Марина молчала в трубку секунд пятнадцать. Я даже начал дуть в трубку.
- Как? Ч-что вы сказали? - наконец срывающимся голоском пропищала секретарша. – Массаж… чего?
- Массаж ступни, с вашего позволения, моя королева.
- Но как? Как ты догадался? – повторяла Марина, едва сбросив туфли на высоком каблуке. После сеанса массажа девушка готова была плакать. Колготки валялись на полу поверженным знаменем.
- Для меня всегда было загадкой, как женщины передвигаются на своих орудиях пытки.
- Милый… Ты добрый.
Ну вот. Начинается…
Разговор происходил в районе ВДНХ на четвертом этаже гостиницы «Золотой колос». В горизонтальном положении. За окном мигали огоньки, от проспекта Мира доносились слабые шумы, гудки.
- Не смотри, ладно?
Девушка встала, скользнула соском по щеке. Смотреть честно говоря, было не на что. Марина на цыпочках просеменила к окну, задернула штору, обернулась.
- Эй, так нечестно!
Нырнула в постель, ожгла холодными ступнями.
- Ты смотрел, я видела, видела, да, да!
Я вяло отнекивался.
- Ну, ладно, я был ослеплен.
- Не ври. Я страшная, я знаю. Ни сиськи, ни письки. Меня всю жизнь дразнят…
В чем-то она была права. Плоская грудь первого размера, острые коленки, мальчишеские бедра.
- Ты изящная, в этом все дело, дорогуша.
- Неправда! – захныкала Марина и села в кровати, натянув одеяло.
Ну вот.
- В тебе есть шарм…
Марина замерла.
Скажи я «обаяние» вместо «шарма» - хныканье продолжилось бы. Но тут я не очень-то лукавил. На маленьком, почти детском, личике, бледном что известка, вызывающе горели губы – чувственные, полные, красивой формы, даже после того, как дамочка пиявкой впилась алым ртом, не доходя до гостиничного номера. Я стер затяжным поцелуем помаду – ощущения были в целом неплохие.
И этим ртом она неутомимо работала всю ночь.
Момент истины наступил под утро, когда, обессиленные, мы курили, роняя пепел мимо пепельницы на покрывало.
- Да что тут говорить? – выдохнула дым из ноздрей Марина. – Одни козлы…
- Но и у козлов есть свои предпочтения, - я снова направил разговор в нужное русло. – Один бабник, к примеру, другой тихий пьяница, третий собирает марки…
- Ну-у, в отделе региональных программ нет ни тех, ни других. Тоска! Ну, допустим, Фильшин Игорь Саныч собирает книги… такие, редкие, над ним все прикалываются, ну и что? – скривила полные губки девушка. – Я ж говорю, скукотища!
- А кто он, этот Игорь Саныч?
- Человек. Не пьет, не курит, что, съел? – перегнувшись, она отложила сигарету прямо на пол. На спине можно было пересчитать ребра.
- А должность? – я погладил Марину по уголку ее плечика.
- Ну, допустим, зав. Заведующий сектором. В Отделе региональных программ есть сектор фармакологии, ясно?
- Ого! А ты говоришь, скукотища.
- Тоска. У меня от ихних названий голова пухнет, когда печатаю…
- А зидовудин такой не попадался?
- Не-а. Ну и названьице! “Зудовудин”, блин. Аж зудится в одном месте…- хихикнула девушка.
- У меня тоже.
Я загасил сигарету. Марина с готовностью подставила губы…
Чмокнул через силу. Я испытывал посткоитальное опустошение. С мужчинами это бывает.
Спустя полчаса она вернулась из ванной, уже накрашенная, и попросила застегнуть лифчик. Натягивая юбку, обронила:
- Землячок, я просекла сразу, зачем ты меня кадришь, не дура, дело не во мне.
- Ну, ты симпатичная…
- Не надо ля-ля. Еще вопросы? Давай шустрей, на работу пора.
- О’ кей.
Я напрягся, припоминая точную формулировку проекта. Всплыло властное лицо главврача Бузиной.
- Ага! Через тебя список пилотных регионов... ээ… высокой… то есть, высокоактивной антиретровирусной терапии не проходил?
- ВА-АРТ? Фармобеспечение проекта? Вообще-то служебная информация… хотя плевать! Ну да, ну да, припоминаю, печатала заявки от регионов, но список десяти из пилотного проекта еще не утвержден. Все?
- И телефончик этого библиофила? Игоря Саныча?
- Сейчас не вспомню. А ты настырный, землячок. Звони.
- Лады, с меня причитается.
У двери Марина обернулась:
- А ваще было потрясно.
- Ты тоже милая.
- Чмоки-чмоки.
Чмоки-чпоки. Ну, наконец-то!.. Ликующий щелчок двери. Не опустошение, а отвращение. Не к Марине. К себе.
Пленка 08d. Бассаров. Мера за меру
Ага, «чпоки-чпоки». Испытывал ли я наутро угрызения совести? Как ни странно – да.
Хм-м…. все-таки я не совсем пропащий для общества индивид. Не такой уж аморальный тип. Не такой уж конченный подлец и бабник. Я с удивлением обнаружил на илистом дне своей душонки взбаламученные ошметки совести. Кувыркаться в постели в то время, когда больная женщина, - твоя женщина, мразь! - медленно умирает за тыщу верст от мятых надушенных простыней… Не много ли предательств, чувак?
Хотя Лори, отказывая в близости, сама выдала ему carte blanche – сразу после вселения в его холостяцкую квартиру. Термин из сферы бизнеса. Так он сепарировал в сухой остаток невнятный монолог сожительницы. Чистый бланк, на котором деловой партнер/подрядчик волен вписывать любые имена. Во имя дела. Тут достаточно устных договоренностей. Так принято в цивилизованном мире, вашу мать!..
Carte blanche. Бланш. Так, кажется, звали героиню пьесы. Всплыла строчка: A streetcar named Desire. Последнее слово с большой буквы. Ключевое слово. Большое желание Бланш и сгубило. Уже не чистый лист. Пьесы не читал, мне-то к чему? И так чердак забит под крышу. Просто увидел титульный лист у соседа по общаге, филолога. Сканировал на автомате. Книжка в мягкой обложке, с обтрепанными краями. Ходила по рукам накануне зачета по зарубежной литературе. Завкафедрой – зверь!
Задумавшись, порезал подбородок во время бритья. Споря сам с собою в ванной гостиничного номера после ухода… ээ …партнерши.
...В любом случае их новая двуспальная кровать по прямому назначению не понадобилась. Первое время на нем дремал кот Кеша. Кровать он подарил новоиспеченному жениху Алдару и купил кровать-полуторку. Мы с Лори стали спать раздельно.
Бреясь, приводил веские доводы в свою защиту. Тем не менее, облачко вины от духов Марины было стойким. Хотя Лори понимала, что тридцатилетний мужчина - в самом соку! – будучи в камере-одиночке моральной крепости рано или поздно изменит. То, до чего старина Фрейд допёр путем рутинных исследований, девушка из Захолустья дошла ценой страданий.
Прижигая место пореза перекисью водорода, взглянул в зеркало. И не узнал себя.
Испугался. Захотелось сверить свой потенциал со своими возможностями.
Если carte blanche, чистый бланк, задуман для новых дел и делишек, то непорочный лист tabula rasa - для Лори.
За окном гостиницы «Золотой колос» уже шумела столица, серая лента автомашин анакондой шевелилась у станции «ВДНХ», неумолчная столица отправлялась в будничный поход.
Пора и ему дела делать. Как говаривала в бараке Захолустья внештатный сексот бабка Еремеиха: «Каяться опосля будем».
«Не согрешив, покаяться нельзя. Мой муж покается. И станет лучше. Гораздо лучше, через грех пройдя». Это, кажется, из Шекспира. И название пьесы подходящее: «Мера за меру».
Меру вины нельзя определить на глазок. Ее надо прожить. Покаяться и изжить.
Пленка 09d. Лори. Группа взаимопомощи
Когда раздался звонок в прихожей, я сразу поняла, что это из Москвы. Слышимость на сей раз была на удивление хорошей. В трубке донеслось: «Здравствуйте. Уборка номера». Голос был женский. Боря сказал, что звонит из гостиницы. Странно, по приезде он сообщил, что вместе с Ринатом устроился в мастерской художника, и удачно, в самом центре, и бесплатно. Обычно Борис звонил к вечеру, а тут с самого утра – по ихнему времени. И голос какой-то тусклый, робкий, виноватый…
Правильно, что в Москву не поехала. Сослалась, что плохо себя чувствую.
Впрочем, я была ужасно рада звонку. После отъезда Бори я так не выходила из дома. Первое время казалось, что все смотрят только на меня. Как на прокаженную, типа того. И соседка с площадки не поздоровалась.
- Что нового? – спросил Боря.
- Чот может быть нового, блин? – выкрикнула я. – Тоска зеленая!
- Бери пример с Кеши, - раздался смешок.
Кеша после убытия хозяина продолжать дрыхать на кресле. Почему бы и не дрыхать? Жрать, спать и трахать все, что движется. Все равно котам ВИЧ не передается. Совсем! Какая-то чудовищная несправедливость. Тришина из клинического отдела вдруг поинтересовалась, есть ли в доме домашние животные. И посоветовала беречь кожные покровы. Вероятность передачи вируса через царапины ничтожна мала, улыбнулась Лариса Алексеевна. И добавила про неуязвимость к ВИЧ усатых-хвостатых. Кеша, мурлыкнув, потянулся на кресле и зевнул. Вот же тварь!
На том конце провода уловили мой раздрай в душе. Боря спросил, ходила ли я к психологу Центра. Та настоятельно советовала посетить группу взаимопомощи ЛЖВ – людей, живущих с ВИЧ. Я ответила, что уже ходила, сыта по горло.
А тут Оксана позвонила сама – с подачи психолога, сообразила я. В принципе староста группы была вменяемой девчонкой. Тоже пострадала от любви. Ее парень, наркоман, заставлял ее делать «закладки» для клиентуры. Оксана отсидела в сизо полгода. На иглу не подсела, но
