выкрикнул я, рассматривая соперника и радостно соображая, что сейчас, пока он пьяный и не ожидает сопротивления я, пожалуй, успею пару раз ему хорошенько врезать не только по его ухмыляющейся физиономии, но и по его авторитету…
В пещере повисла необычайно плотная, почти ощутимая тишина.
Парень оказался умнее, чем я ожидал и дальше провоцировать драку не стал.
- Да,
Ответил он уже вполне миролюбиво.
- Цыган. И зовут меня Роман. А отец мой, Лойза - цыган. И мать мою Радой зовут, драбаровкиня она, гадалка, по-вашему.…Пить будешь?
Он подошел к спасательному кругу и, взяв одну из бутылок с тремя семерками на этикетке и круто ее, опрокинув, наполнил желтоватым, с резким запахом вином граненый, залапанный стакан.
Я с отвращением, в полной тишине, вливал в себя первую в своей жизни выпивку, этот дешевый, сладковато-горький портвейн и подсознательно ожидал неожиданного удара в живот.
По крайней мере, так бы непременно поступили в моем, переполненном бывшими уголовниками городе.
Удара не последовало…
- Отдав цыгану стакан, я на одеревеневших ногах подошел к девушке и протянул ей руку.
- Пойдем отсюда, Наташа.
- Э нет, грек, никуда она с тобой не пойдет!
Роман неожиданно быстро оказался рядом с нами.
- Сегодня у нее день рождения. Пятнадцать уже.…По нашим меркам, пожалуй, что и перестарок. Пора ей и повзрослеть…
По гнусным смешкам, раздавшимся позади меня я как-то сразу догадался о скрытой подоплеке его фразы.
Поняла ее и Наташка. Приподнявшись с корзины и с ненавистью глядя на Романа, она попыталась дать ему пощечину вялой и безвольной своей рукой, но промахнулась и вновь села с глупой, пьяной улыбкой на лице.
- Вот же сука! А говорил что любит…
Она опустилась на колени, и ее стошнило.
- Ладно, ребята, пора по домам. Пусть она здесь отоспится, а вы уходите.
Скомандовал Роман, и, подойдя к товарищам, поочередно пожал протянутые ему руки.
Я приподнял вялое тело девушки и положил ее на освободившуюся раскладушку.
Наташа повернулась набок, как-то уж очень по-детски положила ладошку под щеку и поджала ноги.
Цыган подошел ко мне и, протянув руку начал прощаться.
-Ладно, Володя, иди в санаторий, а то выгонят еще за нарушения режима.
- А ты?-
С придыханием спросил я его, чувствуя как этот дурацкий, никому не нужный стакан выпитого мной вина, сделал меня косноязычным и безвольным.
- И я пойду домой.
Хмыкнул Роман, направляясь к выходу из пещеры.
- Я, я провожу тебя…
Я прикрыл Наташку какой-то простынкой и, шатаясь, последовал за Романом.
- Черт с тобой, иди, если хочешь. –
беззлобно бросил он, и мы один за другим выбрались из пещеры.
4.
…За поворотом Ялтинского шоссе, на большой поляне, среди высоких, чернеющих в вечернем сумраке шелковиц я неожиданно для себя увидел несколько натянутых, многоместных, ярко-желтых палаток. Среди камней горели оранжево-багровые костры. Откуда-то явственно несло жареной тушенкой.
- Да это же табор!
Догадался я и споткнувшись кубарем покатился прямо к костру.
Чья-то крепкая рука в последний момент схватила меня и, встряхнув, поставила на ноги.
Передо мной стоял цыган, довольно пожилой мужик с серьгой в ухе, удивительно похожий на присевшего к костру Романа.
- Спасибо.-
Устало прошептал я и, обойдя несколько раз вокруг костра, прилег с подветренной стороны на теплую от близкого огня землю.
Мужик внимательно осмотрел меня и что-то спросил.
Роман виновато развел руками и, показывая на меня пальцем, ответил отцу на непонятном мне языке.
- Сам, сам…- ворчливо пробурчал Лойза и, скрывшись в ближайшем шатре, через минуту принес мне большую железную кружку с крепким, почти черным чаем.
- Пей пацан. Чай можно, вино нельзя.
- Я в первый раз.
Доверительно признался я и, приподнявшись с земли, присел рядом, на округлый валун.
…»На джинома, со манге текерав.
Ех дре леву,авир дэ праву,
На джинома, со манге текерав…»
Неожиданно близко, сквозь просвечивающийся оранжевым, полог палатки прозвучало тоскливое пение.
Женский голос, без какого-то бы ни было музыкального сопровождения, звучал удивительно красиво и честно.
- Что это?- Спросил я отца Романа.
-О чем она поет?
-…»Иду, дорогой я длинной, и попались мне мама два пути, на лево и на право. Не знаю, что мне делать, какой путь выбрать»
Терпеливо перевел Лойза и присев на корточки рядом со мной закурил.
- Ты зачем пил, раз не умеешь?
Я пожал плечами, отчего-то расплакался и, почувствовав к этому пожилому, впервые увиденному мною цыгану необычайное доверие, сглатывая слезы , попросил:
- Пожалуйста, скажите Роману, что бы он не трогал Наташку.…А иначе, иначе я убью его. Как не знаю, я еще не решил, но точно знаю, что убью!..
Он взъерошил своей ладонью с крепкими, коротковатыми пальцами мои волосы и, выбросив окурок в костер, поднялся, подталкивая меня в сторону палатки.
-Ничего с твоей Наташкой не случится. Иди, спи, убийца. Рада уже тебе постелила…
Когда я проснулся, в палатке уже никого не было, лишь какая-то старуха, шелестя десятком юбок, одетых одна на другую развешивала мокрое, стираное белье на веревки, развешанные между шелковичными стволами.
Окунувшись в море, я как можно скорее помчался в санаторий,- смех смехом, но за нарушение режима и в самом деле могли элементарно отправить домой.
…После обеда, впервые за несколько дней выглянуло солнце, мокрые асфальтовые дорожки тут же высохли и посерели. Над промокшими за время многодневных дождей газонами с пониклыми розами, курился легкий, почти незаметный пар.
Воздух казался напоенным запахами спелых груш, влажной земли и молодого меда. Компанию ребят, с которой я познакомился вчера, в пещере, я отыскал на пляже.
Роман лежал на животе, и я с ужасом увидал на его смуглой спине несколько длинных, вздувшихся, кровавых полос.
- Это его отец кнутом отходил, -
сообщил мне один из ребят, протянув как старому знакомому свою руку, грязную, в частых цыпках.
А, пришел грек!?
Насмешливо протянул Роман, приподнимаясь на руках и повернувшись на бок, спросил,
- Ну, что, пить-то будешь? А то у нас еще со вчерашнего осталось…
Я посмотрел на него, на солнце и с нарочитой важностью завзятого выпивохи, произнес.
- Нет, пожалуй, не буду. Жарко слишком…-
А потом подошел к Наташе, присел рядом с ней и тихо, так что бы ни кто не слышал, спросил:
- Ну, как ты? Плохо?
Она поежилась и шепнула мне на ухо.
- Я-то ладно, тошнит слегка, да и только, а ты лучше уходи отсюда. Правда Володя, так будет лучше…. Ты хороший, ты очень хороший, но лучше уходи. Роман какую-то гадость придумал, сволочь. Сегодня утром перед ребятами хвастался…
Я качнул головой, слегка задев щекой теплое и шершавое Наташкино плечо, а в это время к нам подошел Роман, какой-то уж очень подтянутый в нервной своей злости.
- Ну что, мальчик, дальше будем бодаться, или разберемся как настоящие мужчины?
Я поднялся с песка и, отряхнув брюки, подошел к нему вплотную, в ожидании продолжения.
- Я обещал отцу, что не трону тебя даже пальцем,-
он закурил и продолжил, шелестящим полушепотом.
-Хорошо, я не трону тебя, пусть так. Пусть нас Дива рассудит, с кем останется Наташка, с тобой или со мной.
- Хорошо.-
Легкомысленно согласился я.
- Я согласен.
…С тридцати метровой высоты скалы Дива, высокие волны, с ревом бьющиеся о прибрежные камни казались плоскими и практически черными.
Я подошел к самому краю и со страхом глянул вниз. Где-то далеко подо мной, ярко-белая чайка с черной головкой и черными концами крыльев, рассекала туманистый от брызг морской воздух, с протяжным металлическим криком летая взад и вперед прямо над волнами.
- Ссышь, паря?
Презрительно спросил он меня.
-Если страшно, ты еще можешь уйти, но тогда к Наташке даже на пушечный выстрел не подойдешь, угроблю. И на отца не посмотрю…
- Это я-то ссу?-
Как можно увереннее ответил ему я и начал неторопливо раздеваться, стараясь этим скрыть крупную, противную дрожь, бившую все мое естество.
-Ты не будешь прыгать!
Вскинулась ко мне Наташка.
-Ты же не умеешь. Нет! Лучше уходи. Не слушай этого цыгана. Я сама буду приходить к тебе и ничего он, гад сделать не посмеет…
Наташка вцепилась в меня, губы ее дрожали, а взгляд зеленоватых, обычно столь красивых и лучистых глаз был дик и страшен.
Я оттолкнул ее и, сбросив кеды, встал на камень рядом с Романом.
- Тогда я, вы слышите, козлы!? Тогда я тоже прыгну!
Она судорожно, не жалея пуговиц рванула от горла сарафан и подскочила к нам, изготовившимся к прыжку.
Цыган презрительно оглядел нас с Наташкой, его пухлые губы слегка шевельнулись, словно он хотел что-то сказать, но в последний момент, по-видимому, передумал и резко оттолкнувшись, бросился в пропасть.
Мгновенно покрывшись холодным, липким потом, я зажмурил глаза и нырнул вслед за ним, старательно выставив над головой сцепленные в пальцах руки.
Где-то позади и сверху, послышался истеричный Наташин крик, почти визг, и я полу оглушенный вошел в воду.
Когда я вынырнул, и несколько пришел в себя от удара о воду, я увидел фигуру выбирающегося на берег Романа, поджарую и ловкую, а левее, почти у самого основания скалы, на поверхности воды, словно большая сломанная кукла медленно колыхалась на волнах тело Наташи.
Еще не осознав случившегося, я подплыл к ней. Изо рта у Наташи пульсируя, вырывалась кровь, очень яркая на фоне ее побелевшего лица. Она медленно, словно не желая того, смешивалась с мутноватой морской водой, и большим, округлым пятном бледно-розового цвета расплывалась причудливыми узорами вокруг Наташиной головы.
…Я не представляю, откуда и как успели узнать о случившемся эти люди, но когда я вынес на берег мягкое и податливое тело мертвой девочки, вокруг меня собралась пестро одетая толпа отдыхающих.
Чуть выше, головой о песок, в беззвучных рыданиях бился местный дурачок Гоша.
Я положил прохладное тельце девочки на теплую, крупную гальку, подошел к нему, и крепко взяв за руку, не оглядываясь, увел с пляжа…
