Человек есть человек, а не одна его возможность быть в качестве данности, только в случае исполнения или осуществления такой задачи. Ее решение начинается с осознания себя в мире, поиска своего места в нем. Разумеется, место реального человека в мире проблематично. Ему нет в нем своего места. Но это место есть в сознании, как в мире в нем самом.
Одно дело, когда человек смотрит на себя в мире. И совсем другое дело, когда он видит себя из себя.
Если сравнивать Льва Толстого и Федора Достоевского, как личности, то нельзя не отметить характерную эпичность Толстого и мелодраматичность Достоевского, которые не могут не вызывать в мыслящем существе естественное желание не иметь с этими писателями (как господа они производят довольно неприятное впечатление) ничего общего. Но мыслящее существо не должно обращать на эти недоразумения повышенного внимания ради той мысли, которую можно извлечь из их многословных писаний. Впрочем, это вполне извинительно для романистов, которым, по своей болтливой натуре, трудно быть лаконичными.
Однако все же эпичность Толстого и мелодраматичность или шутовская сентиментальность Достоевского заслуживают толику внимания любезных читателей ввиду того, что маскируют цинизм Толстого и "жестокий талант" или садомазохистский комплекс Достоевского, которые необходимо разоблачить. Для чего? Разумеется, не для того, чтобы морально осудить писателей. В этом смысле я последний с конца моралист. Быть таковым еще хуже, чем являться циником или лицемером.
Кстати, в Толстом цинизм необыкновенным образом сочетался с морализмом, так что его откровенность легко обращалась в проповедь. Что до Достоевского, то он свободно переходил от сердечных излияний к лицемерной публицистике с обязательными мантрами о благе народа. Для чего нам обращать внимание на все эти странности наших писателей, дорогие читатели? Только для того, чтобы прояснить истоки их мысли, лучше понять, почему, как и зачем они думали, если не мыслили.
Для примера (начнем с малого) возьмем то, каких женщин они выбрали для романтического описания. Тут иной читатель обязательно спросит: "Причем тут женщины? Что может быть общего между этими мудреными писателями и легкомысленными женщинами"?
Постойте, дорогой читатель. Не торопитесь с выводами. Сперва подумаем о том, зачем Толстому в "Войне и мире" ("Анну Каренину" брать не буду ввиду непреодолимой неприязни к этому образу, - ну, в самом деле стыдно разглядывать Льва Николаевича, как какого-нибудь французика, вроде Флобера, в юбке) понадобилась глупая Наташа Ростова, а Достоевскому в "Идиоте" - истеричная Настасья Филипповна Барашкова?
И в самом деле, зачем нужна, если не самому толковому автору, то умному Андрею Болконскому или мыслящему Пьеру Безухову глупая барышня Наташа Ростова? Неужели в свете нет симпатичных и умных, если не мудрых женщин (женщина порой бывает, как природа, мудра, тогда мудрость замена ума и мысли)? Или девушке необходим опыт, чтобы не быть глупой? Выходит, необходим, ввиду нежелания подумать. Вот Наталья набила себе шишку на одном месте, "погорела" на своем любовнике, Анатоле Курагине, и таки поумнела, чтобы в итоге превратиться в скучное бытовое (заурядное) существо. И причем тут любовь? Вероятно, людям необычным, какими являются некоторые герои романа Толстого, позарез нужны вот такие заурядные люди в качестве спутников жизни, чтобы вписаться в никчемную социальную среду, каким являлся так называемый "высший свет" и пустопорожние "дворянские гнезда". К тому же массовый читатель, встречая на страницах романа массу подобных себе героев, почувствовал бы себя на своем месте и таким образом понял местами сложный роман.
Если Наташа Ростова есть, как и Анна Каренина, второе Я Толстого, то есть, та, кем интимно он хотел быть, как человек необыкновенный обыкновенным, тяготясь своей необыкновенностью, то Достоевский уж точно просто желал был истеричкой Настасьей Филипповной по причине своего вздорного характера. Да, Толстой самодур, но кто Достоевский?
Трудно сказать прямо, если не прибегать к специфической психиатрической терминологии. Он психопат или невротик, нервная личность? Так сказать - значит ничего не сказать. Одно то, что герой его взрослого романа является идиотом, уже говорит о многом. И вот таким идиотом он представлял, страшно подумать, самого Иисуса Христа. Вот фантазер. Еще какой.
Правда, этому писателю нельзя отказать в таланте рассказчика, не одного умного человека, соблазнившего своими сказками. Прям Шекспир какой-то, русского розлива! Чем князь Мышкин не "Дездемона в брюках", которая полюбила Отелло (читай - Настасью Филипповну) за муки, о он - ее за сострадание к ним.
Нарочно не придумаешь: Настасья Филипповна телом любит (хочет), как любая баба, брутального Парфена Рогожина, в придачу миллионщика, а душой жалеет "овцу", Льва Мышкина (само именование главного героя вызывает своим гротескным сочетанием недоумение, вроде "взрослого ребенка"). Так она оказывается между двух огней, между молотом и наковальней и, в конце концов, гибнет, раздавленная. И что в итоге случилось? Спас ли Идиот свою любовь? Конечно, нет, ведь он идиот. Ну, скажите на милость, что еще ждать от идиота?! Надо самому, как минимум, не быть идиотом и не попадать впросак.
И все почему? Потому что князь Мышкин стал поверенным сердечных тайн многих персонажей романа. Он притягивал их души к себе, как фонарь или светильник, на свет которого слетаются мошки, чтобы в итоге сгореть в его огне. Персонажи романа искали в убогом герое спасение, но, к сожалению, перегорали, доверившись ему, потому что сами попадали в идиотское положение. Как, каким образом идиот, психически слабое, ненормальное существо может спасти нормального человека от него самого?
Вы спросите, любезный читатель, зачем спасать ненормальному человеку нормального человека от его нормальности, ведь именно она, эта нормальность и составляет суть, сущность, самость его самого? Или нет? Может быть, именно идиот является нормальным человеком? Если это так, то человек в обществе людей может быть одним идиотом. Но тогда до какого низкого уровня опустились люди, если человек в их обществе может быть лишь идиотом? Неужели быть человеком в обществе можно только в роли идиота. Вероятно, да. Необходимо играть роль идиота, чтобы остаться человеком, гуманистом. И в самом деле ныне это стало еще более очевидным, чем во времена Достоевского ю, - нормальный человек, то есть, гуманист, не может не выглядеть идиотом, остаться в дураках в мире подлых обывателей. В случае с князем Мышкиным мы видим романтическое преувеличение того, что гуманист в обществе людей фигурирует в качестве идиота. Идиот – это такая риторическая фигура, троп, который символизирует собой смыл бытия человека в бесчеловечном обществе.
Однако вернемся к нашему идиотскому персонажу. Неужели Лев Мышкин похож на Иисуса из Назарета? Честно сказать, если это так, то мне искренне жаль Иисуса. Но, конечно, это не так в реальности. Но вполне так в больном, превращенном, если не извращенном, сознании русскоязычного писателя. Нет, Достоевский - это не "жестокий талант", но "идиотический талант", если не "идиотский", точно. Вот князя Мышкина действительно можно пожалеть, как и самого Федора Михайловича, за убогость мысли. Но никак не Иисуса из Назарета. Иисус вызывает не жалость, но восхищение, желание быть похожим на него, чему не мало было примеров не только в прошлом в виде подражания, имитации Христу, но и в настоящем. По-прежнему там или здесь появляются лже-Христы.
Зачем же Федор Достоевский представил человеческий идеал, идеального гуманиста, гения человечества в идиотском образе? Неужели он сам был идиотом? В некотором, психиатрическом смысле это действительно было так. Ведь Достоевский реально был, если не полным идиотом, то точно психически ненормальным человеком, конкретно говоря, эпилептиком, мазохистом и садистом. В это смысле Достоевский, как писатель, представляет известный интерес. Это интересный случай, когда душевная болезнь находит свое художественно выразительное слово, обретает искомое живописное воплощение.
Кто такой Лев Мышкин? Это прозаический образ Иисуса в больном сознании писателя. Конечно, можно пожалеть Федора Михайловича за то, что он так криво представляет прямой образ Иисуса Христа. Но нельзя не заметить, что комический талант писателя с ним сыграл злую шутку и разоблачил его в качестве пошляка. Только сумасшедший может так глумиться над человеческим идеалом, выставляя его в качестве идиота перед всеобщим обозрением публики читателей.
Нельзя не увидеть в образе Идиота карикатуру, пародию на Иисуса из Назарета. Именно эта романтическая, юродивая пародия на Иисуса Христа заставила Константина Леонтьева обвинить своего современника, Федора Достоевского в так называемом "розовом христианстве". Вот какой конфуз, какой скандал, прямо анекдот, может получиться из глупой затеи изобразить сверхчеловека, пусть даже идеального человека, в виде идиота, посчитав именно его "положительно прекрасным человеком". Я не спорю с тем, что идиот может быть вполне безобидным и даже добрым существом, но зачем же лепить из него спасителя людей?
Зачем бросать тень безумия на самом дело спасения. Неужели оно безумно и лишено всякого смысла. Это именно так, если следовать замыслу сумасшедшего автора, герой которого, в ком прочие персонажи романа видят своего спасителя, на самом деле в итоге не спасает, а губит их, полностью сходя с ума. Если настоящий Иисус, смертью смерть поправ, спасает нас, верящих в его благую весть, то его кривой образ в романе Достоевского лишает читателя всякой надежды на спасение, показывая на своем примере, как не следует спасать ни других, ни самого себя. В этом смысле Идиот есть образ не "положительно прекрасного человека", но, напротив, "негативно прекрасного" или "негативно положительного человека".
[justify] Таким образом, сама идея человека, явившаяся в ложном свете сознанию автора, антагонистически противоречит самой себе и
