вполне естественным то обстоятельство, что Куря оказался полностью в теме и вновь открывшейся охоты на своего стародавнего врага Святослава. На этот раз приобретшей характер неистовой погони до полного уничтожения по укороченной системе судопроизводства. Однако тут князь опять как сквозь землю пропал. Истинные хозяева жизни и Куря вместе с ними метались, бешено роя землю под собой, рыча и ляская.
Ввиду безвыходности ситуации преследователями было решено изменить тактику погони. Был сделан вид, что в госбезопасности наконец разобрались по существу и кто таков Куря сам по себе и что такое его ново-печенежский Совкомбанк, созданный на ново-каганатские, транснациональные деньги. Посему однажды и пригласил хана на товарищескую беседу с рюмкой чая сам всесильный бек туземной госбезопасности в звании ни много ни мало а генерал-лейтенанта – Олег Иванович Дукин.
Спервоначалу Куря подумал, что попал-таки в ощип. Всегда боялся, что рано или поздно его отправят в суп. Ан нет. И на этот раз пронесло, и вроде не жидко. Всё не только обошлось, а как бы с маслицем. Курю встретили в покоях чекистского супер-хана не просто как желанного посетителя, а с распростёртыми – словно давно не виденного земляка, родственника, наконец единоверца. Только что не целовались при встрече и «шолом» не говорили. А зачем?! И так всё в наличии имелось. Всё.
Расстались хановья друзьями, дав друг другу клятву во что бы то ни стало не давать князю Святославу шанса очередной раз улизнуть – а разыскать и вырвать-таки национальную русскую заразу из давно окостеневшего тела народного. Не быть ему нацией! Не быть. Никогда. Леолам!
Когда же хан Куря, заново окрылённый, ушёл и дальше пытаться завершить свою историческую миссию, Олег Иванович набрал номер на мобильном и с улыбкой сказал, с хрустом расправляя плечи: «Всё! Успокойтесь! Дальше он не пройдёт. Слово разведчика даю».
Глава 17. Беспутские заговенки
В головное подразделение бойскаутов нового дня пришло любопытное сообщение. Недалеко от города умирает, но никак не может умереть некая суперведьма всех времён и народов. Нужен высококвалифицированный специалист по эвтаназии, мобильной отправке на тот свет, притом с широкими как кругозором, так и арсеналом средств и убеждений. Информацию предоставил сам Серафим, главный инклюзивщик во всех таких мероприятиях. И в первую очередь он ознакомил с нею как раз своего самого лучшего специалиста по этому делу, а именно Светозара.
По сопутствующим, но пока непроверенным подробностям вырисовывалась немного леденящая душу картинка как именно происходит процесс умирания местной знаменитости, не просто ведьмы с потрясающими способностями, а ещё и дочери последнего настоящего волхва, много чего помнившего, знавшего и умевшего. Одно это заставляло отнестись со всем вниманием ко столь незаурядному спектаклю, разворачивающемуся в какой-то сотне вёрст от мегаполиса. Ладно, волхв, ладно его бестия дочечка, надумавшая присоединиться к папеньке в стране вечной охоты, так ещё и её бесчисленные последователи и ученики, соседи и коллеги по самому чтимому в народе ремеслу. Вот где должен был собраться смотр и всей нечистой силы страны! Вот где можно будет ангажировать любого специалиста, провести какую угодно мобилизацию начинающих татей и вурдалаков. Вот где наверняка обнаружится широчайший выбор кого угодно и под что угодно. Раздолье всем теневым и подпольным хед-хантерам.
Глия оперативно сформировала свою делегацию на по сути кадровую презентацию всех ведьм, ведьмаков и прочей коронной нечисти державы под прикрытием сакральных таинств погребения мятущейся демонической души, которую ещё только предстояло уговорить покинуть мир здравствующих клиентов. Сходка воров в законе всея страны ничто в сравнении. Так что предвкушать явно было что. Информация Серафима о фактической презентации боевых сил теневого подполья страны имела и вполне конкретные ориентировки для его собственного отдела кадров. Они звучали как сводки с театра предстоящих боевых действий:
1.Прибыли застенчивые девочки-скромницы, запросто валящие матёрых мужиков одним только взглядом. Разумеется - в сопровождении мамочек со свинцовыми глазками, неусыпно стерегущими термоядерную невинность своих девочек.
2. Также заявляются самодеятельные мастера и мастерицы первейшего народного промысла по нанесению с первого взгляда, а то и не глядя, каких угодно диагнозов и заключений по любым прижизненным вскрытиям.
3. Из казённого Дома скорби якобы поспешили привезти на сходку и некоторых особо неизлечимых психов-энтузиастов из параллельных буйных и относительно смирных галактик. Они прибыли в сопровождении не менее сдвинутых по вечно живой теме психиатров и санитаров. Отличить легко: первые - волшебники в белых, абсолютно неокровавленных халатах, вторые – их подручные в зелёных стираных пижамах и со смирительными рубашками в рюкзачках с красным крестом за спиной. Но без рогов. Экспедиционный вариант.
4. Подоспели волхвы новых призывов, с планшетами и ужасно прохаванные в любых тематиках, некоторые показались, как будто и вправду чего-то могут или даже знают.
5. А дальше приходилось только успевать вертеть головой: бабушки всех мастей и специализаций, от скромных целительниц пареной картошкой до заядлых заклинательниц и ворожей, от нашёптываний которых тестикулы у неверных мужей отваливаются прямо на ходу. От скромных специалисток по устранению отсутствия жениха (снятию «венца безбрачия») до ведуний, чётко отмеряющих количество предстоящих мужей, причём настолько мастеровитых, что их прогнозы чаще всего сбываются не просто с точностью до мужа, а практически до размера его достоинства. Сказала, что пятеро их будет, значит ровно пять их один за другим и промаршируют от загса до загса, а то и прямиком в могилу, чтоб уж не шастал нигде и мучался боле. Ни мужем больше, ни мужем меньше. И от бога, и от людей, и от чёрта, и от дьявола с дядькой Вельзевулом. Тютелька в тютельку.
6. Естественно, очень широко были представлены квалифицированные умельцы далеко не только по восстановлению девственной плевы, но и по снятию и установке сглаза, приворотов-отворотов, наговоров и заговоров, вплоть до самых древних языческих.
Распахивалось широчайшее поле для каких угодно вербовок, ангажирований и заключения всевозможных договорённостей в любом виде. Действительно лучше биржу труда из параллельного мира и не придумать.
В то непростое село из города в принципе можно было домчать и на современных кикбайках. Максимум с одной запасной батареей, либо подзарядом в придорожном кафе или мотеле. Вопрос в том, как потом возвращаться, а если и со снятыми, зафрахтованными новобранцами?! Да-а, это была бы тема, если все батареи разрядятся до предела в самом селе, а сбежавшаяся на праздник нечисть не успеет разбежаться. Подзарядить кикбайки с множеством опций и ДОПов в условиях глухой деревни на отшибе казалось явно нереально. Как ни прикидывали, но в любом случае на обратный путь никакого заряда точно не хватало. И нечисти было бы тогда чем полакомиться.
Поэтому мобильная группа захвата из отборных специалистов Серафима, более не мудрствуя, заказала целиком микроавтобус и поехала навстречу удивительным знакомствам и, соответственно, приключениям. С этого самого момента поёживаясь от возникшего всеобщего ощущения, что за всеми сразу кто-то принялся непрерывно следить и заранее при этом облизываться.
Места за окнами тянулись, как на Солярисе, чем дальше, тем всё придуманнее и насыщеннее, тем набегающая соляристика всё более излучала, а также источала не пойми чего, но всё-таки вполне шибающее по мозгам никогда тут не бывавших товарищей и господ. Впрочем, это лишь в начале те места как-то недвусмысленно тянулись, шибали, а то и откровенно глумились в оконный проём. Потом стали всё чаще уныло мелькать, пока совсем не примелькались и не принялись просто так проноситься, даже с равнодушием. Но так оказалось лишь ко въезду в деревню. А до этого – ни-ни!
Она, деревня та, пребывала в увале сразу за знаменитой в местных краях Беспутской поляной над огромным Сенгилеем. Это озеро такое, остаток древнего Сарматского моря. То пространство издавна славилось своими космическими закатами, полётами ухающих от счастья парапланеристов в дневные, а патлатых свиристящих ведьм – в ночные смены. Кроме того непосредственно над обрывом к Сарматскому морю здесь имелся огромный-преогромный деревянный, покрытый лаком крест. В центре поляны водружено крыло легкомоторного самолётика с оригинальной надписью «Небо забирает лучших». Оно считалось обелиском в память о разбившихся здесь парапланеристах, которым внезапные порывы западного ветра без предупреждения свёртывали их косые парашюты. Причём к тому кресту были прибиты ключи от автомашин погибших, на которых они и прибыли к месту своего последнего взлёта. Это казалось особенно трогательным. Поэтому сам крест, крутой обрыв за ним и вся предшествующая поляна на пятьдесят гектаров для разбега оказались местом невероятного паломничества. Стоял объект всеобщего культа и почитания на высоком холме, который снизу из деревни уважительно называли пиком Сталина и на всякий случай крестились в этом направлении. Поэтому, когда многочисленные туристы взбирались к тому кресту на холм, то за пламенеющим закатом, отражающимся на глади огромного озера внизу чудилась прямая дорога в сверкающую иную ипостась, в которую как раз и унеслись души погибших здесь смелых летунов, побросавших ради этого даже ключи от любимых некогда машин. Впрочем, возможно и заранее прибивших их гвоздиками к тому самому объекту народного поклонения. Прибили, расплевались с этим миром, и ушли подальше от него в пламенеющую сарматскую древность, как в будущее.
Она никак не могла жить и творить всякие свои деяния, допустим, из центра села, откуда-нибудь рядом с магазином, клубом или поселковым советом. Было бы как-то не комильфо, не солидно, по меньшей мере. Поэтому, уж естественно, бабушка-колдунья жила и трудилась сто лет, а теперь и умирала – исключительно здесь, на отчётливой окраине, у самого дремучего тёмного леса, где по ночам, кроме чертей, ухают только совы. По большому счёту в раскладе сил, удерживающих людей по жизни и уносящих их в пламенеющие закаты, расположение мест их жительства может быть и мало что меняет. Поскольку, где ни перетягивай канат жизни-смерти, это всегда кончается одним и тем же. Даже для самых могущественных колдуний. Тем не менее указанное действие слишком многое потеряло бы в своём колорите и особенно драйве, расположись оно у засиженного мухами поселкового совета, винно-водочной забегаловки или клуба с названием на драной афише давным-давно идущего здесь французского фильма «Ремонт».
В бригаде группы захвата из бойскаутов Серафима находился и Макс Ушаков со своим потёртым раритетным Betacam. Задача перед ним стояла неизменная, великая: «всё сущее увековечить, безличное – вочеловечить, несбывшееся – воплотить». Вовсе не для потаскухи истории, а для тщательного исследования отснятого материала – потом-потом, в
