Звездоград

не знали, кто их такому свойству может научить. И эти, вечно тоскующие, остались возле Храма, и нашли наконец-то свой  приют.
          Тысяча лет осталась позади, и Храм откровений пришёл в упадок, рассыпался, остался один прах.                       
          А что же  человек? Люди давно забыли о нём, да ничего и не знали про него. Они владели словами магическими, возносящими, они говорили о нём, они превращали  его словами в существо. А поклонялись люди громадной статуи, которая на месте Храма была возведена.
         Итак, теперь он был великий, бронзовый, немой. Звучали трубы и хоралы в честь него, и кто-то, едва заметный, маленький, в смущении к статуи сей подходил. Хотел подошедший что-то сказать ему, но обнаружил, что Возведённый глух, хотел раскрыться перед ним, но рассмотрел, что он всего лишь бронзой был, более ничем.
         Пришёл к нему на поклон некто Первый. Принёс ящик, который назвал «сосуд необыкновенной красоты». Был сосуд сей в тайных росписях, узорах. Когда открыл его Первый человек, казалось, лопнула Вселенная. Но это произошёл беззвучный взрыв всех сфер. И когда свет погас, пришла Вечная Весна. Преобразилось всё мгновенно – звёзды, люди, облака. И каждый человек покоился в центре и от него свет исходил. Всё стало иметь смысл чудный, который никому  не уловить. Снова каждый был сам по себе. Одни напускали флёр вокруг себя, другие затанцевали  яркими словами. Кто-то рассаживал вокруг себя цветы. А творцом невиданного чуда провозгласили его, омертвевшего, но вознёсённого над всеми.
         И пришёл Второй человек, принеся невиданную боль. Это была сверх продолжительная боль. И не мог космонавт ни уйти от неё, ни спрятаться от неё, ни обмануть её, а только ждать – стоять неподвижно, как стоял. Боль смешала его и  обезумела его. Фактически она уничтожила его.  Он шёл долго-долго сквозь неё. От этой боли он забыл самое важное в себе: откуда он вышел и куда теперь идёт. Но когда она истощилась, человек-статуя возгордился, что выстоял и ещё более возрос.
         Появился и Третий. Молча обвёл линию вокруг,  и также молча, последовал своей тропой.
         Пришёл ещё один и принёс картину ему, говорящую, не простую. На картине была  вырезана часть Вселенной, квадрат звёзд. Она сказала ему по-человечьи: «Бери меня, входи в  меня». Но он побоялся вспугнуть эту странную загадку. Казалось, пошевелись он – и Картина набросится на него и поглотит.
         Пришёл к нему ещё человек и принёс целую серию картин: человек обнажённый, человек вскрытый, человек униженный, человек, преображённый в свет. Иные увидели в этих картинах опять его и молились на него, иные не хотели ничего увидеть, и убегали от картин.
         И опять истаяли времена. А человек всё играл историю града среди звёзд. Здесь, с высоты своей, он увидел, как много людей собралось вокруг – или идут за ним, или верят в него, или ненавидят. И заселили вокруг него уже весь Звездоград.
         Снова, как человек, он претерпел  естественный процесс. В городе, за стенами которого вспыхивали звёзды, в городе, суть которого была человеческая красота, в городе, где возносили его всё выше и выше, в котором жаждали вознести его до звёзд, неожиданно он превратился в иное божество.
        О, это была блистательная идея, казалось, что ей до обесцвеченных слогов. Она витала слишком высоко. Всегда она была, гуляла среди звёзд и вот явилась, ухватила суть людей.  А космонавт  вознёсся в той идее. Так быстро преобразилось – выбелилось и вытянулось в лебедино-летящее ввысь тело.
        Новые люди провозгласили: «Мы создали тебя. Ты – машина. Огненно-металлическая мечта. Мы наделили тебя звёздной силой, так уноси нас в небеса».
        И он вознёсся и поплыл среди светил. Град одинокий, не людей, а совершенств.
        Так, пролетая над планетой, он увидел, как человек из искуснейшего перерождался  в пропащего  раба. Он увидел, как мечтателей втаптывают в грязь. Видел он, как души их чистые убивают взбесившиеся скоты.
         Но отплакались грёзы, затерялись мечты, исчезли души. Все ушли в свой желанный Звездоград. И опять он стоял незыблемо, вечно: статуя, станция, Звездоград.
         Став истинно звёздным градом, командир исповедовал себя: «Ты вошёл в свою сферу, укрылся за стеной. Звездоград стал истинно твоей плотью. Что теперь твои люди, ракеты и мечты?»
         Отвечал сам себе Командир (нарисовал картину): «Воцарилось  безмолвие  развалин – в этом и есть старый, мудрый Звездоград. Всё прошло, всё забылось, всё осталось. Все дороги пришли в один приют».
 
         Между тем наступила высшая эра Звездограда. Астрономы увидели новую планету, путешественники  путеводную звезду, а мечтатели – долгожданную обитель.
         Слава о Звездограде  неслась во все вселенские края.  Приходили к легендарному граду мужи светлоликие, благородные, от тайных слов. Люди шли, чтобы увидеть сей град феноменальный, и услышать его всё раскрывавшие  слова.
         Так и сошлись со всей  Вселенной мудрецы, а он, Командир, стоял в центре форума, на пьедестале. Фактически приходящие не были людьми: бродячие фантомы, страждущие миражи. Невидимая стена их отделяла от живых.
         Пришедшие искусно расположились на развалинах капищ и дворцов. Вот они, странствующие по небесам. Он их видел  и узнавал: великие капитаны, бродячие певцы, гениальные провидцы.
         Всё  исходило от  людей, от их искусств. Раздались овации, и действие ожило – задвигались зрители вокруг, на форуме, перед статуей, ощупывая дорогу тростью, вышел согбенный незрячий человек. В знак глубочайшего уважения все зрители встали с мест.
         «Галилео  Галилей,  монах из Падуи», – возвестил торжественный речитатив.
          Великий физик  и астроном начал свою речь: «Мы собрались здесь, путешествующие и размышляющие, чтобы услышать его, – он указал тростью на статую, – дошедшего до звёзд, увидевшего звёзды наяву. Тысячи лет мы сидели на берегу Земли-планеты. Видели, как из глуби небес к нам приходили явления света и огня. Но даже  мудрейшие из нас не знали, есть ли тот свет и тот огонь, или это чья-то иллюзия, игра. И вот один из людей, сам вознёсшийся светом и огнём, поведает, каково пребывать среди светил».                  
           Командир отвечал Великому Слепцу:  «Явившись в межзвездье, в первую очередь ты обращаешь взгляд на самого себя. Кто ты на самом деле есть, как появился здесь, зачем сюда пришёл».
          «Но вы пошли к звёздам, не к себе. Так не в божественном ли промысле звёзды и люди, как суть единая, ведомая лишь Творцу?» – дознавался великий  Галилей.
          «Мы подошли, и наступило время Бездны. На великой сцене вдруг появились  лицедействующие лики. Мы ушли от людей, а пришли к нечто невиданному, вывернутому из людей».
           Снова спрашивал Галилей:  «Странное явление увидали титаны: рушились не светила, умирала в межзвездье красота. Времена то срывались, то застывали  на века, то пропадали в тупике. А  причина сей дисгармонии – необузданность людей. Ты ходил там, в небесах, ты видел  всё вблизи?»
           «На тропе нас встречала  Музыка, – отвечал  Командир, – и она всё рассказывала нам. «Много есть во Вселенной невиданных людей, диковинных зверей», – говорила нам она. Далее, видели мы  много слов – как блуждающих, так и застывших между звёзд. Но не знали, когда и кем эти слова произнесены».
           «Надо быть честным до конца, – продолжал неугомонный Галилей. – Мы – добровольные пленники  Земли. Небо было всегда открыто, любому желавшему познать, любому могущему уйти. Но очень немногие презирали позу униженную – скота. Очень немногие поднимали лицо, дабы увидеть бездну звёзд».
           «Звёзды? – говорил Галилею космонавт. – Я никогда больше к звёздам не пойду. Человек – это вызов, он враг мирам иным. Эти  миры – затаившиеся звери. Когда-нибудь они  подстерегут человека, в нечто немыслимое преобразят».
           «Но Мироздание было вами вскрыто. И вы разгадали всю  подоплёку жизни,  узнали  про принцип бессмертия  меж звёзд?»
           Покачал головой  Командир.  «Бессмертие вновь ускользнуло от людей. Мироздание оказалось предельно в звёздах, как предельно в самом  себе».
          «Вот ты  ушёл от людей, узрел богов! – воскликнул  Галилей, – вернулся к людям вновь. Разве возможно жить тебе среди слепых?»
           «Когда ты выходишь из корабля, на самую дальнюю точку от Земли, то ставишь себя в ранг божественных планет, – отвечал Галилею Командир. – Ты возвеличиваешь сам себя, и ты гордишься сам собой. «Но где же боги?» – спрашиваешь ты себя. – Никто тебя не стережёт. Судьба твоя в руках  искусства  твоего. Как твой скафандр – воплощение всех  человеческих искусств.  И когда приближаешься к  Земле, опять взываешь ко всем богам. Но только смертные любят тебя и ждут тебя домой.
            И вот ты явился. Ты сошёл с небес. И видишь, как люди подсматривают за тобой. Они думают, есть что-то тайное у тебя, что-то чужое ты привёз со звёзд. Но ты по-прежнему смертен – вот что они не знают  про тебя. Звёзды медленно истекают изнутри. Ты уже понимаешь речь людей, разговариваешь с ними, ты уже не играешь для людей. Так незаметно ты принимаешь сан раба. И когда-то воскликнешь про себя: «Но почему, не признал я ни звёзд и ни богов!»
             Лишь в тоскливых снах, иногда, ты прорываешься к звёздам. И просыпаясь, с ужасом думаешь: «И мне, приземлённому здесь жить опять!»
          С этим исчерпаны были все слова и разошлись два главных героя. Погас звёздный свет, исчезла сцена, ушли своими тропами  мудрецы всех эпох и всех светил. Как основателя града небесного, и первого царствующего в нём, отпустил Звездоград  Командира – в изначальную его колыбель. На планету лесов, рек, дождей и облаков. К людям, взывавшим к нему,  не устававших его ждать. К тем, кто любил его более всех блистающих богов. Мягко пришла Волна и опустила странника на землю.  Он материализовался в казахской степи, сидя в вырванном из  «Союза» ложементе.
          Остался стоять Звездоград форпостом на Краю, по-прежнему укрывая души бунтующих, давая приют  беглецам, зазывая самых красивых на царствие своё.
 
                                                                      ***
         Человек этот за свой феноменальный полёт получил звание Героя. Вскоре, выйдя в отставку, он был часто приглашаем на различные передачи и шоу, где много раз рассказывал о катастрофе, в которой чудом уцелел. В беседах, однако, приватных, в кругу друзей и близких, говаривал, что побывал в  неком  небесном граде. «Я увидел подобие  Рая, но этот рай оказался без людей».
         Когда его просили рассказать, чьё творение этот град, он отвечал неизменно: «Я видел нечто неприкосновенное. Это искусство для искусств».
         Когда его спрашивали о месте человека среди звёзд, он говорил: «Теперь я знаю, как далеко может уйти человек от лжепророков и рабов. Его надо только отпустить».
         Ещё интересовались у него, как найти этот град небесный среди звёзд. «Вселенная, – доверительно  говаривал космонавт, – всё предложила человеку, что он когда-то пожелал: любовь идеальную, истину бесспорную,