Поддержание

производству тяжёлой воды, если твоя конечная цель - напоить людей — говорю я и начинаю сооружать рядом с Самантой пирамиду из коробочек, — некоторые простые принципы повсеместны именно в силу своей эффективности — говорю я, ритмично толкая подошвой палету, отмечая, как следом трясётся вся конструкция, пирамидка и... и грудь Саманты.
— Эффективность это скучно — бурчит девушка, кажется, не замечая избыточного внимания к её футболке. Оттолкнувшись от своей опоры, она задумчиво сдвигает пирамиду на самый край. Я послушно продолжаю стучать. Под действием вибрации нижние блоки выскальзывают и негромко обрушиваются на землю, увлекая за собой остальные, - эдакий миниатюрный обвал.

Тотчас из ниоткуда возникает крохотный робот. Все местные трудяги ничем не походили на гуманоидов, являя собой своеобразные слепки обтекаемых форм: красноватые лампы-сканеры, белая поверхность, упругая наружная мембрана, плотная и шелковистая на ощупь. Даже летающие дроны, наименее похожие на нечто звероподобное, состояли из этого хитрого материала, способного менять форму в соответствии с рабочими нуждами. И появившийся бот, едва доходивший мне до пояса, скорее был ближе к ним, нежели кроликам-курьерам.
— Вот! Вот, о чём я говорила! Мы снова в деле, детка! — радостно вопит Саманта, всем телом толкая меня на стопку коробочек, тем самым усиливая разрушительный эффект.
Небольшой бот напоминал видом подвижную треногу с отстоящим глазным отростком. На миг замерев, как если бы хотел высказать девушке пару ласковых, он спешно продолжает устранять нанесённый ущерб. В стремительном вальсе механизм перемещает коробочки на прежнее место, при этом каждая из четырёх вытянутых конечностей в любой момент могла выполнить роль манипулятора, мягко обволакивая и перетаскивая объекты любых форм. Понаблюдав за трудолюбием крохи, моя подруга несётся дальше, и очень скоро я присоединяюсь к ней, на бегу разрушая педантичные ряды упаковок и готового сырья. Мы запускаем в воздух целые охапки обёрток, валим на землю длинные легковесные баллоны и толкаемся ими, в надежде опрокинуть друг дружку на землю, иными словами - проносимся по залам, словно парочка одичалых варваров. Тут и там возникают сонмы этих существ, привлечённые бардаком и разорением. Поодиночке и группами малыши устраняют последствия человеческого вмешательства в их аккуратный быт. Здесь стоило воздать должное их трудолюбию, но вместо этого мы носимся, хохочем, пытаемся подражать столь выверенному и в каком-то смысле даже красивому танцу. От жары и беготни сбивается дыхание, Саманта обмахивает себя ладонью и широко зевает, явно продумывая следующую проделку, а мне на глаза попадается гроздь пищевых контейнеров.

Про эту штуку я знал только благодаря отцу. Как-то жарким августовским днём, я тогда был ещё очень мал, старик притащил подобное домой - небольшую сферу, целиком состоящую из маленьких плоских граней со скруглёнными углами. Для гражданского использования вещица не производилась, до прилавков не доходила, но со слов отца, его коллеги таки умудрились найти штучку и недолго думая поделили на всех. Звалась ерундовина Пищевым Блоком.

В тот вечер отец откинул заглушку и, как заправский фокусник высокомерно обвёл взглядом свою бедненькую аудиторию, прежде чем нажать на кнопку. Мы едва не ослепли. Рёв был такой, словно десяток принтеров не прекращая печатает бланки и тут же выбрасывает в безжалостные пасти измельчителей для бумаги. Середина нашей скромной гостиной попросту утонула под растущей горой фольгированных кубиков. Чертыхаясь, отец за шкирку оттащил меня из-под завала, и мы наперегонки ринулись открывать окна, отчаянно высовываясь наружу в поисках глотка кислорода. Как мы ни проветривали, комната насквозь пропахла запахом пережжённых орехов.
Это только считается, что кулинария - какое-то тончайшее искусство, способное интриговать, волновать и приносить истинное наслаждение от процесса питания - на самом деле биохимия процесса была проста, примитивна и действенна. Каждый фольгированный кубик был наполнен едой, и не каким-нибудь джанк-фудом или питательной пастой, нет. Тщательно выверенный состав из всего так сильно нравящегося нашим вкусовым сосочкам создавал идеально сбалансированную еду в кубической форме. Похрустывающая оболочка скрывала нежнейшую мякоть, в которую так приятно вгрызаться зубами, а внутри - жидкость, утоляющая жажду не хуже прохладной запотевшей бутылочки минеральной воды, купленной в жаркий день. Это было чертовски вкусно. Мы питались этими штуками неделю, не меньше, и только под строжайшим взглядом отца я дал обещание не тащить их в школу и не делиться с друзьями. Вопреки байкам о пресыщении, чудо-пища не успела надоесть никому из нас. Скажу иначе: во всём доме царило траурное разочарование, когда последний кубик был уничтожен и мы осознали потребность снова стоять у плиты.

Так вот - сейчас я смотрел на Целый Пищевой Блок. Продолговатая конструкция с углублениями из вспененной резины лежала прямо передо мной, демонстрируя не меньше дюжины таких вот сфер, плотно засевших в гнёздах. Не думая ни секунды, я хватаю его в одну руку, Саманту в другую, и мы снова бежим. Девушка ещё не знает о нашей находке, но уже радостно хохочет на бегу, незамутнённо радуясь внезапности порыва. Вандализм остался в прошлом.

Тёмные помещения мелькают мимо нас, сменяя друг друга, глубокие и таинственные. Свет синих ламп не столько освещал, сколько проявлял очертания и придавал помещениям загадочную атмосферу, скрадывая истинные размеры окружения. Наши кеды перестали скрипеть по натёртым полам, лишь достигнув крохотной проходной комнатки где-то в глубине промышленного отсека. Помещение здорово походило на офисное, хотя я не знаю, зачем роботам личный кабинет. В остальном здесь не было ровным счётом ничего, кроме широкого смотрового окна, выходящего на цех. Снизу под стеклом, на всю длину раскинулась панель консоли, диагонально вздёрнутая вверх. Матовая поверхность продолжала спать беспробудным сном, издавая редкие тональные сигналы прямо над нашими головами. Запыхавшись, мы сидели на полу, синий свет пробивался через окно в это странное, но очень уединённое помещение. Разгорячённые плечи прижимаются друг к другу. В этом свете Саманта казалась совершенно, невыносимо прекрасной. Смешно. Бег прекратился, но сердце с каждой секундой колотилось только громче. Есть нечто волшебное, нечто бесчестное и возбуждающее в возможности слышать тяжёлое дыхание столь привлекательно девушки так близко. Выдохи щекочут мне шею. Я поворачиваю голову навстречу и пытаюсь поймать их, уловить ртом само дыхание, украсть и заменить собственным, пробираясь сквозь головокружение и волнующую пустоту, возникшую под желудком. Нет - Вот Он! Вот в Этом моменте я хочу застыть, затеряться и забыть кем я был до него. Саманта обхватывает мою шею и обнимает так крепко, что у меня при всём желании не получилось бы разорвать поцелуй. А желание было прямо противоположным. Я обнимаю её в ответ. От неё ощутимо пышет жаром, но предплечья оказываются неожиданно холодными, уязвимыми, требующими внимания. Наши взгляды встречаются, глаза смешно перекашиваются, я подаюсь вперёд...

Короткий протяжный вой аппаратуры каскадом проносится через приборы, подсвечивая лампочки индикаторов. Неожиданные световые вспышки отбрасывают нас друг от друга, словно стыдливых детей. Пространство снаружи вторгается в нашу уютную комнату волной вспыхивающих сигнальных меток, обнаруживающихся вообще на всех стенах. Мертвенно-синий свет усиливается. С лёгким шелестом дверной проём загораживается барьером - прозрачная дверь опускается и всасывает воздух - протягивает его со звуком, от которого закладывает уши, словно в самолёте. Внимание скачет по стенам в ритме пульса - гул нарастает, воздух густеет, а потолок подражает звёздному небу, расцветая россыпью синих точек. Подскакивая, мы бросаемся к входу, упираясь в ещё одно стекло.
— Эй! Это не смешно! — слепо вращая головой, восклицает Саманта, пока я шарю руками вокруг в поисках какой-нибудь рабочей панели, рычага, рукояти, кнопки, хоть чего-нибудь, — Пожалуйста, выпустите нас!
Новая волна звука и световых вспышек прокатывается через комплекс. Так ревут киты - тоскливо, призывно, горестно. Так, в фантастических фильмах звучит протяжный звук горна, заполняя долины мучительно-протяжным стоном. Грозди символов окутывают стены, на этот раз застывая, не достигнув комнаты. У нас открывается вид на десятки, нет, сотни треногих ботов, столпившихся за стеклом, нацеливших красные точки сканеров в нашу сторону.
— Ладно-ладно! Пошутили и хватит! Мы были неправы! Выпустите нас, пожалуйста! — кричит Саманта срывающимся голосом.
Я присоединяюсь к блужданиям подруги, уставившись на синие огоньки просто чтобы не смотреть в окно. Мне хочется звучать уверенно, но предательский голос выдаёт внутреннее смятение и звучит откровенно жалко:
— Мы... Мы ничего такого не сделали! В-ваша вещь - это была всего лишь шутка! Никто ведь не пострадал, верно? Позвольте нам уйти, и мы никогда-никогда не вернёмся!

Саманта бьёт ладонями по консоли, надеясь разбудить сенсорную панель, а я как дурак продолжаю общаться с незримым наблюдателем, запрокидывая голову. Идиотская картина. Как если бы я обратился одним из тех кликуш, всюду ищущих духовного опыта и обретающего его следы в синтетических наркотиках. Подошвы проскальзывают на чём-то мокром. Постепенно комнату заполняет густой молочно-синий состав с хорошо узнаваемым горьким запахом.

— Отбеливатель?! — взревела Саманта, — Этот ублюдок решил утопить нас В Отбеливателе?!

Уровень стремительно поднимался. Я начал метаться по комнате, с трудом сохраняя равновесие. Старенькие кеды прокатывались вперёд, оставляя секундный шлейф на густой поверхности. Пищевой Блок всё ещё в моих руках, я ударяю им о прозрачную поверхность дверного проёма, но разумный дизайн делал мою ношу слишком мягкой, способной перегибаться и сворачиваться вдоль сегментов по мере необходимости. Звучит как готовый рекламный слоган. Опираясь ладонью о стену, я пинаю дверь в диком остервенении, сопровождая каждый удар отборными ругательствами. Крохотная пластинка, прозрачная на прозрачном, отскакивает от двери и валится в жижу. Уцепившись за углубление, я тяну, ощущая лёгкое движение.

— Эй! Да брось ты хренову консоль! Помоги мне!

Вдвоём мы повисаем на двери. Ногти прирастают к углублению, вскоре начиная неметь, будто вот-вот оторвутся, - и пусть - мы продолжаем тянуть, стараясь расшатать гладкую створку. Показывается крохотная щёлочка, давление на дверь усиливается, Саманта отчаянно визжит от страха и напряжения. Помещение наконец разгерметизировалось. Прозрачный барьер отскакивает под нашим нажимом, с грохотом отлетая в стену. Саманта хватает меня за руку, мокрая от пота ладонь проскальзывает, фиксируясь на запястье, сгребая кисть с растопыренными пальцами, словно маленький нелепый букет, но это не важно. Ничто не важно. Мы несёмся вперёд не разбирая дороги, поскальзываясь, оставляя на полу следы, серые под синим светом, перепрыгиваем через