. Пот течёт ручьями в парилке, выходит усталость, приходит истома. Хорошо!
Только бес-старшина беснуется:
- Закончить помывку! Выходи строиться!
- Успеем, старшина!
- Ещё пять минут!
- Ну, хорошо же!
Старшина несколько раз ещё покричал. Потом, недолго думая, подошёл к каменке, и помочился на нее...
Ядовитый пар быстро выгнал всех из парилки. Уже никто не стеснялся в выражениях по отношению к Бударацкому.
- Старшина! Ладно мы - ушли. Но сейчас нормальные люди гражданские придут. Им-то за что такое наказание? Нюхать эту отраву?
Старшина молчал, только злобствовал, чтобы быстрее собирались и выходили. На обратном пути заставил нас бежать. Вся помывка была смазана потом.
Ему же хватило ума прийти к ротному и доложить, что он сделал, да ещё, что на обратном пути он заставил нас бежать.
Земцов долго, очень долго материл его. Но Бударацкий так до конца и не понял, а за что его ругают?
В ноябре нам ставили под лопатку первую прививку от энцефалита, то сейчас пришло время повторной вакцинации. Не сама прививка страшна, а то что потом болит ужасно. Появилась шутка. Подходишь к товарищу, и легонько хлопаешь его спине:
- Как дела, брат?!
Боль такая, что пополам сгибает. Один из плюсов, что ограничить физические нагрузки. Отжиматься не получалось. Да, и на перекладине и брусьях тоже как-то не очень. Рука срывалась от боли под лопаткой.
- А на фига эти прививки?
- Наверное, чтобы ты энцефалитом не заболел.
- И не заболею?
- Не умрёшь. - Вадик Полялнин.
- А ты откуда знаешь?
- Так я же - таёжник. У нас этого энцефалита много. Год на год не приходится. Но бывает. Иногда, когда лётчики не ленятся, то хорошо опыляют леса от энцефалита, да, шелкопряда.
- Кого? Чего? Шелкопряда? Ты гонишь! На фиг тогда работать, собирай шелкопряда, да, шёлк Не знаю сколько стоит, но где-то читал, что больших денег. На фиг тогда на медведей охотиться!
- Федот, да, не тот. Шелкопряд шелкопряду рознь. Эта сволочь всю лиственницу убивает, съедает всю зелень, а взамен типа шелка - паутину вешает. Ну, не паутина, а такие нити. На манер шёлковых.
- А-а-а-а! Понятно. Жаль!
- Энцефалит, вообще, штука страшная. Если помер - это одно. Всё понятно. Помер, да, помер. А выжил - башкой будешь дёргать, падучей страдать. Ничего хорошего. Говорят, что если клещ энцефалитный корову укусил, а ты потом её молока выпил, то потом - всё. Тоже энцефалитом болеешь. Не в такой жёсткой форме, но болеешь.
- Жуть какая-то. А мы на абитуре были. Шарились везде, и никто нам прививки не делал! Могли же и "ласты склеить".
- Никого не кусали же!
- Наверное, клещи знают, что курсанта или абитуриента лучше не кусать - пиздю...ей получишь!
- И сам и вся твоя родня!
- Всё проще. Училищные медики обрабатывают территорию лагеря. Поэтому и не кусают.
Всему батальону объявили, что казарма наша закрывается, необходимо будет, после окончания учёбы, переместиться в "Брестскую крепость". Полу сгоревшее здание на малом плацу.
Весёлого мало. Окон нет. Полов нет. Да, вообще кроме стен, да, крыши там ничего нет. Сформировать рабочие команды и начать восстанавливать казарму. Команды, конечно же - из курсантов. Строительных материалов никто не даст. Добывать самостоятельно. Учебный процесс - не нарушать! Караульная служба и прочая - не отменяется.
Ротный построил роту.
- Товарищи курсанты! Все знают, что нужно почти заново отстраивать казарму. Нужны те, кто умеет строит, красить, белить, электрики. Короче, все, кто может работать по строительным специальностям. Также нужно добывать стройматериал. Весь! Всё, что кто может. Трубы, пиломатериал, краска, алебастр. Короче -- всё! По добыче стройматериалов обращаюсь в первую очередь к местным курсантам. Обещаю увольнение, помощь в ходе сдачи сессии. Рабочая команда сдаёт сессию досрочно и уезжает в отпуск, потом работает.
И началось! Что началось? Кто мог легально, через родственников, знакомых достать стройматериалы - доставали. Что не хватало - договаривались, не давали - воровали.
Просят же как у людей - дайте бочку извести гашенной. Не дают. Ладно - сами виноваты. Стройки редко когда охранялись в то время. Ночью десяток курсантов, с ведома ротного или взводного, переодевшись в подменку, отправлялись в самоход.
Почему с ведома? В увольнение они нас не могли отпустить. Чтобы прикрыть от дежурного по училищу. Если "залёт" за забором - офицеры ничего не знают. А десять курсантов - сила. Они многое могут. Да, и вряд ли кто вступит в открытое противостояние. И даже милицейский наряд. Что же говорить про гражданское население.
На свою беду, буквально недалеко от тропы Хошимина, располагался ЖЭК. У них было много чего интересного строительного. В первую же ночь, после предварительной разведки, утащили ацетиленовый генератор и баллон кислорода, бочку белой краски. Всё это перебрасывалось через забор. Двухсотлитровую бочку очень сложно перебрасывать. Да, ещё так, чтобы не поднять шум.
Понимали, что в случае поимки по голове никто не погладит. Даже, если поутру придёт милиция, то все будут отрицать всё и вся. Но есть стукачки, в особый отдел, например. Так, что надо так, что бы поменьше видели, слышали, знали.
И в роту не потащишь - улики на лицо. Прятать надо. И так прятать, чтобы другие роты училища не нашли с ходу. А пойдёт курсант, смотрит, в кустах бочка краски стоит. Никого вокруг, а это значит, что бочка-то ничейная. Или как говорят в армии "дикая", от стада отбилась. Надо либо к стаду отвести, чтобы не пропала, или уничтожить. Курица, отошедшая на два метра от забора, считается дикой и
