Сказать, что юная библиотекарь Маша Ласточкина жила с бабушкой – это значило ничего не сказать, потому как эта бабушка была уникальная в своём роде. В почтенном возрасте за восемьдесят, не будем уточнять в каком, она вела богемный образ жизни, к которому привыкла в молодости, делая, ну, маленькую скидочку на подорванное здоровье. Не реагировала на обращения типа «бабушка-старушка». На вопросы отвечала громогласным «Что?», притом это было не слабеньким, шамкающем «што», а звонкое, как пощёчина, «Ччччто?». Маргарита Аскольдовна, как звали замечательную даму, красила волосы хной в ярко-рыжий цвет, взбивала их в объёмные букли, носила шляпки с цветами, обожала розовые тона и огромные перстни, украшавшие морщинистые пальцы. Марго не расставалась с неизменной сигаретой, уважала коньячок и крепкий кофе.
Но главной фишкой этой колоритной фигуры были… жёлтые очки! Большие, в стразах, по форме напоминающие очки стиляг шестидесятых. Они всегда были или на носу , или на лбу хозяйки, в зависимости от обстоятельств. Где-то валяться, или просто лежать, не могли по определению. Это вещь являлась частью и продолжением почтенной дамы, как и легендарная история о том, как, не будем уточнять в каком году, на Таганке, Володя, ну Высоцкий! попросил у неё прикурить. «Как я хиппово тогда выглядела! Талия, как у Гурченко, начёс, красные лодочки! Его Маринке до меня, как до Парижа было!». Второй часто обсуждаемой темой Маргариты Аскольдовны было подозрение. что за ней следя…. но это могла просто показаться.
Ну а Машенька имела русую косу, внимательный чистый взгляд. Часто думала, что по характеру, скорее всего это она милая покладистая бабушка, а не взбалмошная Марго.
В то летнее утро девушка спешила на работу. Пыталась безуспешно спрятать коньяк и сигареты.
– Мария! Ты меня слышишь? Где тот фильдеперсовый сарафанчик, что я тебе заказала в интернете? Клёвый такой, колокольчиком. Сними эту длинную юбку срочно! Я её сейчас обкромсаю ножницами!
– Ба, так давно никто не говорит. Просто «модный», «креативный!».
– Что? Я же просила! Называть меня Марго! В крайнем случае, Ритусей…. Мария! Я хочу с тобой серьёзно кое-что обсудить! Сядь.
Такое предисловия добра не предвещало.
– Машка, мы с тобой отправляемся в круиз! Правда, что делать с Баксом? Соседке оставлю.
Рыжий кот с зелёными глазами следил за хозяйками с дивана.
***
Туристический теплоход «Русь» встречал туристов под дождём у причала, номер которого было не разобрать. У трапа выстроилась очередь из разноцветных зонтиков. Промокший матрос проверял документы. На палубе аниматоры лихо отплясывали под грохот песни «Круиз! Круиз! Да здравствует круиз!», которая разносилась над пустынной набережной.
Пассажиры в окружении чемоданов, сумок, ящиков, из которых виднелись пробки разнообразных бутылок, хвостики копченой колбасы и другие атрибуты предстоящего веселья, ожидали посадки. Был здесь и маленький тонконогий терьер Чарлик на руках необъемной Хозяйки Чарлика. Нельзя с животными на борт, но, видно, важная дама имела привилегии. Неожиданно пёсик соскочил на землю и с лаем бросился к синей сумке, стоявшей рядом с Марго. Сумка зашевелилась. Изогнулась. Зашипела…. В дырке у замка показался ус. Потом глаз. И…. рыжая когтистая лапа впилась в нос заходящегося в лае Чарлика.
– Бабушка! Что это???
– Что? Всего лишь Баксик. Соседка попала в больницу, девать его было некуда. Ничего, закроем в каюте. Я ему лоточек для туалета со стразиками купила, био, без запаха. Знаешь, Машка, а ведь опять показалось, что на причале за мной кто-то наблюдал.
Тут же загружались продукты, питьевая вода и прочие необходимые в плавании запасы. Никто не заметил, как один из грузчиков, долговязый парень в тёмной толстовке с капюшоном, прошёл на борт с бутылью для кулера, а обратно на землю не спустился.
Зонтики в очереди на посадку закончились. Все пассажиры поднялись на борт. Загремел марш «Прощание славянки» над плавно удаляющейся набережной. Долгожданный круиз начался!
Каюта бабушки с внучкой находилась в трюме. Это было нормально! Всего отличий-то: вместо окна круглый иллюминатор, близко вода, при движении слышен шум волны. Зато экономия!
Бакс выскользнул из синей сумке, обследовал территория, расположился на пуфике. Вещи были распакованы, наряды развешаны, предстоял ужин в ресторане и вечерние развлечения.
Вечер опустился на палубу. Тень тёмного капюшона промелькнула и скрылась. Сияющий огнями теплоход, на котором звучала музыка, плыл по ночной реке под звёздами очистившегося после дождя неба.
Народ, расслабившись после знатной еды, распечатывал свои запасы, готовился гулять до утра. Хозяйка Чарлика сидела в баре с бокалом шампанского. Второй фужер лежал на боку, на столе. В лужице с пузырьками задумчиво стоял, поджав тонкую ножку, Чарлик, раздумывал. Морщась и чихая, начал лизать сладковатую жидкость. Его язычок двигался всё быстрее и быстрее, глаза загорелись от удовольствия.
– Чарлик. закусывай! Официант! Ещё шампанского! Бутылку! Что за наглость, почему никто не отвечает?
Оказалось, что некому. За барной стойкой было пусто. Только рядом с кулером так и осталась на полу бутыль с водой. Официантка Катерина, только что обслуживавшая посетителей, исчезла. Вышла, наверное, покурить, или попудрить носик….
Через час возмущённый народ обратился к капитану. Объявили поиски пропавшей девушки, которые, не увенчались успехом. Помещения теплохода обыскали. За бортом чёрная вода блестит в лунной дорожке. Что там под ней, кто знает?
Удручённые Маша с Марго спускались в трюм. Неожиданно бабуля оступилась, охнула. Потеряла равновесие. Опустилась на неестественно вывернутую ногу. Жуткий вопль разнёсся над трапом. Маргарита Аскольдовна неподвижно возлежала на ступеньках, сжимая пятернёй в перстнях соскочившие с переносицы жёлтые очки. Откуда-то вынырнул Чарлик, истошно залаял. Из-за двери раздавалось шипение Бакса.
– Это он меня толкнул, это он!
Чёрный капюшон мелькнул совсем рядом.
Внимание с сгинувшей барменши переметнулось к стонущей Марго. Прибежал капитан. Доктор оказывал первую помощь. Только через некоторое время, после того, как ногу пожилой дамы поместили в гипс, матросы на носилках снесли её в трюм и устроили на кровати, корабль погрузился в относительный покой. Только вода шумела в приоткрытом иллюминаторе душной каюты. Да где-то далеко лаял неугомонный Чарлик, вызывая недовольное шипение Бакса на пуфике. Сон опустился над судном, уже при приглушённых огнях двигающемся под ночным небом. Музыка на палубе стихла. Налетел ветер. Полная луна серебрила воду, указывая верный путь, или, наоборот, маня в пучину. Кто знает? Кто знает?
***
Первые утренние лучи заиграли на рынде. Розовый рассвет нехотя поднимался над горизонтом, никак не мог разгореться, будто не выспался. Пожилой матрос Семёныч со шваброй курил на палубе. Надраить её он ещё успеет, а вот проведать свои заначки пора. Много их припрятано и здесь, и внутри судна. Он, не глядя, протянул руку в щель пожарного щита. Довольный достал пузырёк, отхлебнул бесцветную жидкость. Занюхал рукавом. Надо бы протереть окна кают снаружи, пока все спят.
Подошёл к первому, поднял руку с тряпкой и обмер. Перед ним, во всё окно, во всей красе стоял… женский бюст. Его объём затмевал все разумные размеры, поражал до разрыва аорты. Тонкие голубые жилки просвечивались сквозь розовое кружево белья. В оконном проёме царил только этот бюст. Голова его обладательницы, вероятно, находилась выше. Пока Семёныч находился в нирване, бюст опустился. Окно заполнили толстые поросячьи щёчки. Глянули узкие, заплывшие жиром глазки. Утробный рёв разнёсся над палубой. Ему ответила рында. Обладательница бюста выскочив на палубу орала: «Маньяк! Спасите! Убивают!».
Сонный народ повалил на палубу. Кинулся ловить то ли объёмную потерпевшую, то ли щуплого Семёныча. Утро начиналось весело.
Когда всё стихло виновник капежа, взлетевший ненароком на верхнюю палубу, присел у привязанной и борта шлюпки. Закурил. Вспомнил, что и здесь у него припрятано. Сунул руку под брезент. Закричал! Его пальцы ощутили холодное человеческое тело.
Рассвет, наконец, опомнился. Залил палубу, небо, реку алым светом. Будто судно шло в огне.
Уборщик заглянул в шлюпку. Откинул брезент.
На дне, раскинувшись на спине, лежала барменша Катерина. Её глаза под бело-синими веками были закрыты. Тёмные волосы разметались, легкомысленные кудряшки перебирал ветер. На шее девушки расположилась рука парня в чёрной толстовке с капюшоном, лежавшего рядом.
Внезапно глаза девушки распахнулись. Зрачки расширились от рассветного зарева. Она сбросила с себя руку спутника, дрожа, прошептала: «Холодно. Заледенела».
Семёныч грохнулся на палубу. Шкалик покатился прочь. Последнее, что запомнил горемычный, был запах спирта. «Не уберёг!», - пронеслось в угасающем сознании. К шлюпке спешили люди. Рассматривали дрожащую парочку. Парень поднялся, шатаясь. Катя кричала: «Не трогайте его, это мой муж!!! Поссорились мы, я сбежала. Он меня нашёл, забрался на теплоход мириться. Вот мы тут в шлюпке и помирились…. Замерзли только».
***
Рулевой Кошечкин заступил на утреннюю службу. Голова побаливала после прошедшей ночи. Экипаж отмечал начало круиза, а попросту бухал. Многие отправились отсыпаться, а такие бедолаги, как он, на пост. Хорошо, что река здесь спокойная, узкая, правда, извилистая. Но он знает все её повороты, пройдёт с закрытыми глазами. Кстати, здесь косу новую намыло, маленький островок превратился в отмель. Вот-вот появится. Он потянулся в поисках сигарет. Вечно они куда-то прячутся. Заглянул под приборы, бумаги. Курева нигде не было!
Обозлённый, рулевой бросил взгляд вперёд. Прямо на него двигалась рыбацкая лодка. Её пассажир загребал вёслами, пытаясь увернуться от надвигающегося судна, но тщетно. Поток воды тянул его под днище. Кошечкин кинулся к штурвалу, резко вывернул. Дал приказ: «Полный назад!».
***
Маша стояла на носу теплохода. Любовалась разгорающимся днём. Тишиной, покоем, летом. Свободой, когда, наконец, даже бабуля со своей ногой осталась в каюте, не тревожит. Маша любила такое редкое одиночество. когда никому от неё ничего не было нужно. Она прикрыла глаза на солнышке. А когда открыла, охнула: на неё надвигался песчаный остров. Ещё мгновение, и теплоход мягко прошуршав песком, воткнулся… прямо в заросли кустарника. Раздался толчок. Шум мотора стих. Теплоход сел на мель посреди реки.
Девушка кинулась на стойку регистрации. Дежурная отстранённо мечтала, по сторонам не глядела, толчка, вероятно, тоже не заметила.
– Девушка! Мы на мели!
– Не волнуйтесь, с чего вы это взяли?
Она глянула на экран видеокамеры, взвизгнула, кинулась прочь. Мгновенья хватило, чтобы теплоход окутала паника. Пассажиры метались, разыскивали спасательные жилеты, вспоминали, как же их надевать. Экипаж корабля успокаивал, помогал, провожал к шлюпкам. Берег был рядом, но многие не умели плавать. Женщины кричали. Чарлик лаял. Теплоход кренился на бок, вода постепенно заливала палубу.
Маша очнулась от парализовавшего её страха.
– бабушка! Бабушка со сломанной ногой одна в каюте трюма. Как раз на стороне крена.
Девушка кинулась на помощь. Открыла
